Эксперт Эксперт - Эксперт № 25 (2013) Страница 30

— Трудная у вас задача, судя по всему. Идеологии нет.

— Идеология есть. Она в том, что все-таки мы говорим о единой российской нации, сформировавшейся на данной территории. Другое дело, что формулировки, которые появились в проекте, ни один из членов рабочей группы не получил готовыми откуда-то «сверху» — из администрации президента и так далее. Это результат договоренности сообщества, причем тоже многосоставного: в рабочей группе участвуют Академия наук, вузы, авторы учебников, учителя, чиновники — министр, замминистра, которые обеспечат реализацию всего проекта. И предоставленная нам свобода накладывает большую ответственность. Именно поэтому вся работа группы будет совершенно открытой. Сейчас в интернете доступен рабочий материал. А 1 июля мы официально разместим доработанный проект на сайтах Минобра, Исторического общества. До августа все замечания будут собираться в электронной форме и обрабатываться. Потом мы сделаем еще одну редакцию документа и, по-видимому, пустим его в очное обсуждение на августовских педагогических совещаниях, конференциях в федеральных округах, в Общественную палату, в экспертных сообществах. А в ноябре или декабре объявим конкурс на написание учебников.          

Театр Бориса Мессерера

Андрей Левкин

«Мы просто несли себя, самих себя. Каждый из нас. Мы были такими, какими были»

Борис Мессерер. Инсталляция «Реквием по Венедикту Ерофееву»

Фото Павла Иовика

В этом году исполнилось 80 лет знаменитому российскому художнику, сценографу, книжному графику, представителю известнейшей театральной династии Борису Мессереру . В Третьяковской галерее сейчас проходит выставка, приуроченная к юбилею.

Мессерер принадлежит к поколению шестидесятников, представители которого не только оказали огромное влияние на литературу, театральное и изобразительное искусство того времени и еще многие годы продолжали определять их развитие, но для многих были героями, ориентирами, образцами для подражания.

О времени, о своей жизни, о Белле Ахмадулиной, с которой он был вместе тридцать шесть лет, мы беседуем с Борисом Асафовичем.

— Ваша среда, а конкретнее группа людей, которая в той или иной степени была связана с вами и с Беллой, как минимум четверть века определяла стиль жизни многих в СССР. Тон, поведение, интонацию, отношение к окружающему. Это получилось само собой, в силу стечения обстоятельств, или вы сами понимали тогда, что формируете вполне определенное отношение к жизни? Сейчас- то и с общей интонацией, и с отношением есть очевидные проблемы. Как вам это тогда удалось?

— Это получается вроде комплимента какого-то, но я полностью не могу его принять. Потому что мы просто жили. У нас не было ни программы общения, все само складывалось. Можно чуть иначе сформулировать: мы просто несли себя, самих себя. Каждый из нас. Мы были такими, какими были. Это и было нашей сутью. Да, мы прилюдно существовали, но не могу сказать, что мы делали что-то специально или заботились о том, чтобы производить какое-то впечатление, агитировали других действовать, как мы.

— А те, кто был рядом с вами, были такими же?

— Я всегда, когда спрашивают о Белле и обо мне, говорю, что мы имели характеры безумные, но разные, и спорили много. Я шучу, что у нас с ней была тридцатилетняя война, каждый день о чем-то спорили. Я все же более выдержанный человек, а она проявляла себя как угодно, непредсказуемо. Поэтому мы всю жизнь между собой выясняли, кто прав. Но объединяло именно художественное чувство, чувство вкуса. И мы всегда мирились. Потому что у нас была общность вкусов удивительная, и это нас объединяло во всех отношениях. И в вопросах искусства и литературы — нам нравились одни и те же вещи, и в человеческих отношениях — мы не сговариваясь понимали, кто для нас хороший, а кто нехороший. Мы совпадали в широком смысле — и в человеческом, и в художественном. Мы ж не агитировали никого, просто это была наша жизнь. Могу добавить еще, что Белла никогда не писала антисоветских стихов.

— Ее это не волновало в принципе — так это выглядело тогда со стороны.

— Вот, правильно, не волновало. Она просто не замечала режим, который существовал. Она его «в упор не видела» — ну это жаргонное выражение, пусть тогда будет, что не замечала его существования. Поэтому она не выступала против чего-то, она восхваляла то, что видела: простых людей, уклад жизни деревенской или природу. Цветение весеннее наблюдала, писала стихи по дням — «цветений очередность!», когда какой цветок расцвел: первоцвет, лютик, крокус… Она выражала себя, не замечая, какой там режим существует. А цензура чудовищно ко всему цеплялась. Вот стихотворение: «Итог увяданья подводит октябрь. Природа вокруг тяжела, серьезна. В час осени крайний — так скучно локтям опять ушибаться об угол сиротства».

— Ну понятно — как же так можно про Великий Октябрь...

— Да, «итог увяданья подводит октябрь» они снимали. Это же бред, но было. И это было только что, недавно.

— Для нас, тех, кому минус двадцать пять лет от вас, это было основным. То, что человек этого не замечает, что это можно не замечать. А бороться не наша тема, слишком много в ней внимания к… этим.

— Бороться с ними было невозможно, а вот не замечать удавалось.

— Но коммуницировать с ними все равно же приходилось?

— Конечно, но только мы не вступали в отношения: хотите печатать — печатайте, не хотите — не печатайте. Когда они не хотели, мы жили без денег. Правда, тогда было полегче, чем теперь. У человека три рубля в кармане, и он уже счастлив, мог купить бутылку водки за два восемьдесят семь. Тогда не очень-то деньги были нужны, все как-то существовали непонятным способом.

— А вот о водке: как- то мы слонялись с Лешей Парщиковым и ее пили, дело было в начале девяностых, а по дороге к нам присоединился один литературный критик, который первым делом стал расспрашивать, как московские метаметафористы вдруг стали так известны, хотя, казалось бы, их тексты к этому совершенно не располагали. Парщиков ответил, что понятия не имеет, были Ерема, Ваня и он, а потом как- то оно само все. Ну вот, как бы все пояснил — будто в ванну с водой кинули крупинку марганцовки, и она тут же — ф- р- р — разошлась и все окрасила. Как в вашем случае вышло, что несколько человек просто несли себя, а это разошлось повсюду и надолго?