Владимир Соловьев - Поэзия Ф И Тютчева Страница 4

Примкнуть к "Вождю на пути совершенства", заменить роковое и убийственное наследие древнего хаоса духовным и животворным наследием нового человека, или Сына человеческого,- первенца из мертвых,- вот единственный исход из "злой жизни" с ее коренным раздвоением и противоречием,- исход, которого не могла миновать вещая душа поэта:

О, вещая душа моя,

О, сердце, полное тревоги,

О, как ты бьешься на пороге

Как бы двойного бытия!..

Так, ты жилище двух миров,

Твой день - болезненный и страстный,

Твой сон - пророчески-неясный,

117

Как откровение духов...

Пускай страдальческую грудь

Волнуют страсти роковые,

Душа готова, как Мария,

К ногам Христа навек прильнуть...{17}

VIII

"Роковое наследие" темных сил в нашей душе не есть что-нибудь личное, оно одинаково принадлежит всему человечеству,- таково же и духовное наследие Христово: оно явилось не для одиночного утешения отдельного человека, а для спасения всего человечества. Но что такое это человечество, в чем оно реально воплощается, где его действительное единство? На это у Тютчева был определенный ответ, который я здесь только укажу, не оспаривая и не подтверждая его.

Как во всей природе наш поэт признавал живую душу, которою держится единство и целость мира, подобным же образом он признавал и живую душу человечества и видел ее - в России. Как, по словам одного учителя церкви {18}, душа человеческая _по природе_ христианка, так Тютчев считал Россию по природе христианским царством. Так как смысл истории в христианстве, то Россия, как страна по преимуществу христианская, призвана внутренне обновить и внешним образом объединить все человечество.

Для Тютчева Россия была не столько предметом любви, сколько веры - "в Россию можно только верить". Личные чувства его к родине были очень сложны и многоцветны. Было в них даже некоторое отчуждение, с другой стороны благоговение к религиозному характеру народа: "всю тебя, земля родная,- в рабском виде Царь Небесный - исходил благословляя",- бывали в них, наконец, минутные увлечения самым обыкновенным шовинизмом {19}.

Тютчев не любил Россию тою любовью, которую Лермонтов называл почему-то "странною". К русской природе он скорее чувствовал антипатию. "Север роковой" был для него "сновиденьем безобразным"; родные места он прямо называет _немилыми_:

Итак, опять увиделся я с вами,

Места немилые, хоть и родные,

Где мыслил я и чувствовал впервые.

.................................

Ах, нет! не здесь, не этот край безлюдный

Был для души моей родимым краем,

118

Не здесь расцвел, не здесь был величаем

Великий праздник молодости чудной!

Ах, и не в эту землю я сложил

То, чем я жил и чем я дорожил... {20}

Значит, его вера в Россию не основывалась на непосредственном органическом чувстве, а была делом сознательно выработанного убеждения. Первое, еще неопределенное, но зато высокопоэтическое выражение этой веры он дал еще в молодости - в прекрасном стихотворении "На взятие Варшавы" {21}. В своей борьбе с братским народом Россия руководилась не зверскими инстинктами, а только необходимостью "державы целость соблюсти", для того, чтобы

Славян родные поколенья

Под знамя русское собрать

И весть на подвиг просвещенья

Единомыеленную рать.

И это высшее сознанье

Вело наш доблестный народ

Путей небесных оправданье

Он смело на себя берет.

Он чует над своей главою

Звезду в незримой высоте

И неуклонно за звездою

Идет к таинственной мечте.

Эта вера в высокое призвание России возвышает самого поэта над мелкими и злобными чувствами национального соперничества и грубого торжества победителей. Необычною у патриотических певцов гуманностью дышат заключительные стихи, обращенные к Польше:

Ты ж, братскою стрелой пронзенный,

Судеб свершая приговор,

Ты пал, орел одноплеменный,

На очистительный костер.

Верь слову русского народа:

Твой пепл мы свято сбережем,

И наша общая свобода

Как феникс возродится в нем.

Позднее вера Тютчева в Россию высказывалась в пророчествах более определенных. Сущность их в том, что Россия сделается всемирною христианскою монархией,

...и не пройдет вовек,

Как то провидел Дух и Даниил предрек {22}.

Одно время условием этого великого события он считал соединение Восточной церкви с Западною чрез соглашение царя с папой, но потом отказался от этой мысли, находя,

119

что папство несовместимо со свободой совести, т. е. с самою существенною принадлежностью христианства.

