Александр Хинштейн - Какого цвета страх Страница 35

— Не жалеете, что ушли из прокуратуры?

— Нет, не жалею, потому что ничего в прокуратуре с момента моего ухода не изменилось. Люди устали. Если непрофессионализм господина Бирюкова обсуждается уже не следователями, а начальниками, людьми на высоких должностях… Какие ещё нужны слова?

Они ничем не похожи друг на друга: флегматичный, худой Гребенщиков. И приземистый, тучный Семин — бывший зампрокурора Москвы. И ещё один бывший: следователь транспортной прокуратуры Георгий Цабрия. И тем не менее в сознании моем все эти люди есть единое целое…

…С пустыми руками идти в больницу было неудобно. В редакционном буфете я купил килограмм мандаринов, но перед самым входом в больничный корпус лопнул пакет, и мандарины желто-зелеными бомбами высыпались на снег. Это было очень красиво: яркие мандарины на искрящемся белом снегу. Красиво и одновременно символично — ведь нет ничего более противоестественного, чем мандарины на белом снегу…

Следователь Цабрия лежал на спине, обмотанный проводами. Он узнал меня сразу.

— Познакомьтесь, — сказал он, не приподнимаясь с матраца. — Это тот самый Хинштейн, с материалов которого все и началось.

Сидящие в палате люди повернулись в мою сторону. На какую-то секунду в воздухе повисла тишина, и под их взглядами мне стало не по себе, и я отвел глаза, как будто сделал что-то постыдное.

Я никогда не видел следователя Цабрия раньше, только разговаривал с ним по телефону. Мне и в голову не могло тогда прийти, что пройдет какой-то месяц, и я буду сидеть в больничной палате, сжимая в руках кулек с мандаринами, и смотреть, как булькают в капельнице воздушные пузырьки.

Многие детали стерлись уже из памяти, но я никогда не забуду красных, заплаканных глаз его матери, не понимающей, что происходит и почему её сын — самый лучший, самый честный — должен писать сейчас рапорт на увольнение, лежа на больничной койке. Никогда не забуду, как обреченно молчал, стоя у окна, его отец, сам прослуживший всю жизнь под сенью Фемиды… И уж точно не забуду того давящего, всепоглощающего, что ли, стыда, который пронзил, залил меня целиком. Ведь это по моей вине следователь Цабрия — крепкий 30-летний мужик — беспомощно лежал на спине, весь обмотанный проводами…

Его уволили тотчас же. Уволили лишь за то, что он поехал с обыском на ОРТ: изымать бухгалтерскую документацию. Уголовное дело по факту контрабанды на главном канале страны было возбуждено ещё в 99-м, после публикации моей статьи.

Почти полтора года блуждало оно по инстанциям, пылилось на столах и в сейфах, пока не попало в Московскую авиатранспортную прокуратуру. К следователю Цабрия.

Я и близко не представлял себе подлинных размеров воровства телемагнатов. До казны не дошли миллионы долларов. Но оказалось, что за преступления у нас не наказывают. Наказывают, наоборот, тех, кто пытается эти преступления раскрывать, потому что тревожить покой телезвезд не позволено каким-то вшивым следователям.

Уже на другое утро после обыска всех, кто был причастен к этому делу, вызвали на ковер. Следователя Цабрия, московского транспортного прокурора Никонова, начальника управления Морозова. Мат был слышен даже в коридоре.

— Пиши рапорт на увольнение, — это были чуть ли не единственные литературные слова, сказанные тем утром. И Цабрия написал. Он не написал другого — что обыск на ОРТ ему якобы велел сделать замглавы президентской администрации Дмитрий Козак, тот самый автор судебной реформы Козак, одно упоминание о котором повергает прокурорскую верхушку в транс.

Конечно, я не могу доказать, кто именно добивался компромата на Козака. Ни один из участников «беседы» никогда не скажет об этом публично. А посему воспользуюсь термином, пошедшим гулять по стране с легкой руки прокуратуры: «Это был человек, похожий на первого заместителя генпрокурора Юрия Бирюкова».

А назавтра у следователя Цабрия случился сердечный приступ. «Скорая» забрала его в больницу в бессознательном состоянии.

