Б Скачков - Послесловие к сборнику Лунная ночь Страница 4

И Адаму Холланеку, как, впрочем, и его младшему товарищу Конраду Фиалковскому, удается на всем протяжении своего творчества выдерживать эту линию.

В подтверждение сошлемся на мнение Лешека Бугайского. В статье, посвященной тридцатилетию творческой деятельности автора "Ослепления" и "Его нельзя поджигать", он, разбирая, в частности, включенный в наш сборник рассказ "Очко", писал;

"Но как в этом, так и в других произведениях, появившихся из-под его пера на рубеже 70-80-х годов, техническое изобретение, космическое путешествие, проблема правильности научной гипотезы - то есть типичные атрибуты традиционной научной фантастики играют для него чисто номинальную роль. В "Очке" (остановимся на этом примере) у Холланека и речи нет о сущности самого открытия таинственного ученого, его подробном описании, а тем более о механизме добывания с его помощью спортивной славы - и это при отсутствии предпосылок к ней. Его интересует как раз то, что происходит с психикой спортсмена, наделенного необыкновенными физическими способностями, как он отнесется к усилению степени собственной тренированности - будет без тени смущения завоевывать очередной трофей или же поддастся эйфории и загубит свою карьеру.

Холланек пытается по мере возможности поглубже заглядывать в психику человека и готов для этого воспользоваться теми выгодами, которые сулит ему научная фантастика, позволяя с легкостью создавать экстремальные ситуации и выдумывать устройства, с помощью которых можно поставить перед человеком совершенно новые проблемы. Так происходит хотя бы в рассказе "Лазарь, воскресни!" (возможность сообщаться с покойниками и не только) или з "Вернуться любой ценой" (встреча с людьми-мутантами с другой планеты и ее драматическая развязка). Или же, наконец, как в повести "Еще немного прожить", искусственный интеллект, располагающий неограниченными возможностями, пы- тается проникнуть в психику людей. Еще дальше идет. Холланек в таких повестях, как "Ослепление" и "Любить без кожи", в которых онтологический статус окружающей действительности так и не определен, появляется некая "чистая духовность"..."

Заметим вдогонку высказыванию Холланека, что он все-таки не совсем справедлив к Мареку Баранецкому. При всем внешнем различии творческих манер двух этих авторов в их подходах к решению задач литературного воплощения волнующих их мыслей гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Думается, здесь свою роль сыграло желание Холланека полемически противопоставить несомненной популярности, какой пользуется в Польше Марек Баранецкий, взвешенное критическое мнение и предостеречь того от соблазна свернуть на более удобную дорогу и продолжать эксплуатировать уже наработанные достижения. Ведь именно Баранецкий, как никто другой (разумеется, если не считать Лема), воплощает в польской фантастике ту тенденцию, которую Холланек считает важной и необходимой, - "настороженное" отношение к науке, отход от безоглядного, некритического воспевания достижений научно-технического прогресса, И высшим мерилом для него, как и для остальных писателей, как для тех же Холланека и Фиалковского, выступает Человек.

Разные по возрасту, воспитанию и взглядам на свое ремесло писатели представлены в этой книге. Но именно такой - разной, подчас противоречивой, полифоничной - представляется нам сегодняшняя картина развития жанра в Польше.

* * *

На карте неба, составленной польскими писателямифантастами, звезда Станислава Лема сияет подобно Солнцу, оттого, быть может, отвлекая наше внимание от других, менее ярких, но несущих не меньший внутренний заряд и ждущих только своего часа, чтобы оказаться в центре общественного внимания. Нам затруднительно определить, кому из них можно отвести роль Луны, готовой заместить Солнце, если ему вдруг захочется перекатиться в другое полушарие и наступит ночь. Но претендентов так много, что ночь обязательно будет лунной.

И пусть эти сравнения покажутся слишком высокопарными, большого греха в этом нет. Лучшими своими произведениями польская фантастика заслужила право составить в антологии мировых литературных шедевров свой полновесный том, от которого, исполнись вдруг мрачная фантазия Рэя Брэдбери, быть может, и отступил бы Гай Монтэг.

Б. Скачков