Иоахим Гофман - Сталинская истребительная война (1941-1945 годы) Страница 37

Заместитель наркома иностранных дел Лозовский уже в первые дни войны довел до сведения Эренбурга, какое решающее значение одновременно придавал Сталин зарубежной работе на Великобританию и США. Ведавший такими вопросами член [кандидат в члены] Политбюро Щербаков теперь официально дал ему важное поручение — «ежедневно» писать и для союзников на Западе. Подгоняемый определенными указаниями Сталина точно так же, как чувствами ненависти своего испорченного рассудка и порочной души, Эренбург принялся развивать деятельность, которая, как считал он сам, больше не имела отношения к «литературе» даже в социалистической интерпретации этого понятия. С тех пор он действительно каждый день писал статью, а зачастую несколько, до пяти статей, для государственного органа «Известия», для партийного органа «Правда» и прежде всего для армейского органа «Красная звезда», а также для других советских газет и — в различных вариантах — для просоветских периодических изданий за рубежом. «Красная звезда» в первую очередь создавала рабочую основу для безобразной политпропаганды в Красной Армии, и красноармейцам с тупой монотонностью вдалбливали статьи этого органа: «Со статьями Эренбурга мы ложились по вечерам и вставали по утрам». Имя Эренбурга, как сказано 21 сентября 1944 г., было известно каждому красноармейцу: «Советский народ считает его одним из лучших своих писателей и величайших патриотов».

Если войскам для повышения боевой мощи не раздавалась перед наступлениями традиционная водка, то «им перед началом наступления зачитывали статьи Эренбурга», которые в бесчисленных вариациях повторяли основную тему: немцы — не люди, их нужно беспощадно истреблять. Этот стереотип, хотя он, конечно, отвечал намерениям советского руководства, подчас вызывал в своей обобщенной форме робкие сомнения, видимо, даже в Советском Союзе. Так, Эренбурга иногда спрашивали, как можно постоянно писать только об одном и том же предмете — о несходстве немцев с людьми. «Неужели они действительно такие палачи?» — спросили москвичи летом 1944 г. Романист Гроссман, сам активный представитель советской военной пропаганды, по крайней мере, упрекнул Эренбурга, что тот не допускает наличия разницы между немцами и, с другой стороны, «фашистами» и «гитлеровцами». Возражения раздавались и в западных странах. Когда, например, просоветская шведская газета «Гётеборгс Хандельстиднинген» в 1942 г. принялась печатать статьи Эренбурга, то вмешалось не только правительство Германского рейха, но и другие шведские газеты — так, «Стокгольмс Тиднинген», «Гётеборгс Моргонпост» и «Афтонбладет» выразили протест, а «Дагпостен» написала: «Эренбург держит все рекорды в интеллектуальном садизме. Для чего еще опровергать эту свинскую ложь и доказывать, что Эренбург приписывает немцам вещи, которые у красноармейцев случаются сплошь и рядом».

Эренбург, чьи статьи частично переводились на английский язык, вовсе не всюду встречал понимание также в Великобритании и США. Известный журнал в Нью-Йорке, например, призвал в 1945 г. выразить протест против «жестокости таких советских писателей, как Алексей Толстой и Илья Эренбург». И сам Эренбург счел себя вынужденным 26 октября и 23 ноября 1944 г. публично возразить некой леди Гибб из Англии, которая написала ему: «Вы возбуждаете в сердцах русского народа очень, очень старое зло, а именно желание мести после достижения победы. Это старое, старое зло… не принесет победителям благословения… Мы так сильно заинтересованы в том, чтобы вы использовали свои большие таланты на службе России для установления справедливого и долгого мира, а он никогда не может основываться на самоуверенности и желании мести». Советская пропаганда, в это время уже вплотную занятая тем, чтобы застраховать огромные военные территориальные завоевания, начала оказывать на леди Гибб массированный нажим, дабы еще в корне задушить любое проявление справедливости и человечности. Эренбург ответил ей исполненным ненависти языком чудовища, процитировав якобы полученное письмо от некоего [младшего] лейтенанта Зинченко, который с возмущением написал: «Моя мать тоже верует, и она во имя этой веры благословляет меня: “Убей немца!”» «Нельзя жалеть зверя, — писал Эренбург, — зверя нужно уничтожить… Такого мнения у нас весь народ, многоуважаемая леди.»

