Газета День Литературы - Газета День Литературы # 69 (2002 5) Страница 28

СОБЫТИЯ СО СВЕРХПРОВОДИМОСТЬЮ

Что сегодня торжествует? Терроризм как трансполитическая форма, СПИД и рак как формы патологические, транссексуальность и травести как формы сексуальности и эстетики в целом. Сегодня кажутся привлекательными лишь такие формы. Сексуальная либерализация, политические дебаты, органические болезни, и даже обычные войны больше никого не интересуют (в случае войн это как раз удачно, так как многие из них не начнутся именно потому, что никому не будут интересны). Но самое удивительное не это. Удивительно то, что все эти три формы исходят из нарушения принципа необходимого функционирования, которое, как следствие, не достигает своих результатов. Каждая из них — терроризм, травести, рак — соответствует ужесточению правил в политической, сексуальной или генетической игре и в то же время отражает ослабление или же крушение взаимности в политике, сексуальности или генетике.

Все эти формы, ядовитые, завораживающие, распространяются вредоносными картинками — сами современные медиа являются носителями заразных вирусов. Мы живем в культуре облучения тел и умов посредством знаков и образов, и если эта культура породила столь прекрасные результаты, то стоит ли удивляться тому, что она же создала и смертельные вирусы? Ядерное облучение тел началось с Хиросимы, но оно постоянно продолжает развиваться местным образом — в излучениях медиа, образов, знаков, программ и сетей.

Мы действительно повреждены событиями "сверх-проводимости", тем неуместным разгулом, в который вовлечены уже не государства, не индивиды, не институции, но всеохватывающие пересекающиеся структуры: секс, деньги, информация и коммуникация.

СПИД, биржевой крах, компьютерные вирусы, терроризм не зависят друг от друга, однако создается впечатление, что они из одной семьи. СПИД — это своего рода крах сексуальных ценностей, компьютеры сыграли "отравляющую" роль в биржевом крахе на Уолл-стрит, но, инфицировавшись в свою очередь, сами они находятся теперь под угрозой краха информационных ценностей. Зараза активно распространяется не только внутри отдельной системы, она перекидывается с одной системы на другую. И все они вместе вращаются вокруг одной порождающей фигуры, которой является катастрофа.

Разумеется, признаки этого нарушения проявились давно: локальные заболевания СПИДом, экономический крах с его знаменитым прецедентом в 1929-м и постоянно присутствующей опасностью повторения, компьютерное пиратство и взломы, имеющие уже 20-летнюю историю. Однако соединение всех этих локальных форм и их почти одновременный переход к состоянию быстрорастущей аномалии создают особую ситуацию. На массовое сознание все это производит различный эффект: СПИД может переживаться как настоящая катастрофа, экономический крах, напротив, предстает скорее игрой в катастрофу, что же касается компьютерного вируса, то его последствия, конечно, могут быть плачевными, но в то же время смехотворными и вызывать иронию, так что внезапная эпидемия, охватившая компьютеры, может спровоцировать, по крайней мере в воображении, вполне оправданный взрыв ликования (правда, не у профессионалов).

Искусство, повсюду ставшее жертвой ложного, копии, симуляции, и вместе с тем жертвой маниакального вздувания цен на рынке искусства, — являет самый настоящий метастаз тела, облученного наживой. Терроризм. Ничто в нашем облученном обществе (чем облученном? застывшим счастьем, безопасностью, информацией и коммуникацией? Распадом символических основ, основополагающих правил, социальных соглашений? Who knows?) так не напоминает цепную реакцию на терроризм, как СПИД, скупщики акций на биржах и хакеры. И заразительность терроризма, его привлекательность столь же загадочна, как и у всех этих явлений. Когда создатель компьютерной программы вводит в нее бомбу замедленного действия", используя разрушение программы как средство давления, то что же ему остается, кроме как взять в заложники ее саму и все ее операции? А скупщики акций, что же они делают, как не берут в плен и не удерживают в заложниках предприятия, спекулируя на их смерти и воскрешении на Бирже? Все они действуют по той же модели, что и терроризм (заложники котируются по определенной цене, как акции или картины), но можно столь же успешно объяснить и сам терроризм, исходя из модели СПИДа, компьютерного вируса или биржевого ОРА (объявления о скупке акций): ни один из них не имеет преимущества перед другим, это единое созвездие явлений. (Вот недавний пример: поступила в обращение дискета, содержащая информацию о СПИДе, которая сама была носителем разрушительного компьютерного вируса.)

