Тило Саррацин - Германия: самоликвидация Страница 4

Реалист принимает за данность то, что всякое историческое положение – медаль с двумя сторонами: традиционная идиллия сельской жизни не уживается с современным сельским хозяйством. Безопасность традиции и ясного канона ценностей не уживается с темпом технологических преобразований. Хорошая устроенность в своих региональных и национальных особенностях не уживается со многими последствиями больших миграционных процессов. Никому никогда не удавалось съесть пирог и при этом сохранить его. Реализм без приложения обращённой назад ностальгии и направленной вперёд конструктивной воли банален, пошл и неотличим от фатализма или наплевательства. Конечно, легко впасть в соблазн и перепутать удлиняющиеся тени собственной жизни с помрачением мировой перспективы. Но это не относится к моим соображениям, приведённым в этой книге, поскольку эти вопросы неотступно следовали за мной последние 30 лет.

Тот, кто обвиняет существующий исторический тренд и хочет его изменить, должен самостоятельно подвергнуть себя небольшой историко-философской проверке: а не цепляешься ли ты попросту за ушедшие ценности и положения, жалуясь на личную отверженность, которую приносит с собой перемена времени? Однако это совсем не значит, что всякий дискомфорт, вызванный направлением и последствиями общественных перемен, попадает под подозрение в ностальгии.

Всякая историческая общественная формация, сколько бы она ни длилась, состоит из набора условий, который только и делает её возможной: климатические, географические, технологические, культурные, властно-политические и демографические предпосылки должны перемешаться в некую амальгаму, чтобы возникло именно это общество. Если набор этих условий меняется, меняется и общество. С техническим прогрессом, равно как и с растущим взаимодействием внутри обществ и между ними, на исходе Средневековья наступило ускорение перемен.

Условия существования общественных формаций непрерывно изменяются, лишь немногое остаётся таким, как было. Не всегда перемены ведут к лучшему, как показали ужасные заблуждения ХХ в. Однако есть жёсткие элементы общественной стабильности, которые на протяжении долгого времени противятся переменам. К таким элементам относятся региональные и национальные особенности народов. Если, например, десять сицилийцев и десять фризов[1] будут делать одно и то же, то в результате получится совсем не одно и то же. К таким жёстким элементам относятся также влияния религии{4}, обычаи, семейная артель и уважение к старшим. Эта склеивающая мастика действует стабилизирующе в противовес тенденции к разобщённости, причем не только в отношении отдельных единиц, но и больших общественных групп, целых обществ и народов. Однако если дело доходит до критических ситуаций, то это влечёт за собой идеальные предпосылки для политических переворотов и военных конфликтов. Разобщённость сильнее выражена во времена больших перемен или катастрофических переломов, к коим относятся войны, эпидемии – такие, как средневековая чума, – или природные катаклизмы.

Наряду с временами больших перемен всегда бывали периоды, когда на протяжении жизни нескольких поколений можно было чувствовать себя вполне защищённым в благоустроенном мире, где человеку грозила лишь болезнь или смерть. Тот, кто жил в таких условиях, чувствовал себя под защитой естественного порядка и ощущал свою принадлежность к лучшему из миров, на той высоте положения, откуда можно двигаться только вниз. То были золотые времена, о которых слагаются мифы. Иные из них были – иногда на протяжении двух поколений, а то и десяти – эпохами, в которых представлялось, будто история остановилась, потому что уже создано нечто совершенное, не поддающееся улучшению.

Направление и качество общественных перемен определяют – наряду с внешними толчками, от которых не укрыться, – смесь из инерции и трансформации. Совершенно различное развитие британского и русского обществ – яркий пример этого. Обе империи были когда-то основаны племенами викингов (варягами в случае России, норманнами в случае Англии), и тем не менее они пошли такими разными путями.