В своем положении Эренбург, во всяком случае, мог быть уверен. И даже мнимое взыскание со стороны идеолога ЦК КПСС [ВКП(б)] Александрова, который опубликовал в партийном органе «Правда» незадолго до конца войны, 14 апреля 1945 г., передовую[?] статью под заголовком «Товарищ Эренбург упрощает», являлось не чем иным, как тактической уловкой, предпринятой по прямому поручению Сталина, которая вовсе не была направлена против персоны Эренбурга, как тому тотчас с пониманием намекнули, но лишь учитывала в пропагандистском плане изменившуюся политическую ситуацию. Наделенный неограниченным — не считая краткого раздражения в 1949 г. — доверием Сталина, Эренбург сразу же после окончания войны был направлен в качестве коммивояжера в страны Восточной и Восточно-Центральной Европы с важным поручением — подготовить в агитационном отношении и закрепить завоевание там власти коммунистами. Насколько ценил в это время Эренбурга Сталин, проявилось, когда госсекретарь США Бирнс в 1945 г. перед лицом советских насильственных актов и злоупотреблений в Румынии пригрозил публикацией сообщений американских корреспондентов. На этот протест Сталин ответил, как сообщалось,[112] «презрительным движением руки: “Тогда я пошлю в Румынию Илью Эренбурга и велю ему сообщить о том, что он увидит. Его слово будет значить больше, чем слово Вашего человека”». В качестве вице-президента (согласно скрытой советско-коммунистической табели о рангах, в действительности президента) охватившей весь мир советской организации «Всемирный Совет Мира» Эренбург в последующие годы развернул интенсивную подрывную работу в странах и государствах всех частей света. Завязанные им многообразные личные знакомства и связи теперь прояснили и то, в какой мере левые интеллигенты, а также известные фигуры духовной и политической жизни многих стран вольно или невольно унизили себя до роли прислужников сталинского режима. И даже бывший левый политик из партии Центра и германский рейхсканцлер д-р Вирт не пренебрег дружескими переговорами с Эренбургом в Швейцарии. Правда, для лауреата [международной] Сталинской премии д-ра Вирта это не удивительно, ведь по «объемному» делу ЦРУ «Подоплека Иозефа Вирта» (The background of Joseph Wirth) можно проследить его деятельность в качестве советского агента вплоть до начала 20-х годов.

Печатная продукция за годы «Великой Отечественной войны Советского Союза», как упоминалось, вышла у Эренбурга, который всю жизнь много писал, за обычные рамки в том смысле, что она, по его собственным словам, представляла собой не «литературу», даже в скромном смысле слова, а политическую агитацию, то есть политическую травлю. Около 3000 его руководящих статей и обращений были еще раз специально собраны в 1942-44 гг. в трехтомной книжной публикации под названием «Война». Правда, позднее Эренбург хотел знать о них уже не слишком много. В своих мемуарах «Люди, годы, жизнь», предназначенных и для того, чтобы замести следы, он словоохотливо распространяется прежде всего о человеческих приобретениях этих судьбоносных лет. О военных статьях сказано лаконично: «А что у меня осталось от тех лет? Тысячи статей, похожих одна на другую, которые теперь сможет прочитать только чрезмерно добросовестный историк». Движущие мотивы этой скромности сможет понять тот, кто действительно вторгнется в эти материи с «добросовестностью историка».

И анализ этого потока статей также вполне пригоден, чтобы освежить воспоминания о другом авторе статей, Юлиусе Штрейхере, том гауляйтере Франконии, который в 1940 г. был снят со своих постов за личные упущения,[113] издателе антисемитской подстрекательской газеты «Штюрмер», которая, правда, как, вероятно, следует добавить, из-за своего низкого уровня в значительной мере отвергалась даже в кругах НСДАП. В 1945-46 гг. Штрейхер находился среди обвиняемых перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге, был признан виновным и приговорен к смерти, поскольку он, как говорится в обосновании приговора, «в своих речах и статьях неделю за неделей, месяц за месяцем отравлял образ мысли немцев ядом антисемитизма и подстрекал немецкий народ к активному преследованнию евреев». «Передовая статья от сентября 1938 г., — сказано там, — являлась типичной для его поучений, в которых еврей характеризуется как бацилла и чума, а не как человеческое существо.» Дескать, Штрейхер недвусмысленно призывал к уничтожению евреев.

Если уж его по обвинительному пункту № 4 (преступления против человечества) приговорили в Нюрнберге к смертной казни через повешение, то что же говорить об Эренбурге, который годами «неделю за неделей, месяц за месяцем», даже день за днем отравлял образ мысли народов Советского Союза (а также западных стран) ядом антигерманизма и подстрекал к активному преследованию и убийству немцев, причем не в захолустном периферийном листке, а в ведущих газетах Советского Союза, по сугубо официальному поручению? Если Штрейхер был «подстрекателем против евреев № 1», то представляется не только оправданным, но даже необходимым назвать Эренбурга «подстрекателем против немцев № 1». «Штрейхер нес ответственность за смерть миллионов евреев», — писал Эренбург 13 декабря 1945 г., будучи наблюдателем на процессе в Нюрнберге. Необходимо еще более обстоятельно показать, что он не только ни в чем не уступал Штрейхеру, но своей злобностью, возможно, даже многократно превосходил его.