Роджер Киран - Продавшие социализм: Теневая экономика в СССР Страница 32

Наряду с самим Горбачевым, особые «заслуги» в этом плане принадлежат и Александру Яковлеву, второму из «злых гениев» «перестройки». Его политическое присутствие и влияние стало особо заметным как раз после 1987 года. На деле он являлся как «главным конструктором», так и непосредственным «экзекутором» тех основных направлений политического курса Горбачева, где шла речь о мерах подтачивания влияния и парализации деятельности КПСС и выдвижения на решающие посты в государстве и обществе кадров откровенно антисоветского толка, открыто придерживающихся идейных позиций и практики капитализма. Часть этих кадров подбирали среди определенных групп интеллигенции, имена которых пользовались определенной известностью в обществе. «Досье» других из них, очевидно, еще долго будут храниться в сейфах подлинных «архитекторов» и зачинщиков «перестройки.

По заявлениям самого Яковлева, он являлся «социал-демократом». Очевидно, в кругах «перестройщиков» это считалось особо приемлемым ярлыком. Так, например Георгий Шахназаров, один из главных советников Горбачева, тоже любил повторять, что являлся «социал-демократом» еще с 60-х годов. По свидетельствам британского аналитического обозревателя А. Брауна в его книге «Фактор Горбачева» в свое время сам Горбачев представил тогдашнему социалистическому премьер-министру Испании Фелиппе Гонсалесу своего ближайшего помощника Анатолия Черняева как своего «друга и тоже социал-демократа». Что касается оценки самого А. Брауна, по его мнению, сам Черняев являлся деятелем и мыслителем «откровенно либеральных политических убеждений». Д'Агостино подчеркивает в своей книге «Революция Горбачева» (1995), что именно «Черняев, Шахназаров и Яковлев в основном изготовляли тексты речей, публичных выступлений и других важных материалов деятельности тогдашнего генерального секретаря». А по наблюдениям опять того же Брауна, все имеющие место изменения, пересмотр основных политических понятий и установок «перестройки» проводились при непосредственном участие и под идеологическим надзором Александра Яковлева. Таким образом, «социалистический плюрализм», о котором говорилось сначала, постепенно превратился в «плюрализм мнений», а наконец уже полностью приобрел содержание просто «политического плюрализма».

Аналогичным способом и сам Горбачев первоначально вроде бы убежденно призывал к необходимости «реализации разных форм социалистической собственности». Постепенно, однако, он все чаще стал не то «забывать», не то «пропускать» сначала слово «реализация», затем «социалистическая», пока под конец не начал говорить уже просто о «разных формах собственности». Примерно так же и объявленное сначала «социалистическое правовое государство» в конечном итоге превратилось… всего лишь в «правовое государство».

Призывы о развитии возможностей «социалистического рынка» по ходу дела обернулись сначала «рыночным социализмом», а под конец приобрели уже, по всей видимости, свою окончательную редакцию, смысл и значение как «регулированная рыночная экономика», что является понятием развитого капитализма. (Правда, вскоре оказалось, что даже это являлось не более чем «временной остановкой» тактического плана, поскольку и прилагательное «регулированная» тоже отпало, дабы уступить место уже ничем не ограниченной, «чистой», «священной» рыночной экономике.)

Очевидно, применяя те же самые «методологические принципы», Яковлев и подчиненные лично ему средства массовой информации старались даже не упоминать слова «национализм» и «сепаратизм» применительно к набирающим силу конфликтам и очагам напряженности на межэтнической и националистической почве в некоторых нерусских союзных республиках. Вот как Арчи Браун, симпатизирующий, между прочим, Горбачеву, объясняет в своей книге «технологию» этих методов и подходов: «Один из приемов Горбачева заключался в том, чтобы сначала вновь «пустить в обращение» опредленные идеи и понятия, которые в силу ряда причин на протяжении предшествующих десятилетий просто вышли из употребления в советской общественной жизни и политическом словаре. В первые годы после своего избрания на пост генерального секретаря он применял их, добавляя к ним, как правило, прилагательное «социалистический».