Научная фантастика? Едва ли. В информации и коммуникации рядом с ценностью сообщения стоит ценность его чистого оборота, перехода от картинки к картинке и с экрана на экран. Все мы наслаждаемся этим новым зрелищем центробежных ценностей (Биржа, рынок искусства, скупщики). Мы наслаждаемся этим зрелищным просветлением капитала, его эстетической одержимостью. И в то же время мы наслаждаемся скрытой патологией этой системы, вирусами, которые прививаются к ней, чтобы ее подорвать. На самом же деле вирусы являются сверхлогической уравновешивающей частью наших систем, они захватывают все их пути и даже прокладывают новые (компьютерные вирусы обнаруживают, что источники имеют предел, о котором они и не подозревают). Компьютерные вирусы являются воплощением смертоносного распространения информации по всему миру. СПИД — эманация смертоносного распространения секса на уровне целых групп. Обвалы на биржах воплощают смертоносное распространение экономики — от одних к другим, головокружительного оборота ценностей, на чем и основывается свободное производство и обмен. Будучи однажды "освобождены", все процессы подвергаются остыванию по образу ядерного охлаждения, которое служит им прототипом. И это остывание событийных процессов не в последнюю очередь составляет очарование нашей эпохи.

И не в меньшей степени, чем их непредсказуемость. Во всяком случае, любое предсказание вызывает желание его опровергнуть. Часто это делает само событие. Так, есть слишком предсказуемые события, которым при этом удается не происходить, они противоположны тем, что возникают без предупреждения. Необходимо говорить об оборотной стороне совпадений, как говорят об "обратной вспышке" — о своего рода Witz evenementiel. Потеря приятна по крайней мере тем, что отрекаешься от этой объективной глупости вероятностей.

Единственное настоящее дело интеллектуалов сегодня — это играть на противоречии, на иронии, на противоположностях, смещениях, взаимообратимости, то есть всегда противиться закономерности и очевидности. Если сегодня интеллектуалам больше нечего сказать, то именно потому, что эта ироническая функция от них ускользает, так как они обращены к области нравственности, политики или философии, в то время как правила игры успели измениться, и теперь самая радикальная критика перешла в область случайностей: в область инфекций, катастроф, внезапных или систематических перемен — таковы новые правила игры, принцип неопределенности, господствующий сегодня во всякой вещи и служащий источником интеллектуального (и, несомненно, духовного) наслаждения. Возьмем, к примеру, случай заражения вирусом компьютеров: мы испытываем что-то вроде внутреннего ликования перед лицом подобных событий не из-за какого-то извращенного вкуса к катастрофам или склонности ко злу, но потому, что в них обнаруживает себя фатальное, проявление которого всегда вызывает у человека экзальтацию.

В фатальном один и тот же знак руководит появлением и исчезновением чего-либо, та же путеводная звезда приводит к крушению и катастрофе, логика процветания системы приводит к ее падению. Все это противоположно событию. Событие находится на периферии, фатальное же располагается в сердце системы (однако оно не всегда разрушительно: непредсказуемое может быть и непредсказуемой радостью). Таким образом, не исключено, что мы находили, хотя и в гомеопатических дозах, нечто демоническое даже в этих маленьких аномалиях, небольших нарушениях, изменяющих нашу статистическую вселенную.

Возможно ли всякий раз учитывать такого рода Witz evenementiel? Разумеется, нет. Одно верно: очевидность никогда не бывает надежной. В силу собственной неопровержимости истина сама теряет свое лицо, а наука — свой зад, который остается прикованным к креслу. Предположение о том, что статистическая наука всегда может быть опровергнута, уже больше не является рабочей гипотезой. Это — надежда, квинтэссенция коллективного злого гения.

Раньше говорили о молчании масс. Это молчание было событием предшествующего поколения. Сегодня массы действуют не самоустранением, а заражением. Они инфицируют голосования и предположения относительно их странных фантазий. Теперь определяющим является не их молчание или уклонение (это еще нигилистская точка зрения), но использование ими самими механизмов неопределенности. Они прекрасно играли на своем добровольном рабстве, а теперь они играют на невольной неопределенности. Это означает, что без ведома специалистов, их изучающих, а также манипуляторов, которые, как им кажется, оказывают на них влияние, они поняли, что политика виртуально мертва, а им дано вновь сыграть в игру, возбуждающую, как колебания валютных курсов, в игру, где они начинают жонглировать приемами, харизмами, расценками, котировками образов с ничем не сдерживаемой легкостью. Их умышленно деморализовали и деидеологизировали, чтобы сделать из них живую жертву расчета вероятностей, — сегодня они расшатывают все образы и обыгрывают политическую истину. Они играют в игры, которым их научили — в Биржу цифр и образов, в тотальную спекуляцию, с аморальностью, присущей самим спекулянтам. Перед лицом глупой определенности и непреклонной банальности цифр массы по краям внедряют в социологическую ткань принцип неопределенности. Если система властей организует, насколько это в ее силах, статистический порядок (а социальный порядок сегодня является порядком статистическим), то массы скрыто контролируют статистический беспорядок.