Иоахим Гофман - Сталинская истребительная война (1941-1945 годы) Страница 36

К этому ряду принадлежит и Алексей Толстой, по отцу — выходец из графского рода, по матери — из рода Тургеневых, способный, несколько расплывчатый писатель, целиком находившийся на службе сталинизму. Когда в 1937 г. всю страну охватил лихорадочный бред «Большой чистки», Толстой выступал за рубежом на так называемых «антифашистских конгрессах» в качестве представителя Советского Союза с целью воздействия на интеллигенцию Запада. Конечно, его именем не менее, чем его услужливостью, объясняется то, что во время войны он выступал в качестве ведущего члена «Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников» — учреждения военной пропаганды, целевая направленность которого еще будет освещена ниже. При этом Толстой по заслугам получил Сталинскую премию за оставшийся незаконченным роман «Петр I». Его публикации «Рассказы Ивана Сударева» (1942-44 гг.), «Иван Грозный» и «Трудные годы», но прежде всего его многочисленные эмоциональные пропагандистские статьи в немалой мере способствовали возбуждению в советских солдатах недобрых страстей.

Однако в первую очередь следует вспомнить Илью Григорьевича Эренбурга, сыгравшего главенствующую роль в военной пропаганде Советского Союза. От Эренбурга нельзя отмахнуться одним замечанием, что он был просто человеком с «наказуемой уголовной энергией большого масштаба», «подстрекателем к убийству» или, возможно, лишь «психопатом», человеком с болезненными наклонностями. Ведь уголовные или психопатические наклонности ни в коей мере не исключают наличия писательских и журналистских способностей. Во всяком случае, это в сочетании с недостатком правдивости и отсутствием всяких угрызений совести позволило ему стать важнейшим орудием пропаганды ненависти, обращенной против всего немецкого. Политическая агитация, которую он с большой ловкостью вел многие годы, и беспринципная изощренность, с которой он сумел после смерти своего хозяина Сталина в повести «Оттепель» и в своих мемуарах «Люди, годы, жизнь» переоценить и затушевать прошлое и свой собственный образ действий и приспособиться к новым условиям, создали ему и в западных странах реноме, которого не следует недооценивать и которое существует и поныне. Федеративная Республика Германия не составляет при этом исключения. И до некоторой степени поражает, когда наблюдаешь, насколько мало распространенная здесь интеллигенция поняла или, возможно, всего лишь хотела понять советский мир и с какой легкостью именно здесь преступаются заповеди приличия и морали.

Так, например, издатель западногерманского перевода мемуаров Киндлер принялся внушать, что приведение определенных примеров эренбурговской пропаганды ненависти представляет собой лишь повторение «геббельсовской лжи». И, к примеру, уже в 1991 г. фракция ХДС в собрании депутатов округа Берлин-Шёнеберг внесла предложение по достоинству отметить в рамках выставки «Русские в Шёнеберге» также «творчество» Эренбурга и почтить память об этом журналисте и писателе. По случаю его 100-летия в 1991 г. ведущие немецкие ежедневные газеты не упустили возможности почтить его память, отметить его «кипучее желание писать», провозгласить его «мастером сатиры», «искателем истоков зла» и восхититься его «грандиозными панорамными полотнами». Тщетно искать хотя бы единого слова объяснения преступной деятельности Эренбурга в военный период, которая имела столь ужасные последствия именно для бесчисленных немецких мужчин, женщин и детей. Об этом роде деятельности Эренбурга и Вальтер, автор памятной статьи в литературном приложении к «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг», упоминает одной сухой фразой, написав, что Эренбург был «одним из самых активных» и — вводящая в заблуждение формулировка — «ярких военных пропагандистов» — недооценка, которая удостоилась в той же газете резкой отповеди от одного из тех, кто знал, о чем идет речь, Хайнца Навратила (Nawratil), автора книги «Изгнание немцев» (Die Vertreibung der Deutschen). Кто же был Эренбург?

