Матвей Ганапольский - Кисло-сладкая журналистика Страница 35

К счастью, новые выборы, чаще всего, сметают власть. Ее люди вдруг оказываются никому не нужными. И если они не сядут в тюрьму за взятки и злоупотребления, то им снова нужен эфир. Все высокомерие у них немедленно исчезает, и они стоят у дверей и просятся в студию, льстиво заглядывая в глаза. Не торопитесь давать им эфир. Помучайте их немного.

Но не слишком долго.

Да любой, самый грязный автомобиль чище любого политика. Но ожидая честного политика в эфире, можно и состариться. Кроме того, не стоит приукрашивать жизнь.

Аудитория должна видеть гостей в их натуральном виде.

Мой любимый английский актер, сэр Майкл Кейн, в великолепном фильме «Безупречный» («Flawless») говорит Дэми Мур, с которой собирается ограбить банк: «Война и грабеж – два самых надежных источников дохода».

Герой Кейна хорошо знает жизнь. То, что политика дело грязное, кричат все, и, прежде всего, сами политики, которые эту грязь умножают.

Поэтому, если к вам в эфир пришел очередной «людоед», на котором негде ставить пробу, и вам не удалось увернуться от эфира, не прикрывайте его своим присутствием и авторитетом. Не пытайтесь в чем-то переубедить в эфире. Просто сухими и точными вопросами дайте ему самому продемонстрировать свою черную душу аудитории. Она умная, и все поймет.

Итак, подведем итог этой важной главы. Ее главная цель – разбить очередную иллюзию в вашей голове.

Если кто-то представлял себе, что гость в эфире – это приятная болтовня под кофе, то забудем об этом.

Принимать гостей в профессиональной журналистике – это непростое дело.

Ходить на интервью к другим – не проще.

Когда я рассказал жене, как я буду писать эту главу, она возмутилась. Она сказала, что я безжалостен к начинающим журналистам. Эти малютки, сказала она, только делают первые шаги, и не нужно спешить делать из них прожженных циников, коим я являюсь. Расставаться с иллюзиями нужно постепенно.

Наверно жена права, но любая честная книга – это не школа циников, а школа реалистов. Воспитать циника невозможно, он становится им сам, располагая неприятные стороны жизни по центру взгляда.

Но я снисходителен к репликам жены. Она, как и дочь, не говоря уже о теще, нуждаются в идеалах и не желают с ними расставаться. И если эти идеалы не находятся в собственном доме в моем лице, то они их ищут на стороне.

Особенно дочь.

Когда она в своей комнате развешивает постеры из молодежных журналов, на которых красавцы сияют белоснежными улыбками, то я не спешу ее ругать. Она должна верить, что это совершенство с постера возьмет ее хрупкое тело своими мускулистыми руками и унесет в страну любви и понимания.

Это совершенство унесет ее от моих претензий, советов и замечаний по мелочам.

Кто-то должен унести мою дочь, как она считает, из душной атмосферы семьи, где царят мелочные разговоры о невыплаченных счетах за электричество, и где заставляют ходить в супермаркет.

Дочь должна верить, что где-то существует светлый и нежный мир, наполненный ничегонеделаньем и конфетами.

И вы, как отец, всячески должны поощрять эту мечту.

Вы спросите, почему?

Объясняю.

Это нужно для того, чтобы, преисполненная отвращения к надоевшим родителям, ваша дочурка, хотя бы на один вечер, сходила в квартиру, где живет ее мечта, и познакомилась с его разбросанными грязными носками и немытой посудой.

Однажды я, спрятавшись в кустах, слышал занимательное объяснение дочери с ее мотоциклистом. Дочь требовала от него, хотя бы раз в месяц, мыть свой мотоцикл.

Я не знаю, что он ей ответил, но она быстро вернулась в дом, громко назвала меня лучшим отцом и неделю бегала за пиццей на другой конец города по нашему первому щелчку пальцев.

ПРОВОКАТОРЫ В ЭФИРЕ, ИЛИ УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВЫХ

Я вам желаю, чтобы в вашей работе этого не произошло.

Но такое обязательно будет.

Иногда окружающие ведут себя странно.

Часто это происходит в эфире.

Почему и как возникают такие ситуации, и как выйти из них.

Как говорят психологи в голливудских комедиях: «Давайте поговорим об этом».

Особенно в учебнике.

Начну с примера, только этот пример из моего детства.

Когда я был школьником, на соседней улице жил парень Володя, который очень любил выпить водки. Пил этот Володя дома, а потом выходил на улицу прогуляться. Выглядело это так: вначале из калитки появлялся его живот, потом все тело, а уж потом – голова и башмаки.

