Иоахим Гофман - Сталинская истребительная война (1941-1945 годы) Страница 48

Обвинения, аналогичные выдвинутым против Финляндии, были брошены «Чрезвычайной государственной комиссией» 22 июня 1944 г. против Румынии, чье правительство, якобы, принялось уничтожать население на территории между Бугом и Днестром («Транснистрия») — русских, украинцев и молдаван — и разграблять эту землю. Мол, только 19 октября 1941 г. «румынскими палачами» были заживо сожжены на пороховых складах в Одессе 25 000 гражданских лиц, а в целом в Одессе и концлагерях данного региона «расстреляно, замучено или сожжено» 200 000 человек. Выразителем клеветы и на сей раз был Эренбург, который уже 7 сентября 1941 г. назвал королевскую румынскую армию бандой «вшивых солдат и сифилитичных офицеров», «преступным сбродом» и в отношении судьбы румынских евреев утверждал 11 октября 1945 г. в статье «Встреча с Румынией. Возрождение народа», что румынские «фашисты» убили 500 000 из 800 000 евреев Румынии. Разумеется, для Эренбурга и королевская итальянская армия в России являлась не чем иным, как «бандой грабителей и убийц». «Сто лет, — написал он 7 ноября 1941 г. в статье «Любовь и ненависть», — итальянцы не будут спокойно глядеть на восток.» И даже нейтральной Швейцарии, по выражению Эренбурга — «крохотному ископаемому» в сердце Европы, пришлось после окончания войны выслушать нечто подобное. Официальное информационное агентство ТАСС сообщило 21 июня 1945 г., что 9000 интернированных в Швейцарии советских граждан (бежавших туда в поисках прибежища из Германии) были поставлены швейцарскими властями в «невыносимые условия» и с ними, применяя огнестрельное оружие вплоть до убийства, «обращались таким же жестоким образом, как при гитлеровцах».

Начавшаяся в сентябре 1941 г. блокада города и крепости Ленинград представлялась в Советском Союзе как одно из «самых ужасных злодеяний немецко-фашистских захватчиков», как «методичное убийство мирных жителей города». Ленинград, «величественный Санкт-Петербург», «красивейший город мира», «в котором свят каждый камень», как писал Эренбург 8 октября 1941 г., был блокирован Берлином, городом «вульгарности, казарм и пивных», самым «ужасным» изо всех. И насколько все же лицемерно выглядят все трогательные жалобы перед лицом того жесткого факта, что осада, обстрел и блокада укрепленного и защищаемого города и крепости всегда принадлежали к обычным и бесспорным методам ведения войны и вполне соответствовали действующему международному военному праву. И советские войска безо всяких колебаний использовали метод осады и пытались сокрушить окруженные ими города противника (как, например, Кёнигсберг [ныне Калининград, Россия], Бреслау [ныне Вроцлав, Польша] и Берлин в 1945 г.) всеми имевшимися в распоряжении огневыми средствами. А бывший защитник Ленинграда, маршал Советского Союза Жуков, в 1945 г. считал честью для себя, что с 21 апреля до 2 мая обстрелял обороняемый Берлин не менее чем 1 800 000 тяжелых артиллерийских снарядов. «Выкуривайте крыс из Кёнигсберга» — гласил официальный советский призыв 15 февраля 1945 г.

Человеческие потери в блокированном Ленинграде были действительно чрезвычайно велики, и никто из тех, кто знает ужасные подробности, не может удержаться от сочувствия к жертвам этой блокады. Но шла война, блокада являлась военной мерой, допускаемой международным правом, и, как пишет в 1992 г. Юрий Иванов, писатель и председатель Калининградского отделения Российского фонда культуры и соиздатель «Кенигсбергского курьера»: «Когда я голодал в Ленинграде и ел крысиное мясо, жирному функционеру Жданову день ото дня доставляли в город самолетом его шницели». Заметное отличие наблюдается и в отношении к жертвам этих блокад. Ведь о жертвах Ленинграда написаны книги, на Ленинградском кладбище (Пискаревское мемориальное кладбище) торжественно возлагаются венки и проводятся памятные торжества, а жертвы Кёнигсберга, в большинстве своем старики, женщины и дети, зарыты и забыты. При этом, согласно тщательным исследованиям кёнигсбергских профессоров медицины Шуберта и Штарлингера, из 120 000 гражданских лиц, попавших в руки Советов в апреле 1945 г., от голода или эпидемий умерли 90 000 — не во время блокады, а после завершения боевых действий и вообще войны, под советским управлением, что не имеет никаких международно-правовых оснований какого-либо рода.

Впрочем, советская пропаганда, выдающая за преступное деяние уже блокаду и обстрел города Ленинграда, совершенно умалчивает, что Советский Союз и в других случаях никогда не обращал ни малейшего внимания на гражданское население, если только это служило его политическим или военным целям. Так, нападение на маленькую Финляндию в 1939 г. началось с того, что советские боевые части 30 ноября подвергли неожиданной бомбардировке жилые кварталы городов Хельсинки, Ханко, Котка, Лахти и Выборг, чтобы тотчас поразить неподготовленное гражданское население в его моральную сердцевину и сломить всякую волю к сопротивлению. «Лишь во вторую очередь», гласил финский доклад от 13 февраля 1940 г., целью советских самолетов стали «индустриальные центры (промышленность Кюми и Вуоксы) и транспортные узлы (Антреа, Коувола)». Эренбург торжествовал 17 августа 1941 г., когда несколько советских бомбардировщиков появились над Берлином. Он назвал разрушение городов Любек и Росток британской авиацией 30 апреля 1942 г. «хорошим началом» и одновременно объявил: «Мы будем поражать изверга, где только сможем».

Ответственность за «преступление» блокады и обстрела города Ленинграда вплоть до наших дней возлагается на одних немцев, хотя в советской военной пропаганде, не переводя дыхания, всегда назывались и финны, а согласно сообщениям Совинформбюро, финские офицеры даже являлись «главными зачинщиками этих артобстрелов». «Теперь Ленинград обстреливают финны», — писал, например, 27 января 1944 г. в одной из своих статей Тихонов, так и осыпавший финнов ругательствами: «вероломные убийцы», «гнусные пасынки природы», «помешанные», «сумасшедшие твари». