Эксперт Эксперт - Эксперт № 16 (2014) Страница 4

— Насколько вероятно обострение ситуации?

— Если с противоположной стороны не будет каких-то радикальных шагов, то ситуация перейдет в некое статическое состояние. По крайней мере до 9 мая — это, на мой взгляд, рубежная точка. Будет интересно посмотреть, как поведут себя политики, — очень многим придется определиться и показать лицо. Многое будет зависеть и оттого, что новые власти будут делать с задержанными протестующими в Харькове, а также с авторитетными активистами, которых еще не задержали. Наконец, ситуация может измениться, если будет введена национальная гвардия. Причем далеко не факт, что в пользу нынешних властей. Ряд представителей правоохранительных структур говорят, что в случае резкого обострения ситуации (которое случится не только при штурме, но и при вводе на юго-восток боевиков из других регионов) перейдут на сторону протестующих.

— А в чем разница между Харьковом и Донецком с Луганском? Почему в первом восстание удалось перевести назад, в стадию уличных протестов, а население двух последних активно сопротивляется и продолжает удерживать под контролем правительственные здания?

— Разница в том, как жители этих городов подошли к вопросу. В Донецке и Луганске у протестующих есть оружие, а в Харькове его не было. Кроме того, в Донбассе несколько иные настроения, чем у нас. Там больше людей, которые готовы радикально выступить в защиту своих прав, а Харьков более инертный, ленивый город. Тут люди более толерантны, тут много студентов и белых воротничков, торговцев, люди заняты своими проблемами. Тут трудно поднять массы на какие-то радикальные вещи. Кроме того, жителей Донецка активно поддерживает вся область — там множество моногородков, жители которых готовы стоять до конца. Харьковская же область по сути сельская, и чиновники Партии регионов в районах занимают выжидательную позицию. Они будут поддерживать нынешнюю власть до тех пор, пока ощущают ее силу.

Триумф самоорганизации

— Возникает ощущение, что не только чиновники Партии регионов на местах, но и вообще все потенциальные лидеры востока заняли коллаборационистскую позицию в отношении новой киевской власти. Почему так произошло? Как получилось, что в Крыму нашлись такие лидеры, а на всем пространстве юго-востока их не оказалось?

— Ну прежде всего, их изначально не было и в Крыму, они нашлись лишь в русскоязычном Севастополе. Если бы на полуостров не пришли «вежливые люди», там все было бы по-другому. А так ряд местных политиков просто переметнулись на сторону России, когда почувствовали силу.

Во многом недостаток лидеров связан с действиями Партии регионов. Она никогда не была пророссийской партией, ее лидеры до событий прошлого года всегда говорили о евроинтеграции. При этом они полностью зачистили все политическое поле от людей, принципиально выступающих за Таможенный союз и евразийскую интеграцию, на статус русского языка как государственного. Кто-то был куплен, кто-то маргинализован и оттерт от эфира. И сейчас, когда Партия регионов приняла решение сотрудничать с новой властью, никаких альтернативных лидеров у населения не осталось. Поэтому на протестах царит самоорганизация. Если раньше людей на митинги выводило городское руководство и политические партии, то теперь они собираются сами. Из всех крупных политических сил митинги на юго-востоке поддерживают лишь коммунисты, да и те не готовы пока действовать радикально. А у активистов, участвующих в протестах, колоссальный спрос на радикализм, который удовлетворить просто некому.

С одной стороны, конечно, отсутствие единого лидера не дает точечными арестами обезглавить протест. Однако, с другой стороны, отсутствие общего координатора серьезно снижает его эффективность. Все решается на совещаниях лидеров небольших групп, у каждого из которых свое видение и понимание дальнейших действий. Кроме того, между ними возникают личные конфликты.

— Поначалу в России считали, что таким координатором может стать теперь уже бывший губернатор Харьковской области Михаил Добкин. Российское телевидение позиционировало его чуть ли не как главного украинского оппозиционера путчистам. С чем связана его нынешняя трансформация, когда он фактически поддержал новую власть?

— Я всегда с большим сомнением относился к подобным надеждам, которые возлагались на Добкина. Это человек из бизнеса, он классический регионал. И один из моих коллег очень удачно сказал, что «у Михаила Марковича был шанс войти в историю как Кушнарев (один из ведущих политиков юго-востока. — “Эксперт” ), а в итоге войдет как Мазепа». Он дал надежду людям, а потом просто сбежал.

