Алексей Лукьяненко - Темная сторона Англии Страница 32

— О’кей, начальник, уговорил. — Я поправил защитные очки и почесал затылок. — Пиши!

Наступил день предварительной проверки. Всех записавшихся вызвали в столовую и раздали каждому по четыре задания. Два по математике и два по языку. Каждое из заданий представляло собой четыре листочка, скрепленные степлером. На листочках было проставлено множество вопросов. Видимо, преподаватели из колледжа хотели убедиться, что будущие ученики умеют читать, писать, складывать двузначные числа в уме и решать простые логические задачки. Чтобы точно понимать вопросы теста, мне разрешили пользоваться переводчиком на моем коммуникаторе. Я не знаю, для какого класса были эти задачи по математике, но решил их за считанные минуты, а вот остальные потенциальные ученики с ответом как-то подзадержались. С языком было труднее, но и там я сделал почти все.

Больше всего удивило то, что я сдал свои бумаги в одно время со многими англичанами. Для меня было непонятно, как можно так долго делать такие простые задания, к тому же на родном языке. После тестов нам выдали пустые канцелярские папки, в которых не было ничего, кроме цветных вкладышей. Преподавательница подняла над головой такую же полную и сказала, что наши в конце обучения будут такими же, как у нее, и в них будут находиться подробные поэтапные описания и фото всех технологических процессов.

Реально там было листов двести. Я даже как-то запереживал, но, вспомнив то, что говорил мне Эрик, успокоился. Они ведь сами все напишут и сфотографируют. Нужно будет только показать, что я это умею. А это я смогу.

А потом было еще два занятия. Приехали совершенно другие люди, усадили нас в столовой и стали задавать кучу вопросов. Нужно было сначала подробно описать какой-то технологический процесс устно, а потом самостоятельно все это написать. Это уже были задания, которые я, естественно, выполнить не мог.

Мне выдали какую-то желтую бумажку, на которой было написано заключение, что мне требуются дополнительные занятия по английскому языку, но про курсы уже никто не заикался. Никто не ходил в цех, и никто ничего не фотографировал. Фотографировать нам предложили самим, но с учетом того, что во время работы руки у нас все время в перчатках, измазанных липкой смолой, это абсолютно не представлялось возможным. Один за другим начали отказываться даже англичане. Перед третьим занятием я тоже подошел к супервайзеру и сказал, что это, наверное, слишком сложно для меня.

Так закончилась моя попытка получения Национальной профессиональной квалификации ламинатора GRP…

Перед следующим занятием ко мне подошел Стивен, англичанин из моей бригады, и спросил:

— Почему ты больше не идешь учиться на NVQ?

— Я отказался. У меня недостаточно хороший английский для таких задач.

— Да ладно! Твой английский с каждым днем все лучше и лучше! Сколько языков ты вообще знаешь?

— В каком смысле, Стивен?

— Ну, я смотрю, что ты разговариваешь с литовцем. На каком языке ты с ним говоришь?

— На русском. Когда-то наши страны были в составе СССР, и там все знали русский язык.

— Это твой родной?

— Да.

— О’кей, ты еще разговариваешь с поляками. Ты знаешь польский?

— Нет, я знаю украинский, а он очень похож на польский.

— Так ты же из Латвии! Значит, ты знаешь еще латышский?

— Знаю. Не в совершенстве, но знаю.

— Так что тогда получается? Ты знаешь русский, украинский, польский, латышский и уже довольно хорошо говоришь с нами на английском? Пять языков?

— Ну, польский я не знаю, просто понимаю, что они говорят. — Я рассмеялся. — Стивен, отвали! Хорошо я знаю только русский и украинский!

— Да плевать! — Он никак не унимался. — Пускай даже не в совершенстве, но ты можешь объясниться с людьми пяти национальностей. А вот мы, англичане, не знаем даже двух языков! Мы ленивые и тупые. Куда бы мы ни приехали, нас везде понимают, поэтому мы ни к чему не стремимся и нам ничего не нужно. А вы — совсем другие. Не такие, как мы. Идем сегодня со мной в паб! Я хочу показать тебя своим друзьям.

У Стивена постоянно было красное лицо, потому что он каждый вечер пил. Сколько бы он ни зарабатывал, денег у него не было никогда. Однажды, во вторник, он начал издавать дикие вопли, скакать по кораблю, как мартышка, и хлопать себя руками по заду. Я спросил у стоя́щего рядом поляка, что происходит с нашим коллегой, на что получил ответ:

— У него нет денег на сигареты. А когда он не курит, у него попросту едет крыша.