Знаменитые «золотые века» характеризуются тем, что их фундамент составлен из правильной пропорции стабильности и гибкости, ибо без стабильности нет длительности, а без гибкости нет приспособляемости{5}. Но ведь ничто не остаётся прежним. Под самым красивым деревом всегда уже сидит червяк, который гложет его корни, а позднее и крону, приводит к увяданию. Вилли Брандт[2] однажды очень хорошо сказал: «Ничто не приходит само, и это всегда – ненадолго». В длительной перспективе вся человеческая деятельность напрасна, но и мы отнюдь не брошены беспомощными на произвол истории.

Как и многое в жизни, содержание этой книги амбивалентно: описанные здесь тренды подтачивают корни материального благополучия и общественной стабильности, однако всегда есть зацепки для того, чтобы кое-что повернуть во благо. Надо лишь взяться за них!

Глава 1

Государство и общество

Исторический очерк

То, что ты от предков унаследовал,

Ещё заработай, прежде чем им обладать.

Загадочен механизм, приводящий в движение экономику и общество: с одной стороны, он не подлежит никаким жёстким правилам, с другой стороны, для него характерны закономерности, которые частично связаны с определённым обществом – исторически и территориально, – частично же вытекают из характерных особенностей склада человека.

Когда мы говорим об обществе или пытаемся типизировать общественные формы поведения, то делаем это по большей части из неявно установленного свода норм, о характере которого – нормативном и историческом – мы лишь изредка отдаём себе отчёт. Эти социологические, религиозные и экономические общие условия находятся в постоянном взаимодействии с долгосрочно действующими нормами и формами поведения в обществе.

Многосторонний провал ставки на политику стимулирования развивающихся стран показал, что ни общество, ни народное хозяйство просто так не «сотворишь» из одного лишь желания. Экономическое и культурное развитие приобретает в Центральной Африке и в исламских странах Ближнего Востока совсем другой оборот, чем в Восточной Азии. Управляемая коммунистами часть Европы сворачивает на иной путь, в отличие от западных рыночных экономик. Также и среди последних были и есть большие различия, причём не только между странами, но и внутри отдельно взятой страны. Северная Италия функционирует иначе, чем Южная. В Швабии[3] усиливается доля машиностроения и предпринимательства в целом по сравнению с Уккермарком[4] и тем самым отчётливо выше благосостояние. Это благосостояние стало спусковым крючком миграционного движения и привело к тому, что люди, живущие в Швабии, в среднем имеют более высокий показатель интеллекта, чем в Уккермарке, – если верить тестам, которые бундесвер применяет к своим новобранцам{6}.

Хоть и не существует научно-приемлемых методов сравнения обществ с различными путями развития и различными культурами по единой шкале Ранкина{7}, однако можно, пожалуй, легко прийти к единодушию на тот счёт, что обстановка в Германии в основном предпочтительнее, чем в Румынии, и что жизнь в Румынии по сравнению с жизнью в Судане в большей степени заслуживает предпочтения. Далее, мы знаем, что условия жизни в Судане не настолько плохи, чтобы не превзойти условия в Сомали{8}.

Если, положим, люди, несмотря на генетически обусловленные различия в интеллекте и темпераменте, рождаются в принципе со схожей установкой по отношению к жизни, тогда возможности формирования системы и институции не безграничны. По Эдварду О. Уилсону можно исходить из того, что биологическая эволюция придала человеку врождённую диспозицию и диапазон поведения, которые изменяются очень медленно на пути дальнейшей биологической эволюции, однако внутри этих рамок, поставленных человеческой природе биологией, произошла весьма вариативная культурная эволюция и продолжает происходить дальше{9}. Объяснение человеческого поведения и его развития возможно только, если рассматривать оба элемента, ибо человеческие общества и человек как вид воздействуют на свою судьбу в первую очередь через регулирование культурной эволюции.

Если искать общие закономерности всех форм человеческого общества с начала исторических времён, то наталкиваешься на следующие константы истории человечества:

● всегда существовали социальные организационные формы, выходящие за рамки сугубо семейного объединения;

● в этих организационных формах всегда была иерархия;

● иерархия организационных форм всегда опиралась по существу на возможность применения силы. Она была стабильнее, если была материально или религиозно легитимирована, а лучше всего, если совпадало и то и другое.