Что было бы, если бы смерть была - Николай Иванович Бизин Страница 33

Перельман шёл по Крещатику. Поначалу – просто шёл; и словно бы происходило это (всё ещё) – в Царстве Божьем СССР. Поэтому (вполне по советски) – происходило это счастливо: до девяностых ещё было далеко, и Перельман был молод и не знал, что небо лучше всего наблюдать из ада.

А то, что время и место – пластилиновы, прошлое и будущее – совместимы с настоящим, тоже было более чем очевидно! И не только виртуальному ангелу-хранителю (перед монитором в Санкт-Ленинграде), но и сиюминутным местным бесам: идущего по Крещатику Перельмана вот-вот должны были схватить функционеры т. н. «территориальной обороны» (организованной в начале двадцатых годов двадцать первого века), а он и не подозревал об этом.

Он полагал себя во второй половине семидесятых годов двадцатого века.

Именно тогда(!) – мы с одноклассниками норильской школы № 6 (Крайний Север СССР) были на экскурсии Киев-Гомель-Чернигов (Юго-Запад СССР)!

Более того – именно тот(!) «идущий по Крещатику Перельман» именно что(!) – полагал себя гражданином великого СССР (тогда как в двадцать первом веке такой страны уже не было).

Впрочем, ошибался не только «тот» Перельман! Ещё и «другой» Перельман (уже в Санкт-Ленинграде) – позволил себе некую «заблудившуюся» между эпох ностальгию.

«Другого» Перельмана (перед монитором) – можно понять. Да и заблуждался он – не вполне, а (всего лишь) – не предполагал материализовать «такую» плоть бытия: заигравшись в компьютерные версификации реальности, он и не заметил, что его будущее «я» собирается его (здешнего) вразумлять вполне материально, именно на Украине и именно руками украинских нацистов.

Но(!) – не ошибаясь, заблуждался и я. Поместив Перельмана в советский Киев, я не предполагал, сколь быстро из тамошних советских людей выглянут нынешние политические Украинцы; так же – помещая его в Киев, я забыл о пластилиновости пространства: настоящее действо продолжится никак не в «матери» городов Русских.

Действо (персонифицируясь) – побрезговало провинциальным постмодерном нацистского Киева: теперь всё приключится на Юго-Востоке бывшей Украинской ССР – там слова русского языка не разойдутся с делами: политических Украинцев станут там бить.

Бить нацистов – доброе Слово и Дело. Но (поначалу) – оно не слишком заладится, что скажется и на участи моего героя: виртуально набросившись на него ещё в советском Киеве, именно на Юго-Востоке моего Николая Перельмана (Перельмана Победителя) реально схватят: его не могут не схватить.

Его (еврея и гения) – обязательно надо схватить! Разве что – материя времени сыграет свою роль: схватят его не в Киеве семидесятых (согласитесь, тогда это было немыслимо), а в так называемом ОРДЛО две тысячи четырнадцатого или две тысячи пятнадцатого года.

Сам процесс захвата и перемещения, и временного сдвига – описывать не буду: он сродни движению курсора на мониторе; итак!

Его схватили. Технология (т. е. – телодвижения) – не существенна. И вот теперь – в скромном подвале (известно, бывают подвалы роскошные) провинции Украина (точнее, где-то на её мятежном Юго-Востоке, сейчас оккупированно-«освобожденном» украинской армией и прочими вольными формированиями национал-садистов) боевик-следователь Правого Сектора (или один из хероев украинской Национальной Гвардии, это всё равно) скользящим шагом подлетел к пойманному патрулём Николаю Перельману и сразу (очевидно, для начала беседы) с размаху (то есть – начало действия оказалось протяжным, а время – продолженным) ударил его прямо в ухо.

При этом – у Перельмана лопнула барабанная перепонка.

При этом – сам он «потерял» со-знание.

А при том, что со-знание его было – то ли множественным в едином теле, то ли – единым во многих телах (для краткости буду звать их ипостасями), получилась удивительная вещь: именно о потерю одного из своих со-знаний он мог бы «опереться» – принять её за точку отсчета в своём нынешнем пребывании.

После чего – мог бы детально происходящее рассмотреть на мониторе в Санкт-Ленинграде во время Русской весны года 2014-го.

Согласитесь, любым персонификациям личного бес-смертия: всем этим обретшим само-сознание «продолженным временам», всем этим «неопределённо-укоренённым про-странствам» (т. е. аутентичным про-странникам языка, которому любой алфавит просто-напросто тесен) – дабы оные могли находить себя во временах и местах – необходима про-стая система координат.

Находить? Себя? Про-стоя система координат? Так и хочется повторить за английским классиком: пусть Маугли бегает в стае! Ведь казалось бы (совершенно о совершённом) – незачем.

Ведь все эти «маугли» – и так вещь в себе.

И лишь потом начинаешь понимать «себя»: а чтобы детально (буквально и построчно) – описать обстановку вокруг «этого себя». Дабы другие его «я» – склонились над обстоятельствами этого «я»: для чего (в данной точке персонификации) – его потерявшее сознание тело свалилось с табурета, на котором сидело.

После чего – слово и дело допроса были прерваны, и рьяный патриот своей Украины, выбив сознание из предполагаемого лазутчика сепаратистов, лихо (на каблучках армейских ботиночек) развернулся к столу, за которым восседал ещё один патриот своей Украины.

Который, углядев результат, не менее лихо выругался вполне по великоросски, то есть не витиеватым, а самым что ни на есть обыкновенным матом.

До этого (то есть до падения своего тела) душа Перельмана сказала самим себе – «другим» Перельманам (во многих телах единым):

– Скучно жить на белом свете, господа! Ведь и Гоголя здесь читают в переводе; но (всё равно) – используют внутренние словари: даже в со-знании переводя обратно, на русский.

Душа понимала: проще надо быть! Это ведь проще простого для аутентиста: из-начально давать имена временам и вещам – на языке, которому любой алфавит просто-напросто тесен (термин взять у Роберта Хайнлайна, роман Дорога Доблести).

Ибо в нынешней дискретности слишком легко ей (душе) – порассыпаться на составляющие ипостаси: тогда – в каждой сюжетной линии происходящего (в каждом отдельном пространстве и времени) будет главенствовать своё небольшое со-бытие.

Но самого большого бытия – не будет. Так что меж лёгкостью и простотой Перельману предстояла Дорога Доблести: он должен выбрать свой путь из украинского подвала.

Иначе (просто-напросто) – смысл потеряется в смыслах.

Иначе (просто-напросто) – мысль потеряется в мыслях. Тогда ещё проще (ему, Перельману) – самому положить себя на ближайшем погосте.