В те дни, когда у Стивена после паба оставались деньги на сигареты, он постоянно бегал курить в рабочее время, а однажды забыл, что у нас поставили камеры, и попался. Дисциплинарное взыскание — это, конечно, было не самое страшное наказание для него, но удивительнее всего было другое — спустя пару недель после этого инцидента его назначили fire marshall (инспектором пожарной охраны), потому что предыдущего перевели на другую верфь.

Курить в рабочее время Стивен, конечно же, не перестал, просто стал это делать осторожнее, с соблюдением правил пожарной безопасности. Через какое-то время Стивена тоже перевели на другую верфь, но, на мой взгляд, ему было совершенно все равно, где работать. Наверное, нашему супервайзеру надоело, что Стивен постоянно записывается на овертаймы, но никогда на них не приходит. Вот он его и выпер.

Было еще одно предположение, почему Стивена убрали с нашей верфи.

Как-то раз он пришел с утра на работу в своем обычном состоянии, то есть с бодуна. В тот день мы ламинировали борта яхты, и нам предстояло за один цикл покрыть стекловолокном и смолой около шестидесяти пяти квадратных метров площади корпуса. Это очень трудоемкий процесс, которым занимается одновременно вся команда, и в этом случае смола наносится на борт из специального пистолета.

Кроме шланга подачи смолы, на пистолете есть трубочка с катализатором, без которого смола не начинает застывать. Оба компонента смешиваются в «стволе» и воздухом подаются наружу. Перед началом работы, по инструкции, всегда нужно проверить, подает ли пистолет катализатор в «ствол». Если нет, смола, нанесенная на форму, не застынет и исправить это будет никак нельзя. Для проверки нужно нажать на курок и набрать немного смолы в обычное ведерко, поболтать его и подождать несколько минут. Если катализатор подается, жидкость начинает темнеть. Все в порядке, можно начинать процесс.

Работать на пистолете выпало Стивену. Видел его кто-то с «контрольным» ведром или не видел, до сих пор не знает никто. Но когда через несколько часов мы закончили работу, многие обратили внимание, что нанесенные на борта реактивы и стеклоткань так и не поменяли цвет. Бригадир с умным видом ходил внутри корпуса, трогал борта яхты руками, качал головой и выражал надежду, что к утру смола все-таки застынет и у нас все будет хорошо.

Чуда не случилось. Несмотря на то что наш Эрик наверняка очень убедительно просил об этом высшие силы, они отвернулись от него, и катализатор так и не возник из воздуха и не упал на борта корабля. Теоретически вся ответственность за катастрофу лежала на нем, потому что именно он должен проверять все инструменты и оборудование, тем более что изделие огромное, технологические циклы очень длинные и любая ошибка может привести к плачевным последствиям. Именно к таким, какие мы наблюдали этим утром, стоя внутри корабля. Стивен глупо улыбался и шутил, на Эрике просто не было лица.

Через час приехала комиссия из главного офиса. Они долго обсуждали случившееся, трогали руками скользкую поверхность бортов, что-то в ней ковыряли и в итоге вынесли вердикт: «На помойку!» Следующие несколько дней мы провели с пилами в руках, раздирая на части неудавшийся корпус восемнадцатиметровой моторной яхты и засовывая эти куски в огромный пресс на заднем дворе. А потом нам показали заключение, в котором было написано, что инцидент вызван сбоем в работе пистолета для нанесения смолы. Пистолет разобрали, помыли ацетоном и собрали. В цеху навели порядок. А делать корпус заказанной яхты начали «с нуля».

Для того чтобы в корпусе было чисто и между слоями стекловолокна не было мусора с подошв, перед тем как в нее спуститься, на рабочую обувь нужно надеть специальные резиновые галоши. А когда выходишь, их надо снять и положить на специальную полку, которая расположена у трапа. Некоторые англичане надевали эти галоши на рабочую обувь утром у шкафчика с одеждой и снимали их там же вечером или только тогда, когда меняли на новые. Они ходили в них по всему цеху, заходили в туалет, в столовую и даже выходили на улицу. А когда шли домой, снимали рабочие ботинки вместе с галошами и оставляли их в таком виде до утра. По-моему, они не понимали предназначения этих галош. А может, думали, что надевать их надо для того, чтобы чистой была их рабочая обувь.

Однажды утром, когда после очередного производственного цикла нужно было выбросить мусор, я уже было замахнулся над мусорной корзиной, но вдруг увидел на ее дне сине-красный британский union jack (британский государственный флаг) и два красно-белых флага Англии. Я замешкался. Бригадир стоял неподалеку, и я позвал его.