Сергей Беляк - Адвокат дьяволов Страница 25

Да-да, штаны Михалкова фигурировали в том деле в качестве вещественного доказательства, уж и не знаю, по его ли личному желанию или по совету его адвоката Анатолия Кучерены.

Но именно Кучерена посоветовал Михалкову отказаться от ранее сделанного им на пресс-конференции признания в том, что он, дескать, вмазал одному из хулиганов-яйцеметателей. Вмазал по лицу, с размаха, ногой, вмазал человеку, которого к тому времени уже задержали и держали за руки.

И тем человеком был Дима Бахур. Отказ от своих слов и от очевидного факта, зафиксированного видеокамерой, был расценен журналистами и общественностью как проявление не только трусости, но и непорядочности со стороны дворянина Михалкова. Что еще больше подорвало его репутацию. И за это он, безусловно, должен благодарить своего адвоката.

А о том, что Михалков изменил свою позицию по совету Кучерены, рассказал мне следователь, майор Лебедев. Рассказал, как Кучерена, приехав чуть с запозданием в милицию на Тишинку, зашел в следственный кабинет, как отвел Михалкова, уже находившегося там, в угол, пошептался с ним несколько минут, и тот, вернувшись к столу следователя, заявил, что никого в Доме кино он, дескать, не бил, а на пресс-конференции по этому поводу выразился фигурально. Майор тут же снял для меня на память копию того протокола допроса потерпевшего Михалкова Н. С., где черным по белому зафиксировано, что хулиганов он не тронул и пальцем, а на видеозаписи снят человек похожий на него.

Эта формулировка («на пленке не я, а человек похожий на меня») была нам всем хорошо известна по разгоревшемуся в те же мартовские дни 1999 года скандалу с Юрием Скуратовым, когда «человек похожий на генерального прокурора» занимался сексом с двумя проститутками, а организовал ему то свидание якобы депутат от ЛДПР Ашот Егиазарян (сейчас Егиазарян и сам находится в международном розыске за мошенничество — за все приходится платить).

Так что адвокат Кучерена, консультируя потерпевшего Михалкова, ничего оригинального не придумал. А только добавил к чужому еще чуть-чуть из своих старых запасов: «На каком основании эта видеозапись сделана и как оказалась в материалах уголовного дела?»

Эту же полную негодования фразу он постоянно твердил на протяжении нескольких лет начиная с 1997 года, пока пытался безуспешно защищать честь и достоинство бывшего министра юстиции Валентина Ковалева, записанного на видео в сауне солнцевской ОПГ в компании проституток.

А Валентин Ковалев стал министром не без скандала. Будучи депутатом Госдумы от фракции КПРФ, находившейся тогда в жесткой оппозиции к президенту Ельцину и его правительству, он вошел в это правительство без согласия руководства партии. Учитывая, что произошло это к тому же еще и в период подготовки предстоящих президентских выборов, на которых Зюганов вполне мог одержать победу над Ельциным (и, по мнению многих, одержал, но победу у него украли), поступок Ковалева был расценен большинством наблюдателей как откровенное предательство им своих партийных соратников.

В конце концов в 1999 году презираемого всеми Ковалева, жалобно скулящего вслед за адвокатом: «Откуда взялась эта запись?», посадили за получение взяток и присвоение денежных средств.

И, понюхав тюремной параши, Ковалев отказался от услуг Кучерены, как позднее отказалась от его услуг и несчастная вдова генерала Рохлина, за которой он так трепетно ухаживал, деликатно подсаживая и высаживая из машины под объективами телекамер.

Да, Кучерена не отличался разнообразием и оригинальностью. К тому же, как я убедился, туго соображал. К примеру, в суде над нацболами Бахуром и Горшковым, вместо того чтобы смягчить позицию Михалкова, учитывая крайне негативную реакцию общества на поведение своего клиента, он, наоборот, упрямо требовал сурового наказания для подсудимых, настаивая на том, что они якобы могли нанести потерпевшему двумя куриными яйцами телесные повреждения! Однако районный суд с этим не согласился, и Мосгорсуд тоже.

