Алексей Лукьяненко - Темная сторона Англии Страница 35

— А это, собственно говоря, что?

— Я делю пятнадцать на три. Для этого надо взять цифру пятнадцать, обвести ее кружком, нарисовать столько ножек, на сколько ты хочешь ее разделить, а потом надо считать и ставить точки около каждой ножки. Когда досчитаешь до конца, надо посмотреть, сколько точек напротив одной ножки. Это правильный ответ.

— И что, ты не знаешь, сколько это по таблице умножения? Прекрати заниматься ерундой. Выдумала какую-то чушь!

— Это не чушь! — Девочка обиделась и надула губки. — Это нас в школе научили так!

— В школе? — Я не на шутку растерялся. Я и предположить не мог, что в четвертом классе далеко не самой плохой школы в городе могут преподавать такой бред. — А если я попрошу тебя разделить двести на десять?

— О, это сложное задание, — ответила мне восьмилетняя дочка моей подруги. — Но я попробую.

Она написала цифру двести, обвела кружком, пририсовала десять ножек и начала ставить точки и считать.

— Ради бога, остановись, — попросил ее я. — Я больше не могу на это смотреть.

После этого я стал больше интересоваться английской школой и узнал много нового. Например, что в третьем классе для детей организовывается «ночь пижам», когда ученикам нужно вечером, одевшись в пижаму, выйти в ней из дома и прийти в школу, где всех уложат на матрасы в спортзале и будут читать сказку про трех поросят. Мероприятие длится около часа, в итоге все встают, собирают матрасы и в тех же пижамах идут спать домой. В этом же третьем классе всем ученикам в начале учебного года дарят калькуляторы, чтобы они на математике случайно не перенапрягли свою голову, складывая два плюс три.

Что в четвертом классе в первом полугодии на дом задают счет до двадцати, во втором полугодии — счет до сорока и что дневники, которые дети еженедельно приносят на подпись родителям, не содержат в себе ничего, кроме напечатанных в них линеек. Там не вписаны ни даты, ни дни недели, ни расписание уроков, там нет ничего, кроме подписи учительницы и родительницы. Совершенно не понятно, что это означает, но в конце недели стоя́т лишь две размашистые подписи на девственно чистых листах. Оценок в школе нет. Их в принципе нет. Они появляются только после четвертого класса, и то не в виде оценок, а в виде буквенной категории уровня знаний. То есть A, B, C, D. Как на водительских правах.

То есть до пятого класса нет никакой градации, и соответственно, нет никакой мотивации учиться. Плевать, что никто ничего не знает, я тоже ничего не знаю, но при этом не хуже других. А куда же хуже? Вместо того чтобы давать детям знания, на уроки постоянно приводят каких-то собачек, кошечек, курочек, кроликов, после чего начинаются длинные рассказы про их романтическую жизнь. Детки постоянно рисуют, танцуют, плавают, ходят на экскурсии, играют. Это все, конечно, здорово, но не тогда, когда им уже по восемь лет, а они до сих пор не знают, сколько будет пять, умноженное на пять. Все хорошо в меру, и не надо перегибать. Толку с того, что они постоянно развлекаются, но при этом не знают элементарных вещей?

Что это за бред, когда ребенок, который не может (читай «не хочет») выполнить домашнюю работу, вправе самостоятельно написать записку учителю: «Я не могу сделать эту задачу». При этом записка будет достаточным оправданием и ученика даже не пожурят.

— Мама, я не могу сделать эти примеры! — В один из вечеров Александра с плаксивым видом входит на кухню. — Я напишу записку, что не могу, и отдам ее учителю!

— Ну да, конечно, какие у нас могут быть уроки, если младшая сестра уже полчаса смотрит мультфильм. — Я прекрасно понимаю, что проблема не в трудности примеров, а в пропущенном сюжете с «Барби».

— Ну у меня не получа-а-а-а-ется-я-я! — Старшая дочь начинает брать измором.

— Ну не получается и не получается. — Я с ходу предлагаю ей альтернативу. — Напиши записку учителю, и все. Только не пиши «Я не могу сделать задание», а напиши: «Я не могу сделать задание, потому что я тупая!»

— Я не тупая! — Слезы в одно мгновение прекращаются, она вытирает рукавом нос и повторяет мне: — Я не тупая!

— Тогда пойди и сделай задание! А то завтра ты придешь в школу с запиской и кто-нибудь действительно подумает, что ты тупая.

— Я умная! — Девочка разворачивается и идет обратно в детскую.

— Ну зачем ты так резко? — Катя всегда как квочка защищает своих «цыплят».

