Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 12. Ключи от Волги Страница 41

Вчера я связался по телефону с генеральным конструктором самолетов Олегом Константиновичем Антоновым, чтобы спросить: а что он сам думает о своем детище? Конструктор сказал: «Ну, конечно, это дитя – любимое. Это был первый самолет нашего конструкторского бюро, и, конечно, нам очень приятно, что первенец оказался, как говорится, путевым. Тридцать лет – хорошая служба для самолета. Однако ничто не вечно. Сейчас мы готовим «Антону» преемника. И надеемся, это тоже будет неплохой самолет».

Фото автора. 19 июля 1979 г.

Мещера

Проселки

Кто бывал в селе Константиново, обязательно помнит: с высокого берега через Оку открывается дразнящая синяя даль с блестками пойменных вод, с копнами сена, извилистой желтой дорогой, силуэтами пасущихся лошадей, округлыми пятнами ивняка, одинокими ветлами и туманным гребешком леса.

Не видать конца и края —Только синь сосет глаза.

Хорошо представляешь себе Есенина-мальчика, стоящего на крутом глинистом берегу. За спиной: родное село, жаркое поле ржи, березовые лески по равнине, рябины и тополя у домов, яблоневые сады – черноземная лесостепь подступает с юга к Оке, и тут ей граница. Внизу, в долине реки, начинается как будто иная страна. Ее приметы мы находим в стихах выраставшего тут поэта. И название ей – Мещера.

Москвичи, может быть, удивятся, но край Мещеры кое-кто из них видит с верхних этажей городского жилища. Сокольники и зелень Лосиного Острова – это остатки великого пояса хвойных лесов, тянувшихся ранее от Десны, от Брянска и Чернигова до лесов муромских на Оке. Теперь от большого зеленого пояса повсюду остались лишь острова. Но есть район, где пока еще сохранилась «грибная бабушкина глушь».

Возьмите карту и цветной карандаш. Соедините на ней Москву, Владимир, Рязань и Касимов линией по Оке, Клязьме, Москве-реке, речкам Колпь и Судогде (одна стекает в Оку, другая – в Клязьму). Полученный треугольник с острием у Москвы и есть знаменитая Мещера. Как видите, не край света, самая середина хорошо заселенной России. Однако много ли в треугольнике городов и селений? Почти сплошь это место на карте залито зеленым цветом лесов, пестрит черточками низин.

В опоясанном реками треугольнике покоится чаша, вернее, огромное, в половину Швейцарии (23 тысячи километров квадратных), плоскодонное блюдо земли с плотным глинистым дном и песчаными возвышениями. Считают: когда-то было тут море. Потом, одно к одному, теснились озера. Старея, они превращались в болота. И ныне край – болотистая низина, с пахучими сухими борами на песчаных буграх, с затопляемым по весне чернолесьем и знаменитыми «мшарами» – моховыми болотами, на которых произрастает робкий березнячок и чахлые сосны. Есть, впрочем, места, где землю пашут и где посевы страдают от чрезмерного высыхания песчаной почвы, но обилие вод – основная примета этого среднерусского междуречья. Даже в сухое время край во многих местах доступен лишь пешеходу. В половодье же Мещера (особо рязанская ее часть) превращается в море. Ока, пятисоткилометровой извилистой лентой окаймляющая понижение, не успевает уносить в Волгу талые воды. Поднимаясь в иные годы на десять – двенадцать метров, вода из реки в степную сторону, огражденную высокими берегами, не изливается, вода устремляется в мещерское понижение, затопляя луговую широкую пойму, леса и болота, отрезает друг от друга селенья.

Не раз я видел эти разливы с высокого правого окского берега. Море! В пять-шесть дней вода накрывает пространство, уходящее за горизонт. Все в воде: дороги, мачты высоковольтных линий, деревянные постройки летнего лагеря для скота. Чтобы не уносило мосты, на них загодя возят огромные камни. В лесу вода подымается к кронам деревьев. Скворечник, на который неделю назад надо было глядеть, задрав голову, затоплен по самый леток. В воде плавают птичьи гнезда. Лесные кордоны, для которых выбирают места на «горах», тоже, случается, заливает выше окон. В 70-м году мы, помню, спасали семью лесника, ожидавшую нашу лодку, сидя на крыше.

Много воды на Мещере остается и в лето. Как губка, держат ее болота, сообщаясь друг с другом ключами и мочежинами. Голубизной сверкает вода в луговых поймах. А пробираясь по лесу, вдруг упираешься в черные, как палехские шкатулки, озера. Они тут не считаны, не помечены картой. И только местные жители да какой-нибудь дошлый турист, не изменивший Мещере ни разу в летних своих скитаниях, скажет, где и что таится в лесах.

