Рассказы (LiveJournal, Binoniq) - Владимир Сергеевич Березин Страница 43

— Сдается мне, батюшко, — сомневался я. — Что ваш Растерзай-то подуздоват. Да-с.

Но тщетно я отказывался, оправдываясь отсутствием денег — отставной чиновник норовил уже подарить мне борзых.

Спас меня слуга, вернувшийся с кухни с известием, что барин велели водки более не давать. Мои собеседники более ни о чём не могли думать (кроме русской литературы, разумеется).

— Умер ли русский роман? — сказал я тогда внушительно.

Городские гости переглянулись и тут же вцепились друг другу в волосья. Я поразился этой экономии (ведь обычные люди только начнут с романа, потом перейдут на нравственность, затем — к личностям, наконец — к долгам, и только потом примутся драться) — а тут дело было налажено без лишних реверансов.

И я пошёл на конюшню, где, по слухам, собирались сечь одного слепого за воровство вязаной шали.

Не пора ли домой?

17 сентября 2008

История про возвышенное

Поехал в Пустынь. (Я езжу туда ежегодно, чтобы очистить душу и помыслы).

Ехали долго, в дороге постились и читали молитвы. И вот, наконец, престарелый лодочник перевез меня под стены монастыря. Солнце на миг заиграло на стенах, вспыхнули золотом и серебром купола.

Я задумался о России — коротко и тревожно. Там, за стеной, молилась о моем народе монашеская братия, а я трудился в миру.

Таково было мое послушание, и только на Страшном суде станет ясно, кто более преуспел в деле духовного окормления. Ко мне вышел настоятель. Я знал отца Януария лет двадцать — ещё с университетских времен.

Мы прошли в трапезную, где нам подали стерляжью уху, кулебяку и лохань малосольных огурцов.

Заговорили о высоком.

— Знаешь ли ты, — спросил меня мой прежний товарищ по пирушкам, а ныне святой отец, — каковы три идеальных общежития?

Я вспомнил наше студенческое братство, но отец Януарий только погрозил мне пальцем:

— Это рай до грехопадения, первые общины апостольских времен и…

Тут он остановился, будто давая мне шанс показать всем известную образованность.

— Ноев ковчег? — продолжил я, все же ироническим тоном, чтобы если что, превратить ответ в шутку.

Отец Януарий скривился:

— Сто лет звал Ной людей, а пришли одни скоты. Нет, это наша Пустынь времен первых старцев.

Я восхитился его мудрости и решил записать эту фразу, чтобы потом выдать за свою.

18 сентября 2008

История про визит к графу

Для начала оказалось, что я простыл в бричке. Как не уверял меня Селифан, что все образуется, ничего не образовалось, а я очнулся на постоялом дворе, с больным горлом, в окружении странных своих попутчиков. один отобрал у меня заячьий тулупчик, другой пожурил за меня мою няньку, третий обещал мне неприятностей. Скрасили мое одиночество три прелестницы, что заглянули ко мне узнать столичные новости, как то — носят ли нынче с фестончиками, или больше с рюшами.

Я было захорохорился, как вдруг посмотрел на себя со стороны.

Да и про воланы я был мало осведомлен.

Прелестницы засмеялись (о, эти небесные колокольчики!), впорхнули в свое ландо и исчезли.

Весь день провел в каком-то странном забытье.

Оттого отправился на спектакль, что давали у графа в летнем театре. С любопытством осматривал я амфитеатр, наподобие греческого, что был раскрашен желтым и черным — с намеком на госудаственный флаг.

Сперва я чуть не заблудился в древних руинах, которые еще помнили крепостной театр при прежнем графе.

Ходили слухи, что часть актрис старик взял в жены, а оставшиеся с горя утопились в пруду.

Я это решительно отрицаю — пруд мелок, в нем и курица не сумела б утопиться.

Впрочем, началось представление.

Что меня неприятно поразило, все актеры были немцы. И начальник над ними тоже был немец. И пьеса была немецкая, с ужасным названием, что-то вроде Enebeneresskwintermintergess. Рассказывала она об одном несчастном, что решил бросить семью и претворился мертвым. Тут было все немецкое филистерство — бесконечные разговоры о наследстве, деньгах и отвратительное судебное разбирательство, когда фальшивого покойника поймали и свезли в штадткомиссариат.

Над креслами кружились сухие березовые листья, время тянулось как в карауле, ржали лошади на конюшне, будто напоминая нерадивым актерам, куда они могут отправиться.

Я думал тишком скрыться в кустах, но вдруг заметил тех трех младых прелестниц, что видал давеча.

Они слушали пиесу так, будто стояли у аналоя.

Ужас! Мало того, что я не смог вчера поддержать разговора о воланах, рюшах и фестончиках, так и вовсе окажусь неотесанным болваном, чуждым искусства!

И с постным лицом просидел до финала, когда герой, проявив хоть что-то человеческое в своей арифметической немецкой душе, застрелился.

Зрители, толпясь, стали расходиться, я бросился к тому краю амфитеатра, где видел троих наяд, но… Но тут…

Мне признаться, было неловко после вчерашнего. Казалось, что все ужу знают о моей встрече с этим ужасным человеком. Я велел Петрушке поставить мне кресло в саду под яблоней и решил, что как и всякий отставной поручик, проведу день за чтением античных классиков.

Не тут-то было! Едва я открыл первую страницу Овидия, передо мной возникла дама.

Она сурово посмотрела на меня и вопросила:

— Отчего погибла береза?

Я стушевался.

— Вы мужчина, вы и ответьте, — продолжала незнакомка.

Я промямлил что-то про кавказскую войну, старые раны… Незнакомка была неумолима и обрушила на меня целый ворох обвинений. Речь шла о березе, что росла в обнимку с дубом в графском парке. Деревенские свадьбы останавливались у этого места и рассматривание двух столь разных дерев, растущих купно, служило жителям поводом для вполне языческого пьянства. Дама нависла надо мной, смущая мой дух одинокого путешественника. Здесь было все, буквально все. И сапоги для верховой езды, и шапочка. И,разумеется, хлыст. Словом, это была не женщина, а мечта поэта.

Внезапно она распрямилась и, смотря куда-то мне за спину, закричала:

— А вы, мужчина… А вам — жалко березу?! Я к вам обращаюсь!

Тщетно я пытался объяснить гостье, что хоть Петрушка и мужчина, и часто просто обуреваем страстями, но чувства поэтического лишен напрочь.

Сам Петрушка дико вращал глазами, и вдруг опрометью бросился из сада.

Дама кинулась за ним.

Я же остался забыт под яблоней, причем два яблока тут же пребольно ударили меня по голове.

Впрочем, никакого пороха я не