Андрей Буровский - Наполеон - спаситель России Страница 28

Нередко античные памятники просто копировали. Три­умфальная колонна на Вандомской площади (1806-1810 гг., архитекторы Жан Батист Лепер, Жак Гондуэн) повторила форму Колонны императора Траяна.

Триумфальная арка на площади Карусель (1806-1807 гг., архитекторы Ш. Персье, П.Ф.Л. Фонтен) — уменьшенная копия знаменитой Триумфальной арки императора Септимия Севера. До 1815 г. арку венчала бронзовая колесница Победы, увезенная с фасада собо­ра Сан-Марко в Венеции.

Фонтан Победы на площади Шатле (1806-1808 гг., Ф.-Ж. Бралль (1750-1832), главный инженер служ­бы водоснабжения Парижа) установлен в память побед, одержанных Наполеоном Бонапартом.

Фонтан Победы известен также как «Пальмовый фонтан». Построенная в 1806 году колонна украшена пальмовыми листьями, между которыми выбиты назва­ния наполеоновских побед в Италии, Египте и Герма­нии (Лоди, Пирамиды, Маренго, Ульм, Данциг). Венчает колонну богиня Победы, творение Луи Симона Буазо (1743-1809).

Монумент является характерным образцом наполео­новского ампира («стиля Империи»), сочетающего в себе черты классической архитектуры императорского Рима с вошедшими в моду египетскими мотивами.

Многие отмечают, что сталинские павильоны и фонта­ны ВДНХ напоминают облик фонтана и его декор.

Громадье планов императора, стремившегося превра­тить Париж в столицу мира, помешало их осуществле­нию. Некоторые монументы были закончены только в пе­риод Июльской монархии и Второй империи. Наполеону Бонапарту не хватило нескольких лет, Сталин оказался удачливее.

Такова и Триумфальная арка, которую строили с 1806 по 1836 год, или арка Звезды (от ее подножия отходит 12 улиц).

Эту арку после Аустерлицкого сражения в 1806 году Бо­напарт распорядился соорудить на парижском холме Шайо в честь военных побед, одержанных Францией. 50-метровый памятник воинской доблести строился 30 лет по про­екту архитектора Шальгрена. Арку окружают сто гранитных тумб (в честь «ста дней» правления Наполеона), соединенных между собой чугунными цепями.

Получается: Наполеон Бонапарт строил столицу СВО­ЕЙ империи. И одновременно продолжал традицию эпохи Просвещения. Его империя опиралась на эту традицию, была воплощением Разума, и это давало моральное право «нести Просвещение» всем остальным народам Европы.

Вполне очевидно, что по крайней мере в одном отношении Наполеон был продолжателем королевской Франции: он продолжает рассматривать Францию как культурного лидера Европы. Вся его архитектурная по­литика — это визуализированная претензия на лидерство в Просвещении.

Его Империя — логическое развитие идей этого лидер­ства: Франция, по его представлениям, на штыках его сол­дат несет Европе свет Просвещения. Напомню, что в обо­зах Великой армии, вторгшейся в Российскую империю в 1812 году, везли два изваяния Наполеона в тоге и венке римского императора, со свитком в руках: символ Напо­леона, дающего России свободу (предполагался манифест об упразднении в России крепостного права).

Наполеон с его политикой — только продолжение тех амбиций, которые вынашивались Францией с 1648 года. Если бы во Франции сохранялась королевская власть, война за лидерство в Европе тоже была бы неизбежна — вопрос, когда именно и в каких формах.

Возможно, без революции 1789-1794 годов и без по­рожденного ею Наполеона войны начались бы не в 1792 г. и были бы менее грандиозными по продолжительности и масштабу. Но и только.

Какое бы значение Наполеон ни придавал пропа­ганде и созданию своего культа личности, его политика стояла на четырех «китах»:

1. Сохранение результатов революции.

2. Создание правового государства.

3. Подъем экономики.

4. Имперская политика.

Наполеона упрекают в том, что он стал «могильщи­ком революции». Действительно, от утопической части ре­волюции он последовательно отделывался.

Не успев стать императором, он прекратил демагоги­ческие вопли об опасностях, угрожающих революции и народу, о врагах и заговорщиках. С 1 января 1806 г. он от­менил «революционный» календарь.