— А что, я что-то сказал неправильно? — Я вопросительно поднимаю на нее взгляд. — Или вместо «тупая» надо говорить «недостаточно умная»? Будет немного мягче, но смысл от этого не меняется. Зато она разозлилась и пошла решать. Я ее хоть чем-то зацепил.

Через пятнадцать минут Александра появляется с победоносным взглядом и хлопает тетрадью о стол:

— Я все сделала!

— Ну вот, этим ты еще раз подтвердила, что ты умная. И завтра в классе, когда больше половины учеников достанут из кармана записки, ты будешь очень сильно отличаться от них. Ну а теперь мультфильм!

Дочка убежала, а я снова обратился к Кате:

— Мне тут, кстати, поляк рассказывал. Они с женой задумались, что, может быть, сто́ит вернуться в Польшу. Он отправил жену и четырнадцатилетнюю дочку на разведку, посмотреть, что да как обстоит дома, потому что они прожили в Англии уже больше шести лет. Когда они приехали в Польшу, первым делом пошли в школу. Через несколько уроков дочка выбежала в слезах и сказала маме, что ни за что не останется здесь. Мать пошла разбираться, кто обидел ее чадо, но учительница объяснила, что все ученики смеялись над нею только потому, что по уровню знаний девочку надо было определять в класс на пару лет назад. Понятное дело, что ребенку этого так просто не перенести. Одноклассникам же рот не заткнешь, а дети — существа жестокие.

Брат того же поляка переехал в Англию совсем недавно и привез с собой свою двенадцатилетнюю дочь. Ее определили в местный класс по возрасту, но она начала жаловаться, что ей там совершенно нечего делать. Математические задачи, которые ее одногодки решали минут по двадцать, она делала за пару минут. По просьбе отца девочку перевели на класс выше. Но и там она сидела и смотрела в потолок потому, что ситуация практически повторилась один в один.

Так как еще выше перевестись уже не было возможности, все оставили как есть. Дочка полностью потеряла интерес к образованию. А у другого поляка старший сын уже закончил английскую школу. Мальчик проучился в ней последние 8 лет.

— Ну и что он говорит про него?

— Я спрашивал. Он сказал мне очень коротко: «Дурак дураком».

Весь день в любую свободную минуту все мои напарники по команде достают свои айфоны и постоянно проверяют фейсбук. Мобильники запрещены к использованию на рабочем месте, но всем до этого нет никакого дела, и единственный, кто оставляет телефон в раздевалке, — это я. Сегодня команда разделилась, и мы с поляками постоянно что-то делали, а англичане весь день сидели и болтали с бригадиром, а заодно чатились по социальным сетям.

Когда закончилось основное рабочее время, местные пошли домой, а нам предложили остаться и сделать их работу, которую они даже не попробовали начать. Оказывается, завтра по графику надо вынимать корпус корабля из формы, а ключевые узлы не готовы, поэтому сроки сбиваются и надо их попытаться догнать. Мы с поляками переглянулись и сказали, что не сможем остаться. В конце концов, сколько можно было это терпеть?

Тогда супервайзер спросил, можем ли мы выйти в шесть утра, то есть на два часа раньше основного времени. Мы снова переглянулись и сказали, что не можем. В руководстве началась паника. Нас уговаривали, просили, но мы стояли на своем. Супервайзер с огромным трудом уговорил остаться каких-то двух англичан с палубного цеха, но они все равно в итоге не сделали ничего. Дело в том, что обычно на овертайм из руководства никто не остается, поэтому у ребят просто появилась еще одна возможность посидеть в корабле за деньги и поговорить про жизнь. Мы сдвинули график сознательно, чтобы они почувствовали, что большая часть работы на заводе зависит от нас. Эффект действовал не больше суток. Потом они снова стали принимать факт нашей переработки, как будто мы обязаны это делать всегда.

Как правило, англичане в основном работают только сорок часов. Крайне редко они остаются на овертайм. Много работать невыгодно. Установленный государством порог обеспеченности семьи немногим больше тридцати тысяч фунтов. Если ты зарабатываешь меньше семнадцати тысяч в год, государство доплачивает тебе разницу. Если ты превышаешь семнадцать тысяч, тебе перестают платить пособия и бенефиты. То есть работать не выгодно. С условием того, что местные, как правило, живут в своих домах, этих денег им вполне хватает. Плюс государство доплачивает им как малоимущим, они имеют бесплатную медицину и много чего еще. А мы платим бешеные аренды за жилье, высокие страховки и поэтому вынуждены работать много. У нас выбора нет.