Если бы он и мэр Харькова Геннадий Кернес возглавили протесты, как обещали, то история могла бы пойти совсем по другому пути. Никто не говорит о сепаратизме, но отстоять интересы территориальной громады они бы смогли. И самое главное, получили бы огромную поддержку тут. А сейчас население Харькова хоть и относится к Добкину более лояльно, чем жители Луганска, но все равно понимает, что он больше ничего не может дать региону. Добкин даже не приехал к зданию суда и не поддержал местных активистов, которые удерживали ОГА! Какой смысл тогда харьковчанам заботиться о его политической судьбе?

— А какова позиция Рината Ахметова? В Киеве говорят, что именно он стоит за организацией протестов.

— Я очень сильно в этом сомневаюсь. Его позиция действительно непонятна, и, возможно, он действительно как-то участвует. В нынешние события вовлечено огромное число людей с активной гражданской позицией, и отдельные группы получают поддержку от разных лиц. В том числе, возможно, опосредованно и через Ахметова. Однако он точно не возглавляет сам процесс. Хотя группа олигархов, к которой он принадлежит, в результате переворота и утратила былое влияние, он, как и всякий крупный коммерсант, лояльно относится к событиям в Киеве. К тому же на Ахметова оказывается колоссальное давление с Запада, где и сосредоточены его основные бизнес-интересы.               

О гальванизации умершего ЕГЭ Александр Привалов

section class="box-today"

Сюжеты

Страсти по ЕГЭ:

О неуместной креативности

ЕГЭ по доброй воле

/section section class="tags"

Теги

ЕГЭ

Страсти по ЕГЭ

Реформа образования

Образование

/section

Если когда-нибудь Минобр сделает вдруг что-нибудь по-человечески, публика разом смекнёт, что там уволено и набрано по иным принципам всё руководство. Но пока всё и вся остаётся на своих местах. Решение о радикальном переформатировании ЕГЭ уже в будущем году — радикальном настолько, что сама суть ЕГЭ будет уничтожена, — помечено личным чеканом вождей нашего образования: решение подготовлено в тайне, без учёта мнения педагогического сообщества, и содержит очевидные грубые ошибки.

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Сначала факты. Министр Ливанов сообщил «Известиям», что уже с 2015 года из экзаменационных заданий по всем предметам изымут блок А (где нужно выбирать ответ из предложенных вариантов), а в экзаменах по всем гуманитарным предметам появится устная часть. Это новости весьма разного качества. Блок А был не так уж и плох: для оценки знания фактического материала такие тесты весьма удобны. Да, именно на них чаще кивали, говоря, что образование в школах сменилось натаскиванием. Но право же, сетуя на убийственную егэизацию школы, педагоги имели в виду гораздо более широкий круг явлений, чем конкретный вид заданий. А вот возвращение устного экзамена — бесспорно разумный шаг, которого сообщество добивалось пятнадцать лет, с самого начала экспериментов с ЕГЭ. Почему же этого разумного шага так долго не делали? Да потому, что он несовместим с основным смыслом ЕГЭ как испытания всех выпускников огромной страны по единому критерию. Устный экзамен в школе X никак не равен экзамену в школе Y, особенно если школа X работает в мегаполисе, а школа Y — в деревне. В священном минобровском троебуквии утрачивается начальное Е.

Теперь об ошибках. Главная из них, собственно, уже названа — и из неё прямо следуют остальные. По сути ЕГЭ отменяя , Минобр в этом не признаётся. Вместо того чтобы честно сказать: «Граждане, мы пятнадцать лет обещали вам честный и объективный ЕГЭ, но у нас так ничего и не вышло — простите нас, если можете!» — Ливанов продолжает говорить о повышении прозрачности ЕГЭ, об улучшении процедур приёма экзамена — словом, предлагает по-прежнему видеть в нём главный центр приложения всех усилий. Это ведь у них традиция: ещё прежний министр, Фурсенко, подводя итоги восьмилетней работы, назвал своим главным достижением то, что «общество приняло ЕГЭ» (что и тогда было, вежливо говоря, не совсем правдой). Все привыкли слушать подобные речи — и зря привыкли. Организация экзаменов, будь то выпускных или приёмных, есть не более чем деталь национальной системы образования — никак не её основа. Качество получаемых знаний надо проверять так, как удобнее, — только и всего. Человек, вправду хорошо учившийся в школе, с примерно одинаковой лёгкостью сдаст что тест, где ставят галочки, что устный экзамен, что письменный; человек, учившийся плохо, равновероятно завязнет и там, и там, и там. Но деятели бесконечной реформы нашего образования ухитрились сделать второстепенную деталь средоточием всей системы, совершенно затмившим её действительную суть и назначение.