Эксперт Эксперт - Эксперт № 09 (2014) Страница 22

— Можно сказать, что «силовой», прокурорский состав вашей рабочей группы и обеспечивает эффективность всей работы?

— Президент Владимир Путин в свое время отметил: Павел Алексеевич, вас боятся региональные власти. Я бы так сказал: у нас сила достаточно мягкая, но справедливая, потому что никто не будет оспаривать, что мы действуем в лучших интересах ребенка.

Но моя группа — далеко не весь секрет успеха. Нужно было опереться на кого-то в субъектах федерации. Пришлось всех губернаторов убеждать в необходимости создания института «детского» уполномоченного.

— Сегодня можно сказать, что институт уполномоченного по правам ребенка охватывает всю Россию, все регионы?

— Сейчас — да. Мы пошли дальше. Во-первых, в каждом федеральном округе функционирует Координационный совет уполномоченных по правам ребенка. Во-вторых, в ряде регионов создаются институты общественных помощников, уполномоченных в каждом муниципальном образовании.

Сеть разрастается и покрывает всю страну. Дальше по этой сети мы запускаем либо программу, либо идею, либо какую-то новацию. Например, Светлана Медведева и ее фонд выступили с инициативой «Горячее сердце»: отмечаем и награждаем юных героев — детей, совершивших подвиги. Кто-то спас утопающего или вынес из пожара человека, кто-то преодолел свои недуги или добился феноменальных результатов в спорте или искусстве. Где сейчас можно быстро найти информацию о таких детях? Наши уполномоченные в течение двух недель нашли сотни таких маленьких героев. Об этих ребятах должна знать страна, они должны стать примером всем нам и прежде всего подрастающему поколению.

— Отдельную роль в системе вашей работы играют губернаторы, а точнее, личная ответственность глав регионов за ситуацию с сиротами.

— Раньше было около 300 критериев оценки эффективности исполнительной власти регионов, среди них и положение детей-сирот. Сейчас осталось 12–13. Под сокращение подпал и «детский» пункт. Нам стоило больших усилий, чтобы его вернуть. И личная ответственность региональной власти сыграла решающую роль в решении «сиротского» вопроса.

Есть регионы, где до сих пор сохраняется непростая ситуация: в Амурской, Тверской областях, Забайкальском крае. На Кавказе все прекрасно — там сироты практически все устраиваются в семьи. Тюмень, Ханты-Мансийск — замечательно работа идет. Томск неплохо. Кемерово вообще демонстрирует огромные достижения. Губернатор Аман Тулеев принял решение: Россия без сирот, Кузбасс без сирот, в семьи устраиваем, платим хорошие деньги, поддерживаем, учим, сопровождаем. Если проанализировать их динамику за несколько лет, то мы увидим, что они закрывают муниципальные детские дома за счет того, что устраивают детей в семьи в этом же поселке, в этом же муниципалитете.

Ювенальная юстиция не пройдет

— Из массы позитивной статистики нужно выделить не слишком обнадеживающую. У нас по-прежнему сохраняются высокие показатели появления новых сирот. При этом 83,8 процента из них — это дети при живых родителях.

— А все сто процентов этих детей — при живых родственниках. Да, это правда. Вот мы же забываем, что у нас не война, не какая-то катастрофа, когда круглые сироты появились. Ничего подобного. У всех детей есть родственники. И это проблема общества. Это не государственный вопрос, подчеркиваю. Ребенка, например, изъяли из семьи. Мама запила, стала наркоманкой, а того хуже, если она погибла. Но есть бабушки, дедушки, дяди, тети. Органы опеки должны от каждого получить решение: заберут ребенка к себе в семью либо отдадут в детское учреждение. И подчас страшно читать сиротское личное дело, в котором родственники пишут: не могу взять ребенка, потому что у меня стесненные жилищные условия и так далее. То есть ты понимаешь, что люди не берут на себя ответственность за родного человека, не знаю, в силу черствости, в силу еще чего-то...

— То есть, с одной стороны, становится все больше людей, которые хотят усыновлять сирот, а с другой — увеличивается количество отказов от своих маленьких родственников?

— Нет-нет, их больше не становится. Это растет процент, а количество людей, у которых детей изымают, уменьшается каждый год. Скажем, в 2006–2007 годах пар, лишенных родительских прав, было больше 100 тысяч. Уже в 2009 году их было 72 тысячи, по-моему. В 2010-м уже 63, потом 50 тысяч. То есть общее число снижается.