Наполеон восстановил отношения с церковью. Хотя и на совершенно других основаниях. «Общество, — говорит он, — не может существовать без неравенства имущества, а неравенство имущества не может существовать без ре­лигии. Голодный человек не мог бы терпеливо переносить того, что рядом с ним другой утопает в излишестве, если б не существовало власти, говорящей ему, что так угодно Богу».

Прагматический подход, в котором Наполеон очень походил на Вольтера с его «если бы Бога не было, его следовало бы выдумать». Если теория мироздания Ла­пласа, в которой не было места Богу, его и не устраива­ла, то именно потому, что Бог нужен был ему для управ­ления.

Он всегда был на стороне положительных, установлен­ных вероисповеданий, видя в них нечто вроде «прививки оспы, удовлетворяющей стремление человека к чудесному и гарантирующей его от шарлатанов». Он говорил: «Попы лучше, чем Калиостро, Канты и все немецкие фантазеры!» Заметим — философ Кант был для него ничем не лучше, чем авантюрист Калиостро, объявлявший самого себя вечным, бессмертным и «волшебным» существом.

Но сам Наполеон отнюдь не был религиозен. Он даже прямо заявлял: «Я — никто! Я был мусульманином в Егип­те, а здесь я буду католиком для блага народа. Я не верю в религии!»

Святая правда: Наполеон говорил республиканцам, что враги французской свободы — это роялизм, феодализм и религия.

А в первый же год своего консульства, в речи, ска­занной перед миланским духовенством, он уже говорил, что, по его мнению, католическая религия одна только в состоянии доставить настоящее благополучие правиль­но устроенному обществу и утвердить основы хорошего правительства.

Он высказался при этом и против философии XVIII века, и против революции, преследовавшей католицизм, и зая­вил, что ни одно общество не может существовать без мо­рали, а хорошая мораль невозможна без религии!

В его представлении религия и государство должны быть тесно связаны между собой. Но эту связь представ­лял совсем не как Людовики. Для тех папа римский был не ниже королей, его власть существовала параллельно с ко­ролевской.

Наполеон же таких вещей не терпел. Он превратил католическое духовенство во Франции в своего рода «священную жандармерию», часть государственного ме­ханизма. Он даже сам издал «органические статьи като­лического культа». А когда он сделался императором, то по его приказанию был составлен для школ новый кате­хизис, в котором власть императора возводилась почти в степень религиозного догмата.

В катехизисе, составленном тогда с одобрения карди­нала-легата Капрера для употребления во всех церквах французского государства, был такой вопрос: «Какие осо­бенные обязанности наши относительно императора наше­го Наполеона I?»

В перечислении обязанностей находятся и военная служба, и горячие молитвы о его здоровье. «Почему обя­заны мы исполнять эти обязанности относительно нашего государя?» — «Потому что Бог в высшей степени милосер­ден к нему в мире и войне и, создав его по своему подо­бию на земле, поставил его правителем у нас. Потому, если мы уважаем и служим императору, то мы чтим и служим самому Богу!» «Нет ли особенных побудительных причин, по которым мы должны усилить свою преданность нашему императору Наполеону?» — «Да, потому что он тот, которо­му в тяжелых обстоятельствах Бог дал прозреть и восста­новить святую религию отцов наших».

Такой вот катехизис. Остается согласиться с крупным германским историком: «С нахальным лицемерием пустил он в дело религию для своих целей: он, который ежеднев­но попирал ногами божественные и человеческие права. Ту самую религию, которую он поносил и от которой отре­кался на берегах Нила, когда ему нужно было прикинуться магометанином! В этой душе тирана все было делом рас­чета, самолюбия, лжи и своекорыстия»[42].

Наполеон не верил в пользу политической демократии. На его глазах именем политической свободы и равенства совершалось столько преступлений, что и более упертый человек мог бы в них усомниться. К тому же для чего про­возглашались утопические идеалы? Наполеон считал, что эти идеалы выдвигались теми, кто хочет прийти к власти. Каждый, кто добивался власти, вел себя как обладатель абсолютной истины и брал свободу только для себя и для кучки единомышленников и приспешников. А свободу всех остальных давил.

Такой хитрый лозунг, манипуляция властолюбцев. Опыт подтверждал это мнение: Наполеон давал должности вла­столюбивым республиканцам, и они служили ему не хуже монархистов. Значит, дело вовсе не в идеалах.

Причины революции он видел в несправедливости со­словного строя, в неравенстве подданных короля. А вот в стремление к демократии — не верил.