Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №12 (2004) Страница 24

Можно в этой связи вспомнить труднейшую для Сталина и трагическую для значительного числа русских крестьян коллективизацию, начатую гораздо позже. Неужели он не учел печального опыта насаждения совхозов в Польше?

По-видимому, учел, а потому и не форсировал поначалу переход к коллективной собственности на селе. Но долго так продолжаться не могло. Ускоренная индустриализация в промышленности потребовала притока населения в города и промрайоны. Требовались скорейшее оснащение крестьян техникой, внедрение новых технологий, агрокультура, повышение урожайности, резкое увеличение размеров хозяйств (лишь крупные приносили доход и еще до революции могли кормить города). Только ускоренная коллективизация могла спасти горожан и рабочих от голода и, как возможного его следствия, новой гражданской войны — конфликта города и деревни. В принципе, так называемые кулацкие хозяйства могли бы решить проблему снабжения. Однако это означало бы полную зависимость советской власти от данного социального слоя, который находился к ней в оппозиции. Сталину не оставалось выбора. Его решение всеми средствами осуществлять коллективизацию в кратчайшие сроки было вынужденным.

А в Польше война с Россией окончательно укрепила диктатуру Пил­судского. Он пользовался экономической и моральной поддержкой круп­нейших западных держав, ибо его стране было определено место “буфера”, лимитрофа, но уже со стороны буржуазных демократий, напуганных разма­хом и успехами коммунистического движения и победами Советской России.

Польский диктатор

Период между 1920-м и 1940-м годами в Европе можно назвать тор­жеством диктаторских режимов. Это было нечто похожее на цепную ядерную реакцию. Осенью 1922 года к власти в Италии пришел фашист Бенито Муссо­лини. На следующий год произошли военный путч в Болгарии и фашистский (во главе с Гитлером) в Германии. Первый был успешным, а второй прова­лился, хотя это не помешало Гитлеру прийти через 10 лет к власти демо­кратическим путем и установить диктаторский режим. Генерал Примо ди Ривера взял власть в Испании, а после победы в стране демократических сил в 1930 году через девять лет стал диктатором генерал Франко. В 1925 году был наделен чрезвычайными полномочиями президент Албании Ахмед Зогу. В мае 1926 года совершили военный переворот: в Польше Юзеф Пилсудский и в Португалии генерал Антониу Оскар ди Фрагозу Кармона. В конце того же года в Литве была установлена диктатура националистов во главе с Антанасом Сметоной. В марте 1933 года в Австрии победили фашисты во главе с Энгельбертом Дольфусом. Через год в Эстонии фактическим диктатором стал Константин Пяст, а в Латвии — Карлис Ульманис. Затем настал черед генерала Иоаниса Метаксаса в Греции, а также короля Кароля II в Румынии. В СССР во второй половине 1930-х годов установилось по существу едино­личное правление Сталина.

Нет оснований считать такое явление случайным. Мы не станем его анализировать подробно. Отметим только, что оно началось после Первой мировой войны и череды революций в Европе, а самое главное — после установления Советского Союза и развернувшегося коммунистического дви­жения во многих странах. Этот процесс одинаково сильно пугал как монар­хии, так и буржуазные демократии. Противостоять солидарности рабочих и популярности коммунистических идей в то время трудно было методами информационного давления, манипуляцией массовым сознанием. Тогда еще не было столь мощных и разнообразных электронных средств коммуникаций, как во вторую половину XX века.

Можно сказать: но ведь и в СССР сформировалась диктатура — диктатура пролетариата, то есть значительной части населения, в отличие от диктатуры буржуазии. Реально это выражалось в господстве одной партии, а также возглавляющего ее вождя, партийного лидера, ставшего наиболее автори­тетным государственным деятелем.

Надо учесть еще одно важное обстоятельство. Единовластие совершенно необходимо, а значит, оправдано в трудных ситуациях, на войне или при подготовке к ней в условиях дефицита времени. Только так можно органи­зовать, сплотить разрозненные группы и классы, оперативно согласовать их действия. Поэтому “популярность” диктатур может свидетельствовать о приближении критического периода военных конфликтов.

Вот и в Польше диктатура Пилсудского сложилась в смутное время крушения Российской империи, Гражданской войны и обретения Польшей независимости... Скажем так, весьма специфичной — под призором и в интересах Франции и Англии, во многом для противодействия Советской России. Все эти факторы содействовали установлению “пилсудчины”.