— Можно сказать, что это положительная оценка работы органов опеки?

— Был период, когда лишали и лишали родительских прав. Мы эту работу скорректировали. Надо бороться за семью до конца, иначе мы не остановим этого социального сиротства, понимаете? Надо заниматься серьезной социальной работой. Опять-таки есть позитивные примеры: Тюмень, Краснодар, Курск, Белгород. Регионы, которые очень давно стали практиковать программы восстановления асоциальной семьи или семьи, попавшей в сложную жизненную ситуацию, или в опасное социальное положение.

В Тюмени в 2004 году была создана система, которая показывает уникальные результаты. Берут неблагополучную семью, в ситуации на грани, когда уже необходимо изымать ребенка и потом лишать родительских прав. Приходит бригада социальной помощи — медики, социальные работники, психологи — и говорят: вы попали в губернаторскую программу. У вас есть шанс. Мы вас вылечим бесплатно от алкоголизма или наркомании, затем дадим, если вы в сельской местности, двух коров, там, пять коз, сто кур. Если вы из города — трудоустроим или, если хотите, малый бизнес поможем открыть, пекарню или кафе. И ребенка в семье оставим.

Программа работает реально. Когда в 2010 году я увидел эту систему, у них была эффективность 83 процента. На 2013 год — уже 91 процент. То есть из 100 семей 91 удается реабилитировать.

Сейчас идет разговор о так называемом социальном патронате. Ведь это же идея очень правильная, благая. Ее немножко извратили при принятии закона. Когда в первом чтении принимали, все испугались, что сейчас социальный патронат обратится в ту самую ювенальную юстицию, когда придут, скажут: всё, вы — асоциальная семья, мы вас ставим на контроль и, чуть что, ребенка заберем. Да не в этом идея социального патроната. Идея социального патроната в том, чтобы помочь при добровольном желании.

— Речь идет о законе «Об основах социального обслуживания населения в РФ», который был принят в декабре прошлого года. Действительно, некоторые эксперты считают этот документ первым кирпичиком в выстраивании ювенальной системы в России по европейскому образцу. Критикуют расплывчатые формулировки закона, которые в теории могут привести к незаконным действиям соцслужб, к тому, что детей будут забирать из вполне успешных семей. Как вы относитесь к этому закону и к его критике?

— Я написал отрицательное заключение на первый вариант этого закона. Он действительно был очень нечеткий. Не было понятно, что за критерий оценки: благополучная или неблагополучная семья, надлежащее или ненадлежащее воспитание? Мне кажется, основные спорные вопросы убрали, но, понятно, недовольство родительской общественности все еще остается. Я как юрист понимаю, что формулировки должны быть четкие, а критерии оценки ясные и понятные. Чтобы не было субъективного усмотрения чиновника опеки, который приходит, и вот ему кажется, что это ненадлежащее воспитание. Ребенку дают, не знаю, не каждый день индейку, а через день. Или курицу. И не пять раз в день кормят, а три раза в день. Это возможность субъективного усмотрения. Ее не должно быть.

— И все-таки, считаете ли вы необходимым принять в России частично либо полностью положения ювенальной системы?

— У меня полный шкаф материалов по ювенальной юстиции, которые с 90-х годов сюда загружались с Запада. Если посмотреть — все западные авторы. Меня этим загружали капитально, поскольку считали, что я такой буду, очень либеральный. Теперь мы нажили себе врагов. Одно могу сказать точно: пока я нахожусь на своей должности, ювенальная юстиция в России не пройдет!

Я думаю, что сегодня в обществе сложилась такая ситуация, что не пройдет ни один, даже мало-мальски пахнущий ювенальной юстицией законопроект. У нас очень сильная родительская общественность, очень сильные общественные движения. И я пошел на то, что создал помимо общественного экспертного совета еще один — по защите семьи и традиционных семейных ценностей, куда, кстати, входят лидеры Всероссийской родительской ассоциации. Очень непросто с ними диалог выстраивать, но надо выстраивать, надо их слушать, надо их слышать, потому что они правильные вещи говорят. Они люди на земле, они представляют как раз самую большую часть нашего населения — наши семьи. Они и есть главный залог того, что ювенальная юстиция западного образца не проскочит.