Отказавшись от надежды мирного соединения с Западом, наш поэт продолжал предсказывать превращение России во всемирную монархию, простирающуюся по крайней мере до Нила и до Ганга, с Царьградом, как столицей. Но эта монархия не будет, по мысли Тютчева, подобием звериного царства Навуходоносорова,- ее единство не будет держаться насилием. По поводу известного изречения Бисмарка Тютчев противопоставляет друг другу _два единства_:

"Единство,- возвестил оракул наших дней,

Быть может спаяно железом и лишь кровью";

Но мы попробуем спаять его любовью,

А там увидим, что прочней...{23}

Великое призвание России предписывает ей держаться единства, основанного на духовных началах; не гнилою тяжестью земного оружия должна она облечься, а "чистою ризою Христовою".

Над этой темною толпой

Непробужденного народа

Взойдешь ли ты когда, свобода,

Блеснет ли луч твой золотой?

Блеснет твой луч и оживит,

И сон разгонит и туманы...

Но старые, гнилые раны,

Рубцы насилий и обид,

Растленье душ и пустота.

Что гложет ум и сердце ноет...

Кто их излечит, кто прикроет?

Ты, риза чистая Христа...

Мне остается только прибавить несколько слов, чтобы из патриотических пророчеств нашего поэта извлечь их окончательный смысл.

Допустим, становясь на точку зрения Тютчева, что Россия - душа человечества. Но, как в душе природного мира, и в душе отдельного человека светлое духовное начало имеет против себя темную хаотическую основу, которая еще не побеждена, еще не подчинилась высшим силам,- которая еще борется за преобладание и влечет к смерти и гибели,- точно так же, конечно, и в этой собирательной душе человечества, т. е. в России. Ее жизнь еще не определилась окончательно, она еще двоится, увлекаемая в разные стороны противоборствующими силами. Воплотился ли уже в ней свет истины Христовой; спаяла ли она единство

120

всех своих частей любовью? Сам поэт признает, что она еще не покрыта ризою Христа. Значит,- можно сказать поэту,- судьба России зависит не от Царьграда и чего-нибудь подобного, а от исхода внутренней нравственной борьбы светлого и темного начала в ней самой. Условие для исполнения ее всемирного призвания есть внутренняя победа добра над злом в ней, а Царьград и прочее может быть только следствием, а никак не условием желанного исхода. Пусть Россия, хотя бы без Царьграда, хотя бы в настоящих своих пределах, станет христианским царством в полном смысле этого слова - царством правды и милости,- и тогда все остальное,- наверное,- приложится ей.

121

КОММЕНТАРИИ: ПОЭЗИЯ Ф. И. ТЮТЧЕВА

Впервые напечатана в "Вестнике Европы", 1895, No 4, с. 735-752.

{1} Картина, рисуемая Соловьевым, в целом верна. Лев Толстой называл Тютчева своим любимым поэтом, внимательно, с карандашом в руках перечитывал его стихотворения. А. А. Фет в 1859 г. поместил в журнале "Русское слово" (No 2) статью "О стихотворениях Ф. Тютчева", где говорил о нем как о "властелине" поэтической мысли, "лирическая смелость" которого счастливо сочетается с "чувством меры". Фету принадлежат упоминаемые в тексте стихотворения "Ф. И. Тютчеву" ("Мой обожаемый поэт...", 1862) и "На книжке стихотворений Тютчева" (1883). Рецензия И. С. Тургенева "Несколько слов о стихотворениях Ф. И. Тютчева" была напечатана в 1854 г. в "Современнике" (No 4). Откликаясь на появление сборника стихотворений Тютчева, Тургенев писал: "Мы не могли душевно не порадоваться собранию воедино разбросанных доселе стихотворений одного из самых замечательных наших поэтов, как бы завещанного нам приветом

391

и одобрением Пушкина". Далее он утверждал, что из всех современных поэтов "на одном г. Тютчеве лежит печать той великой эпохи, к которой он принадлежит и которая так ярко и сильно выразилась в Пушкине; в нем одном замечается та соразмерность таланта с самим собою, та соответственность его с жизнию автора,- словом, хотя часть того, что в полном развитии своем составляет отличительные признаки великих дарований". Соловьев верно говорит о Тютчеве как о поэте неизвестном "образованному" обществу. После смерти Тютчев был почти забыт, и лишь в конце XIX в. интерес к его творчеству стали проявлять ранние символисты.

{2} Работа И. С. Аксакова "Биография Федора Ивановича Тютчева" была написана сразу после смерти поэта. Подготовленная в 1874 г. к печати в "Русском архиве", она была запрещена цензурой. Отдельное издание вышло в Москве в 1886 г. Аксакова, женатого на дочери Тютчева Анне, преимущественно занимали политические взгляды поэта, характеризовать которые как "славянофильские" было бы неверно.