Владимир Паперный - Культура Два Страница 38

Особенно отчетливо проявилось это новое иерархическое распределение индивидуальности – в противовес прежнему равномерному ее отсутствию – в области кино. В фильмах С. Эйзенштейна 20-х годов культуру 2 особенно раздражает, что субъектом действия там является масса, в этом культура 2 справедливо усматривает связь с идеологией Пролеткульта. «Мы придаем сейчас, – пишет киножурнал в 1934 г., – первостепенное значение изображению индивидуальных характеров» (СК, 1934, 1 – 2, с. 7). Это требование индивидуальности журнал относит не ко всем героям, а только к образам коммунистов. В прошлой культуре, как полагает журнал, коммунисты «рисовались одним мазком, их характеристика сводилась обычно к одной черте, никаких расщеплений, никаких противоречий в характере, монолитный кусок, а проще говоря, манекен, двигающийся всегда в одном направлении» (там же, с. 9). Тем большее количество индивидуальности (и соответственно большее количество «расщеплений» и «противоречий») может быть позволено в изображении человека, чем лучше он с точки зрения культуры 2. Однако, чтобы достичь такого понимания индивидуальности, Сергею Эйзенштейну, по его словам, пришлось «серьезно работать над собственным мировоззрением»; новая картина виделась ему в 1937 г. такой: «Героическая по духу, партийная, военно-оборонная по содержанию и народная по стилю, – независимо от того, будет ли это материал о 1917 или 1937 г. – она будет служить победоносному шествию социализма» (Шуб, с. 132). В «Стачке» по экрану металась толпа, теперь же, в 1947 г., во главе победного шествия социализма стоит достаточно «расщепленная» и «противоречивая» индивидуальность, «великий и мудрый правитель», который – как сказал о нем Сталин, – «ограждал страну от проникновения иностранного влияния и стремился объединить Россию» (Черкасов, с. 380), – царь Иван Грозный.

В области архитектуры тема индивидуальности звучит в культуре 2 чаще всего в связи с индивидуальным жилищным строительством. Вскользь о нем упоминалось уже в 1928 г. в постановлении ЦИК и СНК СССР «О жилищной политике» (РППХВ /1/, с. 696). В 1933 г. эта тема прозвучала в постановлении СНК «О развертывании индивидуального рабочего огородничества», согласно которому рабочим предлагалось обзавестись небольшими огородами для работы на них в свободное время, а для этого в ассортимент рабочих магазинов предлагалось включить «лопаты, вилы, грабли, сапки и т. д.» (СЗ, 1934, 1, 8). Конечно, в этом постановлении можно увидеть лишь практическую меру: рабочим надо что-то есть, а коллективизируемое сельское хозяйство не в состоянии производить достаточное количество пищевых продуктов. Но можно увидеть и большее, а именно иерархическое распределение индивидуальности. Крестьянство, которое в России традиционно помещалось в самом основании общественной лестницы, этой индивидуальности лишено, ему позволено лишь коллективное существование[24], рабочим же – и в этом есть известная доля инерции культуры 1 – дано в этом смысле гораздо больше, индивидуальное сельское хозяйство. Можно предположить, правда, что этим правом могли пользоваться чаще всего не рабочие, а те, кого в старой России называли «дворовыми людьми», – шоферы ЦК, курьеры СНК, уборщицы ОГПУ.

На более высоком уровне проблема индивидуального огородничества решалась системой дач. «Вокруг Москвы, – с удовлетворением отмечал в 1934 г. архитектурный журнал, – можно наблюдать усиленное строительство дач и дачных поселков». И это строительство, как считает журнал, «имеет грандиозное значение» (Калмыков, с. 26). Раздача, говоря тавтологически, дач, в миниатюре повторяющая раздачу земель во временное пользование, начавшуюся в Московском государстве с конца XV в. (Милюков, 1, с. 147), особенно интенсивно происходила с середины 30-х годов. Архитекторы столкнулись с этим процессом по двум линиям. С одной стороны, тема индивидуального деревянного дома и дачного поселка занимает все более солидное место в архитектурном проектировании, с другой – архитекторы сами включились в борьбу за дачные участки. Косвенные следы этой борьбы можно увидеть в пункте протокола заседания секретариата оргкомитета ССА 26 мая 1936 г.: «Расходы по строительству и покупке дач увеличить на 100 тысяч рублей и принять в сумме 300 тысяч рублей» (ЦГАЛИ, 674, 2, 12, л. 30 об.).