Впрочем, я всегда полагал, что места под солнцем хватит всем. В том числе и всем адвокатам, включая Кучерену. Только сам он, по-видимому, в этом сомневался. Потому и занялся, параллельно с адвокатурой, преподавательской деятельностью в родном вузе (громко именуемом теперь Московской юридической академией), а затем подался в общественные деятели, всячески демонстрируя властям свою лояльность. В некоторых СМИ временами проскальзывала информация и о том, что адвокат «предпочитает не перестукиваться, а стучать», и потому, дескать, в 90-х — начале нулевых годов авторитетные бизнесмены не стремились особо доверять Кучерене. Но это слухи. Позднее Кучерена и сам стал прозрачно намекать клиентам на наличие у него связей в правоохранительных органах и спецслужбах, а потом и открыто их афишировать, став членом Общественной палаты и войдя в общественные советы при ФСБ, МВД, МЧС, Министерстве обороны, а также в Научно-консультативный совет при Генеральной прокуратуре РФ. Эти «связи» выглядели уже куда пристойнее и привлекали к себе внимание как простых провинциальных лохов, так и лохов среди «авторитетных бизнесменов».

— Почему ваш шеф на меня так нападает? — обиженно спрашивал он у моей помощницы в далеком уже 1999 году. — Я ведь тоже известный адвокат!

Анатолий Кучерена всегда испытывал гравитацию власти и хотел быть на виду. И его мечта сбылась. Видели, как он весь светился от счастья и чуть ли не парил в воздухе, словно воздушный шарик, когда посещал в аэропорту Шереметьево американского беглеца Эдварда Сноудена? А как он покупал для того в магазине джинсы и рубашки? Как книжки носил тому почитать?… О, это было не менее впечатляюще, чем трогательное ухаживание за Тамарой Рохлиной! Телекамеры, фотографы, журналисты! И идущий мимо них заботливый Анатолий Григорьевич с пакетами в руках и улыбкой на лице. Поэтому скажу откровенно и вполне серьезно: приятно видеть человека на своем месте!

Тогда — в 90-х — в судах происходило много чего и грустного, и смешного! Можно вспомнить судей, отпускавших в те годы из-под стражи очевидных преступников. Только очевидный преступник — это еще не преступник по закону. И в этих случаях чаще все-таки приходится говорить не о страхе судей перед криминальным миром, что конечно же тоже имело место, особенно в провинции, но все о той же самой коррупции, где деньги и телефонное право действуют сообща.

— Вот сказали, что судьям надо выдавать оружие, — сетовал председатель Савеловского районного суда, теребя руками копну седых волос на своей голове. — А как я им его дам, если они нервные и всего боятся? Чтобы палили в кого ни попадя?… Дай я, к примеру, той судье пистолет, так она, чего доброго, еще бы и сама застрелилась…

Наш разговор происходил у него в кабинете, где я оказался с одним из своих клиентов — генерал-майором милиции Владимиром Позняком. И это случилось почти год спустя после истории с грузином.

Дело у нас с Позняком было не таким уж и сложным, гражданским, но из-за постоянной смены судей так долго рассматривалось, что мы решили обратиться за помощью непосредственно к председателю. И тот пообещал, что в дальнейшем никаких проволочек не будет. А уже прощаясь, заявил, правда без особого оптимизма:

— Вы не беспокойтесь, ваше дело мы поручим более опытной судье…

— Да уж… — улыбнулся Позняк. — Чтобы ей не пришлось потом стреляться…

О «правильных» ментах

Генерал-майор милиции Владимир Ильич Позняк заслуживает того, чтобы о нем рассказать чуть подробнее. В 90-х годах он был достаточно известным человеком.

В свое время, когда я, заканчивая институт, проходил практику в прокуратуре и в милиции, то в милиции моим руководителем был некто майор Чернов Виктор Захарович. Тогда он был следователем УВД подмосковного Подольска, и в дальнейшем я с ним никогда больше не встречался. Но вот именно этот человек навсегда и остался в моей памяти типичным представителем тогдашней советской милиции — неунывающим, веселым, остроумным и в то же время очень работоспособным, предприимчивым и гуманным.

Я даже вряд ли сейчас смогу описать его внешность, но до сих пор помню, как он носился на своем «москвиче» по городу, в Москву или в ближайшую тюрьму — в Серпухов, как он успевал вести по двадцать и более уголовных дел одновременно и смеялся над телевизионными «знатоками», которые вели из серии в серию по одному лишь делу. Но тем не менее в этом следователе было что-то и от Знаменского, и от Томина, а точнее — это что-то было в них от него.

— К нам дорога широкая, — сдерживая улыбку, говорил он какому-нибудь заблудившемуся и потому опоздавшему на допрос свидетелю. — От нас она узкая.

Или обвиняемому в краже трех простыней, одеяла и чайника:

— Я вот даже тебе стул, подлецу, не хочу предлагать, потому что ты мне просто противен. Вот если бы ты украл железнодорожный состав с лесом или с товарами, то я бы тебя хотя бы уважал, предложил бы присесть, сигаретку бы дал, чаем, быть может, напоил…