Я понимаю, что вы испытаете трудность, если решите визуализировать это появление. Вам будет непонятно, почему его тело выгнуто подобным странным образом.

Поясняю.

Володя был пьющий интеллигент, во всяком случае он про себя так думал. Интеллигенты тоже пьют, но заботятся о том, чтобы при этом выглядеть.

Однажды, во время дождя, он сидел под уличным фонарем и крепко спал, не забывая трепетно сжимать в руке книгу Джеральда Даррелла «Моя семья и другие звери» («Му Family And Other Animals»). Вся улица потом его жалела: «Он такой начитанный, жаль что пьет!» Не жалел его только я – это была моя книга, и он нес мне ее отдать. От дождя ее обложка скрутилась, и лицо Даррелла, на обложке, как будто было залито слезами. Хотя если бы я рассказал Дарреллу, что, между двумя стаканами водки, им зачитывается русский алкоголик, я не думаю, что он бы сам заплакал. В конце концов на книжке было большими буквами написано: «Для широкого круга читателей». И пусть кто-то мне скажет, что русские алкоголики не входят в этот широкий круг.

Так вот, у этого Володи было свое понимание общественного приличия во время запоя. Он мог горланить песню, мог бегать в трусах, но было для него одно понятие, которое он не мог нарушить.

Это равновесие.

Да, именно простое физическое равновесие. Пройти в трусах, распевая при этом песню – это было можно.

Но при этом упасть – никогда!

Это правило для Володи, было так же священно, как для городских интеллигентов пить воду из стакана, оттопырив мизинец.

Володя пил столько, что вестибулярный аппарат отказывался держать его строго вертикально и, чтобы не уронить его тело, требовал более тонкой настройки организма.

Эта настройка оказалась возможна, благодаря одному природному дару – невероятной гибкости тела.

Он выпивал первые полстакана, и его организм слегка прогибался назад. Вторые полстакана изгибали его еще больше.

Когда бутылка водки окончательно пустела, то все выглядело следующим образом: по улице шел человек, который, как казалось, играет в детскую игру, в которой нужно, изогнувшись назад, пройти под низким канатом. Только каната рядом, не было. В таком невероятно изогнутом виде, животом вперед, он и шествовал. Иногда его голова была всего в метре от земли. Как при этом не ломался пополам его позвоночник, было непонятно. Возможно, у русской водки есть особое свойство размягчать не только мозги, но и спину.

Так вот, когда тело Володи превращалось в ходячий бублик, на близлежащих улицах понимали: пора запирать двери.

Возможно, в эти моменты кровь усиленно приливала к голове алкоголика, а может, отливала, но он совершал странные поступки.

Он переносил вещи с места на место.

Например, уносил дрова. Не воровал, а именно уносил, например, в соседний двор – это была его любимая шутка.

Он, вообще, был не злобным человеком – пьющий интеллигент все-таки, но шутил неприятно. Представьте, на улице 30 градусов мороза, это было еще до глобального потепления, вы возвращаетесь домой, а дров нет, они у соседа.

Летом он тайно выкапывал у кого-то в саду картошку, клал ее в мешок и нес в другой двор. Соседи это ценили, потому что, согласитесь, копать картошку, это не всегда развлечение. А так, ты пришел домой, а картошка уже собрана, нужно только забрать за забором.

Иногда, правда, возникала паника. Мешок находили не в соседнем дворе, а через две улицы.

А однажды произошла совсем ужасная вещь. Когда мешок нашли, хозяин другого двора сказал, что эта картошка его. И доказать ничего не удалось. Настоящий хозяин картошки указывал, что это именно его пластиковый мешок, на котором была надпись «Made in Russia». Но вредный сосед зашел домой и вынес двадцать таких мешков: дело в том, что все воровали эти мешки с одного завода, который что-то экспортировал за границу.

Тогда-то Володю первый раз сильно побили.

Следующий раз его побили, когда он тащил от одного соседа к другому старый холодильник, который стоял в саду. Люди оказались черствыми: холодильник – это не картошка, и пользы от его перемещения не было.

И вот когда его били за холодильник, он сказал историческую фразу, ради которой, я его вспомнил в этой книге.

Убегая по улице изогнувшись бубликом, он кричал: «Не трогайте меня, я просто шебутной».

Да, Володя был истинным пьющим интеллигентом. Только интеллигент может столь точно описать свои действия, которые заключаются в том, чтобы нагадить без злобы и без последствий.