Газета День Литературы - Газета День Литературы # 131 (2007 7) Страница 23

***

Супруга брата обняла меня в дорогу у вагона. Малость помедлив, обнялись и с братом.

Я влез на полку, лёг и стал одним из тех, которые лежат на верхних полках и которых видят, кося сумасшедшим взглядом, проходящие в вагоне.

Михаил Крупин РУССКИЕ БЛИКИ или ЖАНР, КОТОРОГО ЖДАЛИ

Сергей Дмитриев. "По русским далям и просторам". Альбом фотостихотворений, изд. "Белый город". Москва, 2006.

– I – Пролистываю, а верней – легко вдыхаю "Альбом фотостихотворений (!) "По русским далям и просторам" Сергея Дмитриева, и ловлю себя на том, что невольно, совершенно естественно уже готов констатировать рождение нового жанра. Констатировать причём, как угодно – аллегорически, критически, наукообразно… Всё тут состыковывается – и в теории, и на практике. Ибо всё очевидно, зримо, ясно в этом "Альбоме фотостихотворений", а значит, и в новорождённом жанре.

Но только решил "пойти, так сказать, с самого начала", адресуя собрату-филологу свои веские формулировки и обоснования, и приступил к неспешному прочтению-просмотру Альбома, как вдруг обнаружил, что у этого новейшего жанра уже есть свой глубокий аналитик. Это сам Сергей Дмитриев. (Такое положение вещей характерно именно для русской культуры. Когда соловей споёт самозабвенно песню… и сразу задумывается – а что же это было?)

И мне теперь не удержаться, чтобы не впасть в цитирование, вместо того чтобы думать самому. Удержаться невозможно, потому что теория С.Дмитриева поэтически ясна и легка, и поэтому я полностью ее разделяю. "Продолжая писать стихи и увлекаясь одновременно фотографией, я вскоре почувствовал неразрывную связь между двумя этими Музами. Только поэзии и фотографии в силу их особой природы дано запечатлевать момент истины, тот самый миг очарования и познания, который подарен человеку Богом. … У них одна и та же задача – минимальными средствами, часто одним снимком или одной строкой, отразить суть реальности и выразить в "отпечатках бытия" красоту, сложность и глубину мира.

Такую аналогию можно продолжить и ещё дальше: если архитектура – застывшая музыка, то фотография и поэзия – это застывшее время, настроение… Фотографию вообще можно назвать застывшей поэзией". Добавлю от себя, что если существует песенная поэзия – то есть поэзия, положенная на ритмическую и частотную основу (иначе говоря, на музыку), то почему бы не существовать фото-поэзии, когда стихи оснащены виртуозным видео-изображением?

Но ведь, вдыхая Альбом Сергея Дмитриева, поверьте, меньше всего хочется теоретизировать. Такая сыновняя любовь дышит из его "Русских далей и просторов", и из снимков, и из стихов, что вопрос о том, нужны ли стихи фотографиям, а фотографии стихам, отпадает сам собой. Когда любишь свою землю, ее солнечные, облачные, чистые, морозные, святые города и веси, не бывает никакой избыточности, и невозможна "умеренность", и все кадры и строфы лишь дополняют друг друга.

Листая "Альбом", так и верится – будь фототехника так же развита на заре ХХ века, как сегодня, – "соглядатай странный" Сергей Есенин блуждал бы по "дорогим просторам и лесам" не иначе как с хорошим "Кодаком" за плечами. А цилиндр бы сразу выбросил – ведь фотоаппарат куда более функционален, а при этом тоже – атрибут "столичности".

Как невозможно рассказать песню, так же невозможно в литературной статье ознакомить читателя с "Альбомом фотостихотворений", его надо видеть самому.

Приведу прекрасное стихотворение Сергея Дмитриева "Русская природа", которое, на мой взгляд, задаёт тональность всей книги.

Природа, русская природа,

Как ты просторна и вольна.

Быть колыбелью русского народа

Ты волшебством наделена.

Без твоего надежного покоя

Не выдержал бы русский человек

Того безжалостного боя,

Что он ведёт который век.

И удаль русская, и вера,

И благодатный русский кров

Давно бы вылились в химеры

Без русских весей и лесов.

Природа, русская природа,

Неоценим твой щедрый дар

Родному русскому народу –

Певцу твоих волшебных чар.