В 1946 г. Управлением по делам архитектуры при СНК РСФСР и Наркомгражданстроем РСФСР проводился специальный конкурс на лучшие индивидуальные жилые дома (АС, 1946, 13, с. 13 – 19). Послевоенный пятилетний план предусматривал «всемерную помощь населению в строительстве индивидуальных жилых домов» (ГХМ, 1948, 2, с. 29). В 1948 г. право граждан «на покупку и строительство индивидуальных жилых домов» подтверждается постановлением Совета Министров СССР (СП, 1948, 5, 62).

Чтобы вполне ощутить разницу между отношением двух культур к коллективному и индивидуальному быту, сопоставим кузьминские коллективные спальни со следующим описанием идеального «советского рабочего индивидуального жилья», относящимся к 1939 г.: «Конструкция стен – каркасная из деревянных стоек, столбов с обвязкой на каменных или кирпичных фундаментных столбах. Желательно в части здания устроить небольшой погреб в кирпичных или каменных стенах, например, под кухнею, с лестницей из кухонных сеней. В этом погребе может храниться зимний запас овощей и соленья» (Дьяченко, с. 60). Кстати говоря, в роскошно изданной перед войной «Книге о вкусной и здоровой пище» – задача которой была противопоставить «голоду и постоянному недоеданию народных масс» при капитализме пищевое изобилие в СССР – соленьям, вареньям и другим домашним заготовкам был посвящен специальный раздел. Нетрудно представить себе, каким диким показался бы весь этот быт – с домашними заготовками, с погребом, с каменными фундаментами – культуре 1 с ее коллективизмом. Для нее этот быт ничем не отличался бы, скажем, от образа жизни гоголевских старосветских помещиков, время которых проходило «в солении, сушении, варении бесчисленного количества фруктов и растений». С этой точки зрения между идеальным советским рабочим культуры 2 и его супругой должны были бы происходить примерно такие диалоги:

«– Чего же бы теперь, Афанасий Иванович, закусить? разве коржиков с салом или пирожков с маком или, может быть, рыжиков соленых?

– Пожалуй, хоть и рыжиков, или пирожков».

Кузьминские коллективные спальни и полностью обобществленный быт, повторяющий идеал Угрюм-Бурчеева, культура 2 с негодованием отвергает, как бы солидаризируясь тем самым с М. Е. Салтыковым-Щедриным. Патриархальное существование гоголевских старосветских помещиков, напротив, оказывается в какой-то степени созвучным устремлениям культуры. Может быть, поэтому культуре оказались нужны, как сказал Г. Маленков на XIX съезде ВКП(б), «Гоголи и Щедрины»?

Дальнейшее развитие темы индивидуального сельскохозяйственного быта идет по уже понятной схеме. Возрожденная в 60-е годы культура 1 этот быт отвергает. Постановление Совета Министров 1960 г. требует «запретить повсеместно отвод гражданам земельных участков под индивидуальное дачное строительство» и «прекратить продажу гражданам дачных строений» (СП, 1961, 1, 2). Складывающаяся на наших глазах культура этот быт, скорее, приветствует (хотя практически купить дачу под Москвой становится все труднее). А вот как описывает газета «Правда» образцовое жилище совхозного механизатора: «Дом настоящий, сельский (обратим внимание на запятую. – В. П.). Есть подвал, помещения для хранения картофеля, овощей, кормов для животных и птицы. Можно разместить столярную, токарную или слесарную мастерскую. Дому приданы так называемые надворные постройки, приусадебный участок… Каждый дом – единственный в своем роде» (1979, 20 июня). Не правда ли, быт идеального рабочего 1939 г., на досуге занимающегося сельским хозяйством, и быт идеального совхозного механизатора 1979 г., на досуге занимающегося токарными работами, очень похожи?

Негативное отношение культуры 2 к коммунальному коллективному быту прямо или косвенно работает на укрепление традиционной семьи. Это проявилось, в частности, в ясном различении культурой мужчин и женщин. Культура 1 со свойственными ей эгалитарно-энтропийными устремлениями старалась всячески нивелировать разницу между мужчинами и женщинами. Позиция В. Кузьмина, изложенная им на страницах журнала «СА» и в сильной степени перекликающаяся со «Что делать?» Чернышевского, достаточно характерна для всей культуры: «Женщина – человек. Если сейчас вы, мужчины, даете ей средства к существованию, то от нее вы за это требуете рабской работы, таскания ночных горшков, ухода за вами и наслаждений для вас. Вы забываете, что женщина может быть общественно полезной работницей» (Кузьмин, 1928, с. 83). В этой же связи следует рассматривать и введенное в 1918 г. совместное обучение в школах мальчиков и девочек (СУ, 1918, 38, 499), которое было отменено культурой 2 (1943) и вновь введено в 1954 г.