Как мы помним, никакими твердыми политическими принципами дикта­тор Польши себя не ограничивал, вполне удовлетворяясь ненавистью к России, любовью к Родине и личными амбициями. Подняв знамя национализма, он выгадал: в стране преобладали поляки, сложился солидный буржуазный слой, а служащие и интеллектуалы по большей части были убежденными сторонниками западной ориентации, связывая ее с независимой и сильной Польшей. Правда, она не обрела этих качеств уже потому, что оставалась во многом форпостом западной буржуазной Европы.

Особого благородства как политик он не выказал. Иначе не стал бы, пользуясь благоприятным, как ему казалось, моментом, пытаться отхватить огромную часть российской территории. Кстати, у Советской России было тогда достаточно сил, чтобы завершить победоносно войну с Польшей. Однако правительство во главе с В. И. Лениным на это не пошло: страна и так слишком устала от войн, страдала от разрухи и голода. Пришлось даже ради скорейшего заключения мира согласиться с аннексией западных земель Белоруссии и Украины. Несмотря на такие уступки и стремление к мирному сотрудничеству двух стран со стороны советского руководства, Пилсудский сохранял глубокую неприязнь к России, даже уже освободившейся от монархии и предоставившей независимость Польше. Поистине, слишком часто он находился под властью эмоций, не считаясь с принципами. Укреп­ление Советского Союза он воспринимал как угрозу для власти, установив­шейся в Польше: а вдруг и здесь произойдет социалистическая революция? Надо было противодействовать этому диктаторскими методами...

Конечно, жизненные интересы значительной части польского народа были ущемлены в угоду правящим социальным группам. Но нельзя недооце­нивать силу национализма, который вдохновляет население страны, идейно его сплачивая. Ее умело использовал Пилсудский, одновременно поддер­живая напряженность в отношениях с СССР, в котором он видел опасного соседа для Польши... Впрочем, возможно, что он вполне сознательно насаж­дал образ национального врага в лице Советского Союза (как прежде — Российской империи). Ведь это надежный прием, способствующий укрепле­нию собственной власти и отвлечению народных масс от тех проблем, кото­рые существуют в стране.

Однако нельзя не признать, что в 20-е годы положение в Польше было очень тяжелым. Ее раздирали политические распри — да еще на фоне значительного снижения жизненного уровня населения, кризисных явлений в промышленности и сельском хозяйстве. Недавняя Гражданская война в России была серьезным предупреждением для правящих кругов Польши, а также, конечно, для Пилсудского. Он решил, что лишь твердая власть позво­лит избежать этого и, быть может, спасти независимую Польшу. Возможно, он был, объективно говоря, прав, по крайней мере, на тот отрезок времени (в более далекой перспективе, уже после смерти Пилсудского, его внешняя политика содействовала агрессивным устремлениям Гитлера и отчасти определила начальный ход Второй мировой войны. В политике, да и в личной жизни тоже, очень нелегко соблюдать баланс ближних и дальних интересов. Искусством этим Пилсудский не владел, в отличие от Сталина.)

В начале 30-х годов, когда Сталин стал более непосредственно заниматься вопросами внешней политики, отношения СССР с Польшей были сложными. Пилсудский спокойно и даже благоприятно относился к нараставшим успехам нацистов в Германии, которые в большей мере вели антикоммунистическую, нежели реваншистскую пропаганду, не затрагивая поначалу жизненных интересов Польши. Это вполне устраивало и успокаивало стареющего варшавского диктатора. Он понимал, что усиление влияния гитлеровцев явля­лось своеобразной гарантией против расширения существовавшего до этого советско-германского сотрудничества в самых различных областях. Оно всегда воспринималось им очень болезненно. Больше всего он боялся этого сотрудничества в военном аспекте, поскольку образовался “спевшийся дуэт”: фон Секта и Тухачевского. Первый рассчитывал при нейтралитете Советского Союза или даже совместно с ним оккупировать Польшу и создать почву для ревизии Версальского договора. Для второго было очень желательно смыть с себя позорное пятно катастрофического поражения под Варшавой, когда он бросил на произвол судьбы свою армию. Теперь перед паном Юзефом стояла задача не допустить подобного сотрудничества, вбить клин между Берлином и Москвой. Но до исполнения этой мечты было далеко и условия складывались неблагоприятно для ее осуществления.