Алексей Лукьяненко - Темная сторона Англии Страница 34

После летнего отпуска мы поняли, что у компании нет заказов. Всех раскидали по другим верфям. Я вначале попал на верфь «5». Там я проработал неделю. Меня приставили к поляку, который здесь был уже давно. Он все время говорил, чтобы я сбавил темп работы при всем при том, что и так делать было нечего вообще. Это была мучительная неделя, потому что спрятаться там было негде, а делать было нечего. Как-то утром мы целый час сидели и терли наждачной бумагой одно и то же место на палубе.

На самом деле то, что мы здесь делали за день, можно было сделать за час. Здесь же я впервые увидел очередь в туалет. Позже понял, почему. Когда я спросил у поляка, что делать еще, он сказал, что если у меня в телефоне есть Интернет, то нужно идти минут на двадцать в туалет. И таких страдальцев там было очень много. Что касается его самого, он ходил туда каждый час. Пока поляк был в туалете, ко мне подошел его бригадир:

— Почему ты ничего не делаешь?

— Мне нечего делать, дай мне, пожалуйста, работу, — я безо всякого смущения посмотрел ему в глаза.

— Если нет работы — look busy (выгляди занятым).

— Что это значит?

— Это значит, что надо взять метлу и мести пол. — Он улыбнулся и пошел дальше по цеху.

Хорошо придумано. Теперь только бы найти свободную метлу. Метелок в цеху было мало, а работников, которым нечего делать, много. Кое-как я разыскал ободранную щетку и начал медленно возить ею по полу. Пол был чистым, потому что десять минут назад его уже подметали такие же бездельники, как я.

Потом по громкой связи объявили митинг. Глядя на огромный цех, мне казалось, что там работает максимум человек двадцать, но когда всем сказали собраться около офиса супервайзера, из каких-то щелей вылезло еще человек сорок и собралась огромная толпа. Супервайзер вышел, промямлил по бумажке что-то невнятное, все поаплодировали и разошлись на брейк.

На следующий день была верфь «2», где делают самые большие серийные модели, длиной сорок метров. Здесь было все очень строго. Наверное, это единственное место на фирме, где есть хоть какой-то порядок. Но и там все работали очень медленно. Мне дали работу на весь день, которую можно было не торопясь сделать за час. Я долго и мучительно растягивал ее, но тут ко мне подошел какой-то парень и спросил по-русски:

— Ты из Латвии?

— Да. — Я просто обалдел, потому что не ожидал услышать здесь русскую речь.

— Мне англичане из твоей команды сказали. Меня зовут Роландас, я из Литвы.

Как выяснилось в разговоре, Роландас живет в Англии уже двенадцать лет, шесть из которых в Пуле.

— Слушай, здесь так тихо и спокойно, — сказал ему я. — Совсем не так, как в других городах. Вечером можно спокойно ходить по улицам, и никто, как в Манчестере, не даст тебе бейсбольной битой по голове за то, что ты ответил ему с акцентом на вопрос «который час?».

— А ты ходил здесь по клубам или дискотекам? — поинтересовался он у меня.

— Нет.

— А ты сходи, это, конечно, не Манчестер, но урвать можно и здесь.

Потом была верфь «4». Здесь в это время строили самую большую композитную яхту в мире по индивидуальному заказу, и работали на ней исключительно англичане. Мне пришлось клеить изнутри топливные баки. Это просто ужасная работа. Ты залезаешь через маленький люк внутрь огромной по размерам, но очень маленькой по высоте емкости и ползаешь там, как червь, через отверстия в перегородках. Сверху дуют огромные вентиляторы, на лице маска, из освещения несколько ламп дневного света. Когда моешь стенки бака ацетоном, каждые десять минут нужно выскакивать наружу и идти на улицу подышать. Маска фильтрует воздух, но это когда есть что фильтровать. Когда вся емкость наполнена парами ацетона, воздуха там нет. К тому же это место не для тех, кто болен клаустрофобией.

Яхта была анонсирована на начало года, но уже заканчивалось лето, а она до сих пор стояла без верхней палубы, не говоря об оснащении и внутренней отделке. Нам давали огромное количество сверхурочных часов, потому что время поджимало уже дальше некуда. Когда меня переводили на другую верфь, бригадир поблагодарил меня за работу и сказал, что он держит пальцы крестом, чтобы меня вернули обратно. Пальцы крестом — это как у нас держать кулаки. А держал он их по одной простой причине. Потому что я очень быстро и хорошо работал, а время надо было нагонять.