Потом смысл и содержание таких, получивших «новую жизнь» «новаторских понятий», становились объектом дополнительных объяснений и толкований со стороны особо «реформистски» настроенных маститых представителей интеллигенции. В результате такой «вторичной обработки» к 1988 году понятие «социалистический» уже почти полностью вышло из употребления… То, что действительно впечатляло у Горбачева, были не столько его «новшества» и «нововведения», сколько его способность придавать «гражданственность» совершенно чуждым марксизму-ленинизму идеям при помощи простой добавки к ним прилагательного «социалистический» или чего-нибудь другого в этом роде. Через год-два эти добавки просто становились лишними, но выше упомянутые немарксистские понятия и идеи уже воспринимались без каких-либо особых возражений».

Такими впечатлениями делится и Лигачев в своей книге.

После 1987 года Яковлев уже совершенно открыто работал против социализма. Под его руководством и при его личном участии установка о «мирном сосуществовании» как о форме борьбы против капитализма всеми силами и средствами, кроме военных, приобрела уже совершенно иной смысл в духе якобы «обязательных для всех» в условиях современности так называемых «общечеловеческих ценностей».

Сам процесс «поиска» и «запуска в обращение» данного понятия, похоже, тоже не лишен довольно большой степени преднамеренности. Так, например, в изданной еще в 1943 году в Нью-Йорке книге Г. Селсама «Социализм и этика» отмечается, что, по Ленину, такие классовые ценности рабочего класса как солидарность, сотрудничество, дружеская взаимопомощь, единство и др. будут обретать общечеловеческую, универсальную стоимость и станут общепринятыми по мере того, как общество социализма будет становиться уделом преобладающей части человечества и будет ею воспринято. При этом Ленин специально указывает на то, что рабочий класс особенно заинтересован в становлении такого вида этики, которая будет одновременно как классовой, так и общечеловеческой — в том смысле, что будет полезной и охватит непосредственно или в перспективе всех людей на земле.

Однако в интерпретациях Яковлева и в политической практике Горбачева идеи «универсальных, общечеловеческих ценностей» приобретали смысл и значение прежде всего как средство оправдания проводимого им курса все более откровенного, тесного сговора и союза с силами империализма. Очевидно, во имя тех же самых целей и «социалистическая демократия», первоначально объявленная «знаменем» перестройщиков, вскоре после этого была заменена просто «демократизацией». С тому же она подразумевалась исключительно в виде способа ограничения общественного влияния и политической роли Коммунистической партии.

В том же духе в конечном итоге и сам социализм стал всего лишь «социалистическим выбором». Причем речь шла уже далеко не об отдельном и реально существующем общественно-экономическом строе и этапе общественного развития, а всего лишь о проявлении некоего «общего стремления» к социальной справедливости.

Аналогичным способом и реально достигнутая степень уменьшения международной напряженности и установления атмосферы безопасности и взаимовыгодного сотрудничества между социалистическими и капиталистическими странами в Европе, каким-то чуть ли не магическим способом были объявлены… вехами некоего «общего европейского дома». Хотя на деле все это стало возможным преимущественно вследствие возрастающей роли системы социализма во всем мире, неуклонно нарасщивающей свои силы и потенциал за счет самоотверженных усилий и труда своих народов.

А понятие типа «общеевропейского дома», как справедливо замечает в своей книге Джерри Хью, «кроме общей озабоченности в сохранении мира, в обязательном порядке предполагает также и наличие гораздо большей степени общности взаимных интересов, взаимовыгодной торговли и ряда других подобных форм сотрудничества». К сожалению, достижений такого рода в Европе, да и во всем мире не было как тогда, так и теперь. (Заключение такого рода содержится в книге Джерри Хью «Демократизация и революция в СССР 1965–1990 гг»., изданной в 1997 году Брукингским институтом в Вашингтоне, который часто привлекается к непосредственному обслуживанию политических интересов администрации США.)

Таким образом, как рассказывает о том же в своей книге и Лигачев, не торопясь, но исключительно систематически и постепенно менялись как слова и понятия, так и само содержание всех прежних основных политических, экономических и международно-стратегических доктрин партии и государства. Всевозможной словесной эквилибристикой их просто переворачивали «наизнанку». В своем исследовании о развале Советского Союза и мемуарной литературе на эту тему (опубликованном в издании «Евро-Азиатские исследования» за март 1997 года) авторы М. Эльман и В. Канторович пишут следующее: «По всей видимости, шла настоящая война против официальной идеологии… Причем она началась задолго до того, как в партии были приняты на сей счет радикальные решения». (22)