Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №10 (2002) Страница 48

Между тем вся соль как раз и кроется в слове “безоговорочное”: ведь в международном праве само понятие “безоговорочная капитуляция” означает сдачу на милость победителя, полную утрату предшествовавшей такой сдаче государст­венности и право победителя на новое ее устроение (или полную ее ликвидацию, буде он того пожелает) по своему собственному усмотрению.

Очевидно, Кишинев, вдохновленный поддержкой Москвы, таким победителем и склонен считать именно себя, ибо упомянутая “безоговорочность” требуется исключительно и только от Тирасполя; хотя последний, насколько известно, еще не подписывал акта о капитуляции, тем более безоговорочной.

Новым же свидетельством московской поддержки стали памятные меро­приятия 19 августа в Бендерах — в этом, юбилейном году особенно многолюдные. Но именно этот день Россия сочла подходящим для того, чтобы в особо оскорби­тельной, цинично-пренебрежительной манере, с приходом Путина вошедшей в обиход по отношению к тем, кто выражал свое тяготение к России в наиболее открытой манере (пассаж о “котлетах и мухах”, брошенный в лицо Минску, еще у всех на слуху), продемонстрировать Тирасполю свою полную и абсолютную немилость. Ни один из ведущих телевизионных каналов (за исключением REN TV) не передал репортажей из Приднестровья; а поскольку это делалось в прежние, даже не юбилейные годы, трудно предположить, чтобы все журналисты разом и вдруг утратили интерес к столь острому региону. Скорее, перед нами очередное свидетельство “дозирования гласности” — по крайней мере, в вопросах, напрямую касающихся особо важных для Кремля тем. Тирасполю, стало быть, и была оказана честь оказаться включенным в этот перечень табуированных сюжетов, из чего правомерно сделать вывод: информа­ционная блокада Приднестровья является составной частью операции под кодовым названием “Двина”. “Двину” — и сама дата 19 августа символически явила это — можно с полными основаниями считать продолжением “Троянского коня”, только разрабатывалась она уже непосредственно в Москве*.

*   *   *

Суть разработанного “Двиной” курса составляет комплекс спецмероприятий, направленных на ликвидацию ПМР через социально-экономическую дестабили­зацию республики (когда таковая будет достигнута, не исключается и ряд сугубо специальных акций в отношении лидеров Приднестровья). Сердцевину, ядро всей операции образовало объявление Кишиневом в сентябре минувшего года таможенной блокады ПМР. Кишинев, введя новые печати, объявил недействи­тельными старые, которыми пользовались приднестровские таможенники, и в этом был незамедлительно поддержан Москвой . Одновременно было оказано беспрецедентное давление на все российские предприятия и органи­зации, сотрудничающие с ПМР: они — что мне известно из хорошо информиро­ванных источников — принуждались к разрыву уже заключенных контрактов даже в тех случаях, когда это наносило прямой финансово-экономический ущерб им самим. Что до Тирасполя, то, как заявил 30 мая 2002 года президент ПМР И. Н. Смирнов на встрече с послом РФ по особым поручениям А. Новожиловым, чрезвычайным и полномочным послом Украины в РМ П. Чалым и главой миссии ОБСЕ в Молдове Д. Суорцем, “в результате мер экономического давления Приднестровью нанесен ущерб на сумму более чем 100 млн долл.”.

По сути, по отношению к ПМР была применена политика санкций — притом даже без того фигового листка решений ООН, которым хотя бы из тени приличия прикрывалась такая политика Запада в отношении Ирака и Югославии. К тому же был нарушен важнейший документ — совместный Меморандум 1995 года, подписанный в том числе и Россией как одним из гарантов переговорного процесса и признававший за ПМР право на самостоятельную торгово-экономи­ческую деятельность. В этом есть что-то от жеста Анны Иоанновны, бросившей клочки подписанных ею “кондиций” в лицо тем, кто возвел ее на трон, и цена российских гарантий была продемонстрирована наглядно.

Поэтому, подчеркнул Смирнов на упомянутой встрече, “в полном масштабе переговорный процесс будет возобновлен только при условии снятия всех экономических блокад” (“Трудовой Тирасполь”, 18 июня 2002 г.).

