Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6321 ( № 17 2011) Страница 24

Что касается высшего российского класса, то, собственно, здесь и возникает вся проблема. Из кого он состоял, в каких отношениях он был с этим самым народом и почему в результате произошло то, что произошло? По большому счёту, если не брать времена, о которых мы мало знаем, что мы знаем о российском правящем классе?

А о современной элите в России ещё рано судить, она ещё только складывается, слишком мало времени прошло. И я думаю, что она будет складываться по классическому образцу, как буржуазная.

Во-первых, он был создан волей верховной власти. Это очень важный тезис. Наследственная аристократия у нас не уцелела. Когда умер последний боярин, я не помню, это было уже в послепетровские времена. Были какие-то остатки, малые ветви, но они своё дворянство получили уже из иных источников, а именно непосредственно из рук государя. Это очень важная деталь. В Европе такого не было.

Второе. Этот правящий класс с самого начала отличался некими особыми свойствами. Он был не просто сформирован извне, он был носителем специфических навыков. Когда мы говорим о «птенцах гнезда Петрова», мы прежде всего имеем в виду людей, которые выучились всему, в том числе (и это очень важно!) искусству управления, у иностранных специалистов. Сам этот факт крайне важен, но почему-то на него обращают мало внимания.

Откуда, собственно, правящий класс России импортировал управленческие навыки и что это были за навыки? Если влезать в эту историю, то выясняется, что здесь царит некая каша. Например, огромная роль немецких специалистов по управлению, действительно огромная, – это в целом наблюдаемый факт, который почему-то никто не интерпретирует вот с какой точки зрения. Какие навыки эти люди принесли? Я сразу выдвину тезис, он будет достаточно жёстким: это были навыки колониального управления.

Конечно, Россию нельзя назвать колонией, но можно сказать, что она управлялась колониальными методами. Так что для того, чтобы понять специфику российского управления, нужно изучать не страны Восточной или Западной Европы, а колонии западных стран, методы управления, принятые в Индонезии, в Африке… Разумеется, здесь речь шла о более раннем этапе, потому что такой отточенности колониальных методов, которую продемонстрировали англичане в Индии, в России не наблюдалось, с другой стороны, сравнивать нужно именно с этим. Брать британскую Индию и смотреть, как немытыми туземцами управляли люди в пробковых шлемах и, кстати, что происходило потом с людьми в пробковых шлемах.

Откуда, собственно, правящий класс России импортировал управленческие навыки и что это были за навыки?.. Это были навыки колониального управления.

Это изменение точки зрения было бы по крайней мере очень полезным упражнением. Что мы увидим, если мы это упражнение проведём? Первое: ни о каком едином народе, единой нации здесь не может идти речи. Колониальная элита всегда принципиально отличается от туземцев. В том числе она всегда говорит на ином языке, что мы в России видели (знаменитая франкофония дворянства), иначе одевается, имеет совершенно иные жизненные ценности, обычаи и привычки, которые никак не совпадают с управляемым народом.

С другой стороны, сами методы управления народом отличаются примерно следующим: управляемость всегда ставится выше эффективности (это первый принцип колониального управления, и в России он проводился весьма жёстко). Если существуют какие-то формы самоорганизации туземцев, их нужно давить и заменять какими-то внешними, навязываемыми формами организации.

В качестве красивого, но малоизвестного примера я приведу историю так называемой русской деревни. Здесь я сошлюсь на Светлану Лурье, чьи труды я очень внимательно читал. Она пишет о том, что русская деревня – большая русская деревня – это явление искусственное. Русские жили хуторами. В деревни их начали сводить по приказанию начальства. Более того, русская община, как сейчас уже можно констатировать, является государственным образованием, навязанным извне. И по сути это был фискально-карательный механизм.

В чём состоял смысл русской общины? Нужно было собирать с туземцев дань, и, чтобы собирать её эффективно, нужно было туземцев каким-то образом придавливать. Способ нашли простой, классический, каким пользуются абсолютно все колониальные администрации: вместо того чтобы приставать к одному человеку, назначать ответственного и наказывать всех. Условно говоря, вот есть та самая деревня, с неё собирают дань, как собирают деньги, неважно, они должны сами как-то это определить, но если денег недостаточно, наказывают всю общину. Этот принцип применяется везде, в любых колониях и, можно сказать, прописан методически. Община же создаёт тот механизм, который позволяет сдирать деньги со всех и наказывать тех, кто уклоняется от выплат или от каких-то работ.

