Что было бы, если бы смерть была - Николай Иванович Бизин Страница 40

Но(!) – следовало со-честь. Во имя собственной чести и хорошего чтения.

Но(!) – это благие на-мерения, мера Бога в смертном теле. Тесно ему, и потому разрывает кроваво (кому в смерть, а кому в бессмертную славу). Это вечность ве-щает, но – со-време’нная душа имеет дело с тем телом времени, в котором она сейчас.

Перельман признавался себе (и всем своим душам), что его украинский застенок насквозь виртуален!

Аутентично во-ображён (им).

Аутентично пре-ображён (им).

Сделан (им) – таким, каким надобно его умозрению, которое в чём-то (наверное – не во всём) превосходит простую реальность. Наверное, этот виртуальный мир украинского национализма ошибочен, в чём-то не правилен, но (вообще) – ведь он моей России совершенно не нужен.

Поэтому – я могу вообразить его таким, чтобы без всякого ущерба для себя от него отказаться.

А потом, может статься, ещё и вернуться за ним.

Такой экзистанс может на что-нибудь да и сгодиться.

– Очароваться такой Россией, какая она сейчас, у такой Украины точно не получится. Такой России – которая прагматично использует чужой негативный опыт для своего собственного позитива. Такой России – которая не бежит за предавшими её, дабы положить свою русскую душу за недруги своя, – сказал Максим Карлович Кантор (который иногда удивительно формулировал реальность).

И в чём-то очень главном он был прав.

Разумеется, не во всём главном, но – хоть в чём-то.

– Мир частичен, и только часть мы можем хранить, раз не помести’м в себе целого, – сказал Перельман (который и сам не помещал в себе собственного про-зрения). Но он опять не был Кантором услышал.

Впрочем, Перельману было всё равно. Нравился ему только искренний Топоров.

Впрочем (не менее искренне) – сам он хотел бы выжить в подвале украинского подсознания. Но (не менее искренне) – настоящее его место (не смотря ни на какие другие места) именно в диалоге Топорова и Кантора.

Хотя бы потому, что даже гении (особенно – полезные гении) могут нагородить много вздора. Человек частичен. Человек себя ограждает. Поэтому пусть он (человек) – нагородит (из вздора) немного истины.

Для того, чтобы проследить за огораживанием вздора, Перельман и необходим.

Для того, чтобы проследить за охранением родины (огораживанием её от вздора) Перельман и необходим.

Поэтому(!) – у находившегося в украинском застенке Перельмана перед глазами возник Санкт-Ленинградский ресторан. Тогда Перельман решил ненадолго отстраниться от помех украинского экзи’станса и прибег к простым решениям.

На-пример(!) – следовало примерно решить проблему того самого патриота этой самой «одной из окраин», который – пробил-таки перельманово ухо, дабы (сам, естественно, ведать о том не ведая) возвысить Перельмана до рас-слышания духом… До два-слышания духом… До три-слушания духом…

При счете три (а не при-движении курсора) – Перельман с пробитым ухом начал тело-движение (причём не только в сторону духа): следовало преодолеть сопротивление тела, для этого его предстояло по-дви-нуть…

Душа Перельмана (прошлая) отодвинулась от самоё себя и посмотрела, как (сочленение за сочленением, сухожилие за сухожилием, мускул за мускулом) совершаются телодвижения…

Все эти тела в разных временах и в разных степенях постижения – лишь сочленения…

Все эти дела (видимые и невидимые) – лишь сочинения…

А весь этот многождыслойный мир – со-подчинение, само-версификация.

Всё это так. Но(!) – данный факт ничуть не отрицает реальности, в которой необходимо решить дилемму родины и истины (а что решать?) и спасти самого Перельмана из застенков украинских патриотов «своей» (самоопределяемой за счет «моей») родины, то есть (за счет России) Украины.

Перельман, человеко-демон, демон-стратор реальности, всё же ограничен сиюминутностью нахождения.

Следует найти – сей-час, ведь все-часа – не будет. А потом – решить, что (и кто) последует за следом.

Он решил продолжить бежать из застенка (причём – продолжить, ещё не начав), поэтому – он просто обошёл одного (лежащего на полу) патриота и направился к другому патриоту; словно сердце, что прежде от страха пряталось в пятках, а теперь пере-мещалось в живот: забродили животные – самые простые желания выжить.

Одна надежда: желаний много, у каждой ипостаси своё по-желание (выступающее по желанию).

Перельман (сам по себе) – подошёл к патриоту.

Перельман (с одной стороны) – признал свою правоту патриота «своей» Украины.

Перельман (с другой стороны) – прекрасно видел, что эта (патриотова) правота происходит за счет его (перельмановой) правоты: именно самоопределение, отделение самого-себя от всего-себя. Называние самого себя по одному из имен, выхождение из себя-всего по одному-самому.

Перельман – по-дошёл к патриоту и увидел, что тот колышется в воздухе, аки воздушный шарик.

Перельман – по-ступил примитивно: он взглядом проткнул этот шарик и выпустил из него пустой (не содержащий души) воздух. После чего рыцарским копьем своего взгляда подхватил образовавшийся дырявый лоскут формы и отбросил его к другому (ещё более бессознательному) патриоту Украины.

После чего (примитивно) – отвернулся и (равнодушно) – направился к выходу.

Разумеется, он оказался в подвале.

Разумеется, не только собственного подсознания.

Странное мерцание мыслей наполняло узкий проход между стен (Перельман словно бы передвигался по собственному позвоночнику и устремлялся к собственному мозжечку); любой человек (ежели он не пророк, и его не ведет – взявши за душу – провидение) здесь испытал бы тоску безысходности.

Перельман же, до сих пор никакой смерти полностью не победив, не чувствовал и умиротворения. Согласитесь, примириться с невозможностью полной победы сродни отказу от своей провиденциальности.

Иные (но не мы) – полагают такой отказ примирением с миром.

Итак, т. н. смерть! Лишение человека со-знания (если ты не помещаешь на место пусто или на место свято) – тоже не есть дело благое. Поэтому – пока один Перельман движется по собственному позвоночнику (и находится на Украине), другой Перельман (в Санкт-Ленинграде перед ресторацией) должен сейчас решить, должен ли он уже непосредственно, а не в качестве внимающего профана (то есть волей своей, словно бы стрелкой курсора, мироформируя течение разговора) действительно присоединиться к беседе Топорова и Кантора.

Или лучше для этой беседы, если за её говорением со