Это было уже после того, как, узнав об итогах «визита», заместитель транспортного прокурора Москвы Вахид Абубакаров — человек, с самого начала занявший твердую позицию по делу ОРТ, — надел генеральский китель и отправился на прием к Устинову. Что он хотел доказать? На что надеялся? А может, просто взыграл кавказский темперамент, ведь Абубакаров тоже был чеченцем? Как и Магомадов, как и Бекмурзаев. Но это был совсем другой чеченец…

Когда боевики во главе с Дудаевым ворвались в здание республиканской прокуратуры, собрали всех сотрудников и объявили, что отныне они будут служить новой власти и защищать новые законы, Абубакаров сказал: если мы защищаем законы, то первое, что надо сделать, — это возбудить против вас уголовное дело за организацию переворота. Он думал, что Дудаев убьет его на месте, но Дудаев был куда благороднее, чем нынешние руководители Генеральной прокуратуры.

Нет, Абубакарова не уволили: уволить честного генерала против его воли невозможно. Но можно создать ему «соответствующие» условия.

Абубакаров служит теперь рядовым прокурором. На полковничьей должности. (После общения с Дудаевым выдержишь и не такое.)

А вот Цабрия, Гребенщиков, Семин — список этот можно продолжать бесконечно — в прокуратуре больше не работают. Им нет места в ведомстве, которым руководит Юрий Станиславович Бирюков, в ведомстве, которое борется с террористами и преступниками только на экранах телевизора…

Дело № 2

БЕРЕЗОВСКИЙ, ЛИТВИНЕНКО, «АТОЛЛ»

Никогда не знаешь, что ждет тебя за поворотом…

Сегодня имя Александра Литвиненко — бывшего офицера ФСБ, сбежавшего в Англию, — известно всей стране. Но в ту пору, когда судьба впервые столкнула меня с этим человеком, о его «звездной» будущности не помышлял никто, в том числе и он сам. И уж тем более я не мог себе представить, что случайное это, в общем, знакомство на долгие годы определит мое будущее, перевернет его, доведет до тюрьмы и «психушки».

97-й год. Мои источники из СБП — Службы безопасности Президента, некогда грозной и всемогущей коржаковской опричнины, — рассказали мне преинтереснейшую историю. Будто бы дочь бывшего уже главы президентской администрации Сергея Филатова была схвачена милицией за… торговлю крадеными вещами.

Разумеется, упускать такую восхитительную сенсацию журналистское достоинство позволить мне не могло. Я начал «копать». Нашел оперативников из чертановского отделения, которые допрашивали филатовскую дочь. Саму пострадавшую — женщину, из машины которой были похищены пять демисезонных пальто.

Но очень скоро я почувствовал, что история эта с обычной криминальной сенсацией ничего общего не имеет. Слишком много странностей и несостыковок было в ней. И одна из этих странностей заключалось в фигуре двоюродного брата обворованной — сотруднике ФСБ майоре Литвиненко.

Более подробный перечень несостыковок вы прочитаете чуть ниже, собственно в самом материале. Мой рассказ не об этом.

Номер рабочего телефона Литвиненко найти было не слишком сложно. Правда, прежде чем его дать, мой товарищ из лубянского ведомства как-то странно ухмыльнулся, но от прямого вопроса ушел.

«Ты сам все поймешь, — ответил он, — Литвиненко — парень специфический».

И точно.

«Вы отдаете себе отчет, куда звоните?! — чеканным голосом спросил будущий перебежчик. — Вы звоните в ФСБ!»

Для внушительности, он повторил это ещё раз:

«В ФСБ! В Федеральную службу безопасности».

Я ничего не понимал, ибо телефонов, начинающихся с заветных цифр 224, в записной книжке моей имелось с избытком.

«Вы знаете, кто я такой? — продолжал тем временем Литвиненко. — Я офицер контрразведки!»

Разговор явно шел не в том русле. Мне показалось даже, что мой собеседник не совсем трезв. Правда, в итоге я получил от него все, что хотел, — недостающие мне подробности дела и, заверив «контрразведчика», что разговор наш останется в тайне, уселся за материал. А потом нахлынули новые темы, новые дела, расследования, и фамилия Литвиненко как-то сама собой выпала из головы.

До тех пор, пока годом позже до меня не донеслись отголоски странного рода сенсации, которая показалась мне поначалу абсолютнейшим бредом. Группа сотрудников ФСБ написала рапорта о том, что им было приказано убить Березовского. И заводилой в группе был… Литвиненко.

Не суть важно, как удалось мне найти детали этой истории, скомпоновать из отдельных кусочков мозаики цельное полотно. Эта та часть журналистской работы, которая всегда остается за кадром.

И официальная Лубянка, и все другие участники скандала хранили почему-то стоическое молчание. Литвиненко, например, сказал, что никаких рапортов не писал и вообще слышит об этом впервые. Березовский, которого я разыскал по телефону в Минске — он улетел туда по каким-то эсэнгэшным делам, отказался от комментариев.