Дальнейший текст настоящей статьи представляет собой размышления о стихах С.Дмитриева, записанные прежде, чем я ознакомился с "Альбомом". Кстати, почти все упомянутые здесь стихотворения и строфы вошли в книгу фото-стихотворений. Пожалуйста, не подумайте, что они приводятся здесь автором из вредности характера – ведь читать эти стихи, знать о сопутствующем им блистательном визуальном ряде и не видеть… немного досадно. Впрочем, всякий русский человек впитал эти поэтические картины с молоком матери и каждый в силу памяти воображения добавит их к прочтённым строфам.

Скажут, может быть, так зачем же фотографии, если воображение у россиян и так работает? Эх, так, да не так. Бережно храня в памяти любимые пейзажи, неужели мы откажемся от новых, вечно неожиданных, невероятно прекрасных картин, которыми столь богата наша огромная земля, наша Россия?

– II – Ягода? – Малина. Поэт? – Пушкин. Ученый? – Эйнштейн. Усложним этот простенький психологический тест.

Народный поэт?..

Здесь наш человек задумается. Потом, видимо, выдавит: Есенин, Некрасов… Едва ли в голову придёт даже былой эстрадник Евтушенко. Задумается даже: поминать ли Пушкина в этом ряду. О Никитине, Рубцове вспомнят лишь "избранные".

Но в первую очередь задумаются даже не о персоналиях… Настолько нелепо для современного уха прозвучит само это – "народный поэт". Да возможен ли сам этот феномен сегодня? Сам феномен поэзии не вымыт ли уже из спектра массового (корпоративное сегодня – суть замена коллективному) сознания настолько, что сакральный ярлычок "народности" к нему уже ни в каких видах не прилепим.

Что ж поделать? Если эпицентр сознания каждого и всех сегодня с невообразимой лёгкостью свершает путь – как на салазках под горку – от духовного к съедобному, от эстетики к конкретике. Но есть тут и вина… самих поэтов.

И именно в том она, что весь двадцатый век шёл процесс вымывания народности (читай, доступности, ясности) из поэтических строф. Словно похваляясь друг перед другом, гении и слабенькие, те – которым явно было что миру сказать, и те – которым на поверку, в общем-то, и нечего, шли по пути капризного, причудливого усложнения (под видом "остранения") своих поэтических текстов , "раскачивали" свои интеллектуально-метафорические мускулы "до безобразия", до каких-то туманных, трудно- различимых глыб, до бронированных стен, сцеплённых особым сплавом аллюзий и смыслов, сквозь которые бочком проникнуть внутрь мог только "свой", посвящённый.

Немудрено, что даже терпеливый наш народ в конце концов отвернулся от такой поэзии, и предпочёл телевизор. Пускай вздорный, но, в самой вздорности своей, ясный да спокойный, тёплый телек.

Где же нынешние-то Никитины, Некрасовы, Есенины, Рубцовы?

Разве сегодня возможно, чтобы поэт не побоялся выразить чувство и мысль искренне и просто, в том первозданном виде, в коем и пришли они к нему? (А это и есть первый признак истинной народности, всеохватности, "массовости" – считаю, что из этого слова пугало сделано намеренно.)

Оказывается, найти можно. Ведь:

Если где-то смолкает стих,

Значит, где-то рождается новый.

Не дано, чтобы голос Слова

На минуту хотя бы затих.

Это отнюдь не праздная цитата – родом из детства "золотого века", хоть и принадлежит русскому поэту Дмитриеву. Только не Ивану Дмитриеву, известному лирику, сатирику и баснописцу, ушедшему в один год с Пушкиным (хоть и родившемуся на сорок лет раньше), а Дмитриеву Сергею, нашему современнику. (Книга стихов "О жизни, смерти и любви…", 2005).

Предельная сказовость, почти разговорность, открытость стихов Сергея Дмитриева столь непривычна, что сперва даже мешает чтению. Серьёзная подверженность поэта семантическому ряду Золотого века ("тоска", "блаженство", "путь", "забвение", "раздумья", "страсть", "муки", "цепи", "восторг"… без тени столь привычной нам сегодня "развесистой" иронии!) словно относит нас в "начало всех начал", заново роднит с родной традицией. А откровенная, весёлая ясность и разговорность стиха всё-таки не оставляет сомнений: перед нами поэт современный.