Эндрю Ротштейн - Когда Англия вторглась в Советскую Россию Страница 36

Янг составил текст лекций по географии и этнографии России, которые сопровождались показом 70 диапозитивов по волшебному фонарю. Задуманные как неполитические, они часто приводили к оживленным политическим дискуссиям, которые произошли и в «школе по иностранным делам» в Глазго, и в Союзе лондонских водителей автобусов в Вестминстере 28 апреля 1924 года.

В мае лекция о Финляндии вылилась в острую дискуссию о необходимости установления дружественных отношений с СССР. Примеров подобных дискуссий можно было бы привести много.

В это время все громче стали раздаваться требования восстановить Янга в должности.

2 марта 1924 года Лэнгдон Дэвис обратился с письмом к новому заместителю министра иностранных дел в лейбористском правительстве, Артуру Понсонби, в котором напоминал ему о деле Янга. Он написал о том, как Янг в нарушение установленных правил опубликовал статью, в которой изложил то, что он считал правдой о происходивших в России событиях и которая была осуждена министерством иностранных дел. «Он был поддержан всеми нами в Союзе демократического контроля и всем оппозиционным лагерем того времени, но был, конечно, уволен министерством. Теперь, когда лейбористы находятся у власти, следует вспомнить о прошлых фактах. На карту поставлена не только репутация такого прекрасного и способного человека, как Дуглас Янг, но и всего лейбористского движения». Будет ли лейбористское правительство попросту продолжать политику тех британских руководителей, которых оно порицало в течение стольких лет, или же оценит по достоинству тех, кто искренне разделял ее принципы. Оценит ли оно, в частности, «героические усилия Янга». Ведь тогда «мы все его хвалили и говорили, что он поступил как честный человек». Обладая разносторонними познаниями о России, он мог бы сослужить добрую службу для министерства иностранных дел.

Четыре дня спустя Понсонби ответил, что «был не прав, когда не уделял внимания делу Янга», но что теперь он им займется. К 17 марта он смог добавить к этому, что он, кажется, «успешно разрешил вопрос о Янге», однако для улаживания формальностей «потребуется некоторое время». Должностной статус Янга также «неизбежно потребует урегулирования». К 31 марта Понсонби обнаружил, что «путь становится весьма ухабистым». Письменное указание Макдональда на сей счет, которое он представил соответствующим отделам, вызвало большое смятение. Понсонби ругали не за Янга, а потому, что «восстановление в должности представляет собой исключительное и щекотливое дело». Тем не менее Понсонби считал, что им не следует уступать. Подобно большинству лейбористских членов парламента того времени, Понсонби, возможно, недооценивал того трепета, который испытывал Макдональд перед чиновниками министерства иностранных дел.

В действительности по прошествии двух месяцев так ничего и не изменилось. Маргарет Уинтрингэм, член парламента от либералов, написала об этом в начале мая Понсонби и получила 12 мая заверение в том, что этим вопросом «занимаются». Лично он «высокого мнения о его (Янга) способностях». И все же 6 июня он мог сообщить Янгу только то, что он понимает его обеспокоенность задержкой дела, но что «восстановление представляет собой исключительно трудный и сложный вопрос». Сейчас Понсонби не может сообщить ничего определенного, «но дело находится у самого премьер-министра, и поэтому Янг не должен бояться, что оно будет „отложено“». Ответ Понсонби прозвучал весьма уклончиво, и Янгу следовало готовиться если не к получению полного отказа, то, во всяком случае, к очень скромным результатам.

Наконец 2 июля 1924 года министерство иностранных дел по указанию Рамсея Макдональда сообщило Янгу, что он может вернуться на консульскую службу, но на жалованье, «не превышающее размер вашего постоянного жалованья, исключая любые временные надбавки в момент вашего увольнения». В переводе на обычный язык это означало, что Янг, формально числившийся в Архангельске вице-консулом и лишь исполнявший обязанности консула, вернется к тому статусу, какой он имел в 1915 году, в начале его службы в Архангельске! Кроме того, «в соответствии с обычными правилами, — говорилось далее, — ваша предыдущая служба не будет учитываться при исчислении пенсии». Другими словами, отменяя решение лорда Керзона об увольнении Янга, Макдональд и подчиненные ему чиновники министерства иностранных дел оставляли в силе наказание, наложенное на Янга Керзоном. Та самая ситуация, которую Лэнгдон Дэвис так убедительно изложил в письме Понсонби в марте, возникла в июле. Макдональд предпочел политику тори.