Эренбург, родившийся в 1891 г. в Киеве сын еврея-пивовара, всю жизнь признавал свое происхождение и, как он сам писал: «Я — еврей. Я говорю это с гордостью» (I am a Jew and proud of it). Не имея расположения к получению упорядоченного образования, он уже школьником посвятил себя не столько своим гимназически-школьным обязанностям, сколько шатаниям по политическому деклассированному миру своей среды. Будучи так называемым «16-летним революционером-большевиком»,17 он эмигрировал в Париж, чтобы с этого момента вести бродячее существование интеллигента без родины и корней, который всю жизнь испытывал к людям, честно зарабатывающим свой хлеб в упорядоченной буржуазной жизни, лишь глубокую антипатию. Находясь до 1917 г. в Париже в качестве литератора-политикана, он являлся постоянным посетителем кафе «Closerie des Lilas», где «изо дня в день сидел и писал». Однако, привлеченный революцией, он в 1917 г. приехал в Москву, где, правда, поссорился и с новыми властями, так что опять попытался осесть в Париже. Тем временем, высланный французской полицией, он до 1924 г. пребывал в неспокойной атмосфере тогдашнего Берлина, где, находясь с 1921 г. на советской службе, зарабатывал себе на жизнь, видимо, как сотрудник советской печати и прежде всего как доносчик и шпик пресловутой советской тайной полиции ГПУ (Государственное политическое управление). Находясь затем в Москве и вновь в Париже, он во время испанской гражданской войны 1936-39 гг. был командирован в Испанию в качестве корреспондента и агитатора, но в 1939-40 гг. опять пребывал в Париже, а после вступления туда немецких войск — с неясным заданием в Берлине, чтобы затем окончательно переехать в Москву.

В 20-х годах Эренбург стал известен в международных кругах благодаря различным публикациям, включая политический роман «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников», содержанием которого является преодоление буржуазности революцией в эпоху Первой мировой войны. В этой книге, в качестве, так сказать, аксиомы большевистской мудрости, приводится и фраза: «Для блага человечества нужно убивать». В появившейся в 1941 г. книге «Падение Парижа» Эренбург смог вновь дать волю своей старой «ненависти к хорошо темперированной французской буржуазии», описав под впечатлением испанского опыта причины поражения Франции в 1940 г. с позиций социалистической классовой борьбы. Высшая литературная награда, которую мог вручить Советский Союз, Сталинская премия 1-й степени, стала заслуженным воздаянием за эту желанную пропагандистскую стряпню. Этой пачкотне едва уступал по своему «массовому воздействию на современников» появившийся в 1946 г. политический роман «Буря», который в результате был также увенчан Сталинской премией. Своими талантами, своей беззастенчивостью, своим зарубежным опытом и, не в последнюю очередь, своей испытанной услужливостью Эренбург, как никто другой, подходил для выполнения важнейшей пропагандистской задачи, которая внезапно встала перед Сталиным в 1941 г.

Ведь когда началась советско-германская война, советская пропаганда в известном смысле оказалась запутанной в своих собственных сетях. Правда, было не так уж сложно возбудить враждебные чувства против «фашистов», поскольку скрытая антифашистская агитация с 1939 г. не прекращалась никогда. Однако, наряду с ней, имелось и более старое учение, согласно которому «немецкие рабочие и крестьяне» являлись естественными противниками «фашизма», который и без того мог захватить власть только «с помощью рурских магнатов и социал-предателей». По этой теории гитлеровской Германии противостояла «другая Германия», а «рабочие и крестьяне» в Вермахте, как считалось, откажутся воевать против «отечества трудящихся», Советского Союза, если только «узнают правду». Этим и объясняется неуклюжая советская фронтовая агитация, которую вообще не понимали немецкие солдаты, на первой стадии войны. Лозунги, подобные почерпнутому из одной советской листовки: «Немецкие солдаты! Кому выгодна война против Советского Союза? Только капиталистам и помещикам!», не давали результата. «Настоящей ненависти к Вермахту» в Красной Армии, как признавал Эренбург, «поначалу не знали». Тут нужно было прояснить обстановку, дабы дело не дошло до «преступного братания» на поле боя или, еще хуже, до того, чтобы красноармейцы стали массами сдаваться в плен немцам. Сталину нужно было возбудить «ненависть, ненависть и еще раз ненависть» не только против «фашизма», но и против всего немецкого вообще, о чем сообщил генерал-лейтенант Власов, сам слышавший, как Сталин в Кремле после битвы под Киевом обратился с соответственным наглым требованием к Берии. А пропагандистские предпосылки для этого были созданы давно. Нужно было только обратиться, например, к таким подстрекательским произведениям, как фильм «Александр Невский» режиссера С. Эйзенштейна по сценарию П. Павленко и с музыкой С. Прокофьева, выпущенный Мосфильмом в 1938 г. Но задача была поставлена еще шире.