Одновременно с экономической, Кишиневом и Москвой была развязана хорошо скоординированная ими информационная война против Приднестровья. Сигнал был подан еще весной минувшего года популярной программой Андрея Караулова “Момент истины”, а пик накала был достигнут в декабре, когда ряд ведущих российских СМИ (особенно усердствовал Евгений Ревенко на государственном, заметим, канале РТР; отметилась и правительственная “Российская газета”, и даже Наталья Бехтина на “Радио России” прощебетала что-то о Тираспольской “черной дыре”) активно подключился к антисмирновской кампании. Однако после событий 11 сентября в Нью-Йорке в этой кампании травли появились особо зловещие и потенциально весьма опасные для Приднестровья акценты. Еще 28 сентября 2001 года, то есть по горячим следам событий, молдавская “Кишиневская газета” опубликовала статью под грозным названием: “У Тирасполя атомная бомба!”, и тогда же начала отрабатываться версия связей Приднестровья с международными террористическими группировками, включая даже ставшую символом угрозы всемирной цивилизации “Аль-Каиду”. В феврале 2002 года эта информация, в худших традициях желтой печати, была выплеснута на страницы итальянского еженедельника “Панорама”. Есть сведения и о том, что молдавские спецслужбы активно работают в том же направлении с Интерполом. Каковы могут быть последствия, пояснять не надо, а потому более чем естественной является определенная корректировка своего языка Тирасполем, которому теперь большую часть переговоров приходится вести с ОБСЕ (Москва ведь сама отказалась от своего “права первородства”) и который уже поэтому не может педалировать образы “аванпоста России”, “плацдарма России”, “рубежа России” и т. д.

По сердцу это для многих еще так, но Москва-то ясно показала, что ей сей плацдарм (не только военный, но и опорная территория русского языка и русской культуры), в общем, ни к чему. Стало быть... Следует другой неизбежный вывод: нужно искать новых партнеров и гарантов, по крайней мере, не столь откровенно враждебных Тирасполю, как была Москва, особенно на протяжении последнего года. И тут на первый план выступает Украина, одно упоминание о которой в связи с Приднестровьем в последнее время у некоторых российских политиков и журналистов вызывает что-то похожее на яростные вспышки ревности одного из супругов, который, будучи уверен в безраздельной преданности партнера, безжалостно третировал его и вдруг видит, что он (она) “уходит к другой (другому)”.

Но ведь если блокада Приднестровья не стала абсолютно глухой, а ее социально-экономические последствия еще более разрушительными для респуб­лики (на что, собственно, и делается расчет разработчиками “Двины”), то лишь благодаря более гибкой позиции, занятой Киевом. Украина не поддержала таможенную войну Кишинева против Тирасполя, она же прислала наибольшее число наблюдателей на президентские выборы в ПМР. И еще осенью прошлого года главный консультант Управления внутренней политики администрации президента Украины Геннадий Корж на страницах оппозиционной Воронину газеты “Коммерсант Молдовы” выступил с довольно развернутой концепцией возможных вариантов дальнейшего сближения Украины и Приднестровья. Ведь, подчеркнул он, право последнего на самоопределение, в случае объединения Молдавии и Румынии, зафиксировано в международных документах, а сближение вовсе не обязательно означает интеграцию и поднятие желто-голубого флага над Тирасполем. Речь идет скорее о развитии — только теперь применительно к ПМР и Украине — того самого проекта “общего государства”, который предполагался московским Меморандумом для ПМР и РМ и от которого затем отказалась сама Россия, поддержав жесткие унитаристские притязания Кишинева. В таком случае, согласно Г. Коржу, можно будет говорить о создании “так называемых общих пространств: экономического, культурного, оборонного — всего их можно насчитать около двадцати”. С учетом весьма сильного хозяйственного потенциала ПМР говорить об экономическом бремени для Украины не придется, а вот геополитический выигрыш для нее, подчеркнул советник украинского президента, очевиден.

А уже после того, как в Приднестровье в декабре 2001 года состоялись президентские выборы, вновь избранный И. Смирнов с дипломатической гибкостью заявил: “Мы не отказываемся ни от предложений Леонида Даниловича по общим пространствам, ни от предложений Евгения Максимовича по общему государству...” Тем самым России предоставлялся шанс сказать свое слово, a как она распорядилась им, мы уже знаем. Тирасполю оставалось сделать свои выводы, которые и были представлены российским депутатам, журналистам и общественности, прибывшим в приднестровскую столицу для участия в работе форума “Мы — Россия” (22—23 июня). Они были изложены в выступлении министра иностранных дел ПМР В. Лицкая, поистине взорвавшего бомбу; а следующую бомбу, уже по возвращении в Москву, взорвал традиционно поддерживавший Приднестровье депутат В. Алкснис, сделавший сенсационное заявление под шапкой: “Смирнов отрекся от России” — разумеется, тут же восторженно распространенное кишиневской прессой. Так что же произошло на форуме?