Это был не единственный случай, когда Макдональд в 1924 году сделал подобное отступление к консервативным традициям. Нет оснований сомневаться и в том, что именно потому, что вопрос касался отношений с Советской Россией, премьер-министр и министр иностранных дел Макдональд принял участие в затянувшемся и отвратительном акте мелочного издевательства над Янгом.

Однако Янгу было трудно продолжать борьбу в его положении. Как он писал своему старому другу по министерству иностранных дел в январе 1943 года, «мои небольшие сбережения таяли день ото дня. На меня легла тяжелая обязанность обеспечить куском хлеба мою русскую жену, тестя и горничную, потерявших родину и все, что у них было. Я вынужден был поступиться своими принципами, и Понсонби взял меня обратно».

Итак, 7 июля 1924 года он ответил министерству иностранных дел, что принимает предложение на указанных условиях «с должной признательностью». Последовала еще двухмесячная задержка, пока 28 августа не завершились последние формальности, и только после того, как Янг напомнил о себе, ему наконец сообщили, что хотя первоначально предполагалось направить его на работу в Россию, но, поскольку пока еще преждевременно посылать туда британских консулов, его отправят в Софию исполнять обязанности вице-консула.

24 октября Янг выехал из Лондона в Болгарию. Это было всего за пять дней до всеобщих выборов, на которых лейбористы потерпели поражение, и консервативное правительство вернулось к власти. Таким образом, восстановление Янга на службе, даже с потерей одиннадцати лет стажа, с 1907 по 1918 год, произошло вовремя, поскольку новый министр иностранных дел, несомненно, решил бы дело Янга исходя из отношения к нему Керзона.

Часть VI

Когда Янг получил назначение в Софию, Болгария все еще находилась в тисках белого террора, установившегося в результате переворота, который был спровоцирован в предыдущем году царем Борисом и его приспешниками из числа крупных землевладельцев и финансовых магнатов. После подавления восстания рабочих и крестьян в сентябре 1923 года, которое возглавляла коммунистическая партия, репрессии особенно усилились. Кроме того, наиболее реакционное ядро вооруженных сил, на которые опиралось болгарское правительство, составляли бежавшие из Советской России белогвардейские офицеры из деникинских и врангелевских армий, разгромленных Красной Армией.

Таким образом, Янг окунулся в атмосферу, несколько схожую с той, которая была уготована ему в Новороссийске в 1919 году.

Однако в 1924–1925 годах, особенно после победы консерваторов на недавних выборах в Великобритании, подобная атмосфера господствовала во всей Восточной Европе, и у Янга не было иного выбора, как приноровиться к ней. В июне 1925 года он вновь был назначен исполняющим обязанности консула. Возможно, он легко включился в знакомый ему круг обязанностей. Конечно, его роль в Болгарии была значительно более скромной, поскольку в Софии имелась британская миссия с аккредитованным посланником. Янг стал почетным председателем Софийского клуба английского языка и много времени посвящал организации библиотеки клуба. Год спустя после назначения во время очередной проверки работы консульства генеральным инспектором министерства иностранных дел его работа была высоко оценена, и Янг 24 декабря 1925 года получил благодарственное письмо от сэра Остина Чемберлена, ставшего теперь министром иностранных дел.

Однако второй год пребывания Янга в Софии был омрачен семейными неприятностями. Его жена Варвара болезненно переживала, что Янг после столь обещающего начала карьеры остался на долгое время без работы. Она была глубоко потрясена тем, что ее муж выступал за улучшение отношений с Советским правительством, к которому она относилась враждебно, считая его виновным в утрате фамильных владений. Вскоре после приезда в Болгарию она стала посещать общество белоэмигрантов в Софии и всячески избегала контактов с членами английской колонии. В 1925 году Варвара отправилась навестить свою тетку в Белград. Больше Янг ее не видел. В 1926 году она уехала в Париж с одним бывшим царским офицером, за которого вышла замуж, как только Янг дал ей развод в 1929 году. Характерно для Янга то, что. он построил в Варне для ее отца, с которым он поддерживал очень хорошие отношения, небольшой домик и назначил ему денежное пособие, которое тот и получал до самой смерти в 1937 году. Себе Янг купил там же виллу, надеясь поселиться на ней после ухода в отставку.