Иоахим Гофман - Сталинская истребительная война (1941-1945 годы) Страница 49

Информация немецкой печати о советских зверствах во Львове нашла подтверждение в польских сообщениях, которые неофициальными путями попали в Великобританию и не были подвергнуты сомнению также в официальных кругах Лондона. Форин оффис, тотчас убежденный в советской вине, как и позднее в Катынском деле, направил в московский наркоминдел ноту с требованием объяснений, в ответ на что Молотов 12 июля 1941 г. спешно выступил с категорическим опровержением. Советская пропаганда была сразу же мобилизована, чтобы затушевать разоблачительный случай и возложить теперь ответственность за резню на немцев. Львов явился попросту прецедентом для советской пропагандистской тактики: умалчивать о собственных зверствах, принципиально приписывая их немецкой стороне.

Советские власти перешли к тому, чтобы подготавливать так называемых «свидетелей» — испытанный метод, ведь после опыта «Большой чистки» 30-х годов НКВД был в состоянии добиться от любого свидетеля любого показания о любом преступлении. На основе таких фальсификаций советское информационное агентство ТАСС 8 августа 1941 г. распространило сообщение, тотчас подхваченное американским агентством «Ассошиэйтэд Пресс», что немецкие «штурмовые группы» убили во Львове 40 000 человек. Такие свидетельства представлялись как «неопровержимые» и как доказательство того, что «фантастические измышления гитлеровской пропаганды о так называемых большевистских преступлениях во Львове являются лишь неуклюжей попыткой затушевать беспрецедентные зверства и жестокости, совершенные в отношении львовского населения самими немецкими бандитами». Когда советское руководство в 1943 г., после обнаружения массовых захоронений Катыни, оказалось загнанным в угол, оно возвратилось к львовским обвинениям. 29 апреля 1943 г. партийный орган «Правда» в статье под абсурдным заголовком «Польские пособники Гитлера» утверждал, что «немецкие бандиты», «гитлеровские лжецы» «действуют сейчас точно таким же образом, как они пытались действовать во Львове в 1941 г. в отношении так называемых львовских жертв большевистского террора». Дескать, в Катыни, как и во Львовском деле, они попытались «подбросить советским органам» свои злодеяния и оклеветать «советский народ». Попытки оправдания продолжились 4 января 1945 г. публикацией результатов расследования «Чрезвычайной государственной комиссии» («Львовское свидетельство»), которые затем были представлены в качестве государственного доказательного документа Советского Союза Международному военному трибуналу в Нюрнберге и на основании статьи 21 Лондонского устава получили принципиальное признание как правдивые и доказанные.

Итак, виновниками могли считаться только немцы, о советском массовом убийстве, имевшем место до этого, не было и речи. Во Львове жертвами акций оперативной группы С стали 7000 человек. Теперь эта цифра была повышена до 700 000, в 100 раз, и чтобы подчеркнуть ее достоверность, утверждалось следующее: «Гитлеровские убийцы применили во Львове, чтобы скрыть свои преступления, тот же метод, который они использовали, когда убили польских офицеров в Катынском лесу. Комиссия экспертов установила, что метод маскировки могил был совершенно идентичен методу, который использовался, чтобы замаскировать могилы польских офицеров, убитых немцами в Катыни». О том, чего стоит этот советский государственный документ, санкционированный Международным военным трибуналом в Нюрнберге, видно уже по утверждению, которое было представлено в Нюрнберге и в устной форме, что дети еврейских жителей Львова «обычно» выдавались отрядам Гитлерюгенда (как известно, существовавшим лишь на территории Рейха и к тому же не вооруженным) для использования в качестве живых мишеней, или, например, по утверждению, что каждую неделю 1000 беглых французских военнопленных, отказывавшихся работать на немцев (что, согласно Женевской конвенции, они и должны были делать), доставляли в концлагерь под Львовом, где их совместно с советскими, британскими, американскими военнопленными и итальянскими интернированными военнослужащими мучили или расстреливали.