Потом была верфь «3». Там я делал формы для новой модели яхты вместе с поляками, а потом меня вернули на мой завод. Временный разброс людей по другим подразделениям дал возможность супервайзеру убрать какое-то количество бездельников со своего. Их просто не позвали обратно, а из тех, кто вернулся, была сформирована команда, которая вшестером легко выполняла то, что раньше делали девять человек. Правда, англичан теперь было только двое. Кроме них, были трое поляков и я. Пока велась фильтрация коллектива, заодно выгнали всех, кто работал через агентство.

От агентства в основном были поляки, которые имели временный контракт и работали на проверочном сроке. Некоторые из них уже отпахали по пять месяцев вместо трех, но всем им в один момент сказали «До свидания». А через неделю взяли обратно. На новый проверочный срок. Это очень выгодно для компании потому, что постоянного контрактника выгнать тяжело, а временных работников можно выгнать в любой момент без объяснения причин. Им просто говорят, что завтра они могут не приходить, потому что они больше не нужны, а через неделю звонят и говорят, что заводу нужны рабочие. Хочешь не хочешь — вернешься. Нужно кормить семью и оплачивать счета. А с нашей специальностью в этом городе всего два завода. Этот и еще один, который делает корпуса и лопасти промышленных ветрогенераторов. Менеджеры по персоналу обоих предприятий прекрасно знают друг друга, и, когда тебя выгоняют с одного завода и ты идешь наниматься на другой, там известна вся твоя биография еще до начала интервью.

Наиболее выдающейся личностью в нашей команде был Пол. Это самый молодой и самый запомнившийся мне за все время англичанин. Ему было двадцать семь лет, и он каждый вечер ходил в паб, чтобы выпить три-четыре пинты пива. Англичане между собой называли его fucking alcoholic (гребаный алкоголик). Когда однажды в процессе работы зашел разговор о том, у кого какая религия, Пол сказал: «My church is a pub, my God is alcohol» («Моя церковь — паб, мой Бог — алкоголь»). Во время работы он все время издавал какие-то вопли, похожие на крики павиана, подпевал дурным голосом певцам на радио, но самое интересное, что когда начиналась музыкальная композиция, которая ему очень нравилась, он извинялся, говорил, что это его любимая песня, клал рабочий инструмент на пол и начинал, как собака, трахать ближайший выступающий угол корпуса яхты. Видимо, положительные эмоции от прослушивания песни ассоциировались у него исключительно с сексом.

Позднее он стал помимо песен трахать детали корабля. Если ему давали что-то ламинировать, например вклеивать резонатор глушителя, он сначала трахал его, потом начинал делать. Так же он постоянно трахал стрингеры и моторные фундаменты, перед тем как начать с ними работать.

У нашей соседки-англичанки было два золотистых ретривера. Сука, которой было восемь лет, и кобель, которому было четыре года. Время от времени сука залезала на кобеля и начинала его насиловать. Мы спросили в шутку у соседки, что делает сука, и соседка на полном серьезе объяснила нам, что таким образом она показывает свое превосходство над кобелем и то, что она доминирует над ним же. Думаю, что у Пола это тоже было как-то связано с проявлением превосходства над деталями корабля. Однажды, когда мы стояли с ним около яхты в цеху, Пол в глубокой задумчивости сказал мне:

— Наверное, мне надо сходить к врачу. Мне кажется, что у меня что-то не в порядке с головой…

Несмотря на это, бригадир постоянно советовался с ним в технических вопросах и считал, что это самый толковый и ответственный работник среди нас.

Издержки образования

Я зашел домой после работы, разулся и бросил рюкзак на полку для обуви.

— Всем привет! Чем занимаетесь?

— Привет, я на кухне, младшая дочка смотрит мультики, старшая сидит за математикой, все при делах. — Катерина вышла с кухни с мокрыми руками и чмокнула меня в нос.

— Привет, Александра! — Я заглянул через плечо старшей дочки, которая на кухонном столе разложила книжки и решала какие-то примеры по математике. — Что тут у тебя?

— Привет. Нам сегодня задали деление цифр. — Она сдвинула тетрадку на край, чтобы мне было лучше видно, над чем она сидит.

То, что я увидел, вызвало во мне неподдельный интерес. На листочке была написана цифра 15, обведенная кружком. К кружку были пририсованы три ножки. Напротив каждой стояли какие-то точки. Я не видел ничего подобного раньше, поэтому спросил:

— А это, собственно говоря, что?