Кстати говоря, стоит заметить, что все формы коллективности, с которыми знакомы русские, всегда: а) навязанные извне, «сверху»; б) репрессивные. Русский знает, что, если его загоняют в какой-то коллектив, это означает способ его придавить, другого смысла коллективность не имеет. Все позитивные формы коллективности систематически истреблялись с петровских времён и по сегодняшний день. Так, и только так. Более того, истреблялись даже те формы коллективности, которые были для государства вроде бы полезными.

Александр ГОРЯНИН:

– Я не могу промолчать, слушая о колониальной гипотезе… Я воспринимаю её как остроумный памфлет. Но не могу её рассматривать и обсуждать как нечто, имеющее отношение к исторической реальности.

Константин КРЫЛОВ:

– Ну что ж. Как известно, все новые идеи проходят три стадии. Первая стадия: «Какая чушь!» Кстати, это не только моя идея, сейчас есть определённый круг людей, думающих именно так. Даже ещё жёстче. Они считают, что метрополия существует.

Я же утверждаю иное: методы управления являются по происхождению европейскими колониальными. При этом метрополии может и не быть. А метрополия, как считает известный американский исследователь Суни, – это привилегированное сословие. Метрополия – это необязательно другая страна, это вполне может быть определённый социальный слой. Если смотреть, где чисто территориально находится наша элита, то можно вполне чётко видеть, что есть удельные метропольные островки. Кстати: Рублёвка является выделенной территорией, на манер английских городов прошлого, в которые туземцам нельзя было заходить…

Продолжим же о колониальных практиках. Русская аристократия некоторым образом вживалась в почву, начинала интересоваться народом, но интересоваться именно по колонизаторской модели. Это породило интересные культурные явления, в том числе русскую литературу. Кстати, первое произведение, которое можно отнести к этой категории, – это пушкинский «Евгений Онегин». Роман, по сути, описывал столкновение совсем вестернизированного человека и семьи, что довольно глубоко находится в народном быту. И то непонимание, которое при этом возникает.

О народе. Народ, как и в любой другой колониальной стране, полностью лишён управляющей верхушки. Правда, русским не повезло особенно. Например, в Индии сохранились остатки потомственной аристократии, брахманы и кшатрии. В России всё это дело вымели напрочь. Народ, извне так тщательно лишённый руководства, просто не мог жить – он даже не знал, как. Например, способность наладить какое-нибудь самоуправление у русских оказалась крайне низкой. Поэтому с русскими можно делать, что угодно: достаточно просто убрать одну верхушку и поставить на её место другую. Без верхушки люди просто не смогут друг к другу приткнуться, не смогут никак организоваться, поскольку все эти навыки находятся на нуле. Для того чтобы организовывать, нужны люди, нужны лидеры, причём не просто лидеры, а лидеры, обученные хотя бы каким-то методам управления. У нас же способ управления людьми, сама способность управлять всегда были монополией верха. У нас этим умением обладают считаные единицы. Более того, те единицы, которые этим обладают, чувствуют себя очень далёкими от народа, поскольку колониальная схема, собственно, сохраняется.

Далее, по поводу нациогенеза. Разумеется, при таких условиях о какой единой нации может идти речь? Нациогенез во всех странах проходил по одной модели: народ усваивает себе права высшего класса. Условно говоря, нация – это всеобщая аристократия, все становятся джентльменами или самураями. Кстати говоря, последнее буквально – именно так японцы превратились в нацию. Всем дали права самураев, и сейчас всякий японец формально самурай. Конечно, с такой откровенностью это происходило не везде, случались и большие сложности с аристократией, но тем не менее: права аристократии присваивает себе народ.

Народ хочет жить, как господа, и именно в тот момент, когда народ это осуществляет, и происходит нациогенез. Но для этого аристократия должна быть всё-таки своей, она должна быть носителем тех моделей поведения, культуры, которые народ действительно может усвоить. В России с этим была большая проблема: аристократия была очень далёкой и чужой. Причём она всегда была такой, а методы управления, которые она применяла, всегда воспринимались народом как антинародные. Отсюда, естественно, желание сбросить с себя всех мироедов и зажить без начальства вообще.