Во Львове Советы были впервые вынуждены спешно затушевывать собственные злодеяния. Затем Львов послужил им в качестве алиби, когда немцы в феврале 1943 г. обнаружили массовые захоронения польских офицеров в лесу Козьи Горы под Катынью, западнее Смоленска, где, по нынешним данным, помимо офицерских захоронений, погребены и останки еще 50 000 жертв НКВД. И когда вскоре, в мае 1943 г., были обнаружены и массовые захоронения в Виннице, то пришлось вновь обратиться к Катыни, чтобы отрицать случившееся в Виннице. 5 марта 1940 г. нарком внутренних дел Берия в письме «товарищу Сталину» обратил внимание на то,[131] что в «лагерях НКВД СССР для военнопленных» (речь шла об офицерских лагерях в Старобельске и Козельске и о спецлагере в Осташкове) заключены 14 736 «бывших» польских офицеров и гражданских лиц, а в тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии — еще 10 685 поляков опасных категорий. Ввиду того обстоятельства, что все эти поляки, дескать, являлись «озлобленными и неисправимыми врагами советской власти», Берия ходатайствовал, чтобы тройки НКВД приговорили более 14 700 «бывших» офицеров и гражданских лиц и свыше 11 000 других лиц «к высшей мере наказания: смертной казни — расстрелу». Списки имен подлежащих расстрелу поляков должен был составить по поручению Берии его заместитель, начальник 1-го спецотдела НКВД Меркулов. Двумя другими членами тройки являлись Кобулов и Баштаков. На заседании Политбюро ЦК ВКП(б) в тот же день Сталин, Молотов, Калинин, Ворошилов, Микоян, Каганович и другие ведущие советские функционеры поддержали ходатайство и подписали соответствующий протокол № 13. Несколькими неделями позже 4404 польских офицера из Козельска были ликвидированы в Катыни, 3891 офицер из Старобельска — в Харькове, а 6287 арестованных за антигосударственные преступления из Осташкова — в Калинине (Тверь). Место расстрела остальных 10 685 поляков неизвестно.

Когда после обнаружения массовых захоронений Катыни польское правительство в Лондоне подало ходатайство о расследовании дела Международным комитетом Красного Креста, советское правительство апреля 1943 г. прервало дипломатические отношения с эмиграционным правительством под фантастическим предлогом его сотрудничества с Гитлером. Нарком иностранных дел Молотов обосновал этот шаг в ноте польскому послу тем обстоятельством, что оба — как польское, так и гитлеровское правительство — равным образом пригласили Международный Красный Крест участвовать в «измышленном Гитлером расследовательском фарсе» и антисоветская кампания стартовала «одновременно в немецкой и польской печати». Партийный орган «Правда» в тот же день заклеймил оскорбительными словами польское правительство в сотрудничестве с «людоедом Гитлером» и «прямой открытой поддержке гитлеровских палачей польского народа» — версия, которая, впрочем, была тотчас воспринята и в левых кругах других стран, например, Вилли Брандтом, который еще в 1945 г. объяснял «Катынь» тем, «что фашистские элементы, очевидно, смогли натворить бед среди польских войск и групп за рубежом».

Ключевые слова, выдвинутые Молотовым в его ноте от 29 апреля 1943 г. и повторенные в тысячах вариаций советской пропагандой, что сами немецкие «фашисты» жестоко убили польских офицеров, сохранили силу в качестве официального объяснения Советского Союза и тогда, когда ход расстрела был давно расследован после войны комиссией Конгресса США и подробно описан во многих международных публикациях. Так, например, еще в 1977 г. «авторитетный советский правовед» профессор д-р Минасян распространялся в своей книге «Международные преступления третьего рейха» о «кровавой бане гитлеровских палачей над польскими офицерами в Катынском лесу», которую «народы мира никогда не забудут и не простят нацистским преступникам». В 1969 г., в эпоху сталиниста Брежнева, в доселе неизвестной белорусской деревеньке Хатынь, 149 жителей которой, видимо, пали жертвами репрессий со стороны карательных подразделений пресловутого штандартенфюрера СС д-ра Дирлевангера в рамках партизанской войны, был даже сооружен бетонный мемориал с патетичными лозунгами советской пропаганды. В неуклюжей манере группам зарубежных посетителей, в большинстве своем совершенно несведущих, очевидно, хотели внушить, что историческая Катынь под Смоленском идентична деревеньке Хатынь, которую раньше «нельзя было найти даже на подробной карте».

Так продолжалось до 1990 г., когда советское руководство под тяжестью неоспоримых доказательств сочло, наконец, своевременным признать советскую вину за преступление. Однако признание опять же было увязано с ложью. Ведь хотя все прежние советские партийные и государственные вожди Советского Союза, включая тогдашнего руководителя Горбачева, знали «полную правду об этом преступлении», официальное советское информационное агентство ТАСС 13 апреля 1990 г. все же распространило заявление о том, что за организацию и осуществление «трагедии Катыни», «одного из тягчайших преступлений сталинизма», нес ответственность, якобы, лишь «народный комиссариат внутренних дел» во главе с «Берией, Меркуловым и их пособниками», но ни в коем случае не советское руководство как таковое. Только при президенте Ельцине, 14 октября 1992 г., польскому правительству были переданы документы с именами подлинных виновников: наряду со Сталиным, это было все государственное и партийное руководство Советского Союза. Но даже всего лишь половинчатое признание Горбачева не было признано сталинистами, по прежнему задававшими тон в Советском Союзе, и уже в 1990–91 гг. «Военно-исторический журнал»,[132] официальный орган министерства обороны СССР, печально известный своими фальсификациями истории и в Советском Союзе, опубликовал серию статей, которая и теперь еще распространяла версию, что ответственность за это тяжкое преступление перед польским народом несли немцы.