Есть тут и целый озерный «архипелаг».

О Русь – малиновое полеИ синь, упавшая в реку, —Люблю до радости и болиТвою озерную тоску.

Есенин не однажды стоял у этих озер на границе московской и рязанской земель. Озера большие, открытые, светлые (под стать названия: Святое, Великое, Белое), но до крайнего удивления мелкие. «Из деревни в деревню парни и девушки переходили по озеру вброд», – вспоминает озадаченный путешественник. И правда, в редких местах лодочный шест на этих озерах опускается глубже одного метра. Озера идут цепочкой, вливаясь одно в другое. С севера в них втекают, объединившись, речки Бужа и Поль, с юга озерные воды в Оку уносит проворная, чайного цвета, Паустовским воспетая Пра.

Лесное озеро. Художник Андрей Ушин.

Других сколько-нибудь заметных речек на Мещере немного. Можно назвать еще Полю (Поля и Поль – две реки разные!), пограничную Колпь, тихую, сонную Нарму, ну и, конечно, реку-работника Гусь. Города края Мещеры Гусь-Хрустальный и Гусь-Железный названы так по речке, на которой стоят.

Такова краткая география Мещеры.

История этого края тоже своеобразна.

В Московском историческом музее хранятся две флейты, сделанные из трубчатых костей животных. Это самые древние музыкальные инструменты, найденные в европейской части нашей страны. И найдены они на Мещере, на берегу одного из озер, в спрессованной толще пепла, среди наконечников стрел и обожженных костей. Четыре тысячи лет назад одетый в шкуры полудикий наш предок уже нуждался в средстве излить свою душу.

Жили в лесных и озерных дебрях финские племена рыболовов и звероловов – мордва, мокша, мурома, мещера, названные пришедшими сюда славянами-переселенцами одним словом – чудь.

Славяне стали переселяться к северу от Оки тысячу лет назад. Шли они с юго-запада – с земли киевской и северо-запада – с новгородской. История не оставила нам указаний на стычки аборигенов с пришельцами. Как видно, они мирно поладили, перенимая друг у друга житейский опыт обитания среди лесов, благо и бог у них был поначалу един – Природа. Они поклонялись солнцу, воде, лесному зверю, дуплистым дубам. Возможно, славянин чувствовал некоторое превосходство над добродушным, бесхитростным охотником чу́ди. Нынешние слова «чудить», «чудно», «чудак» дошли к нам с далеких времен общения двух народов.

Постепенно финские племена растворились в массе переселенцев. От них остались лишь названия рек, озер и урочищ. Племя мещера, исчезнув, оставило после себя название целого края.

Позже край этот был глухим «потайным карманом» Руси. В мещерских лесах за Окой население рязанской земли укрывалось от набегов татар. (И сами татары позже селились в этих лесах.) Сюда ссылали за разного рода провинности и проступки. (Князь Иван III и царь Грозный сослали на Мещеру «многие тысячи» новгородцев, не хотевших верховной власти Москвы.) Сюда бежали крестьяне-раскольники, тут оседали разбойники, промышлявшие с кистенем на муромском тракте, тут по какой-то причине осели переселенцы с Литвы. Тут находили убежище остатки разгромленной вольницы Разина и Болотникова. Сюда сослали стрельцов после бунта 1698 года и привезли на работу пленных французов после разгрома Наполеона. Сюда бежали от беззакония и от закона. И всех лесная, болотная, бездорожная глушь укрывала и берегла.

Легко представить себе лоскутное одеяло этнографии этого края. Обособленные друг от друга деревеньки и поселения Мещеры дольше, чем где-то еще в центральной России, хранили обычаи старины, своеобразие языка, одежды, обряды труда и праздников, наивную поэтичную веру в русалок, водяных, леших, домовых и баешников (стариков, живущих на чердаке бани). Еще в 20-х годах мещерская сторона была притягательным Эльдорадо для краеведов.

Сегодня лодки, вездеходы, мотоциклы, телевизор и радио быстро приводят к единому знаменателю яркую самобытность веками формировавшейся жизни. Но еще можно встретить на Мещере своеобразные говоры с цоканьем («Девоцка не щепоцка – за окошко не кинешь»), встретишь часовню с погостом возле дороги; заметишь: дома к улице боком, а к югу – лицом на улицу; увидишь села с непременным амбаром перед жилою постройкой; увидишь колодец с журавлем местной мещерской конструкции, встретишь старика старовера, который на просьбу «угостите водицей…» приветливо вынесет воду, но кружку потом выбросит в мусор.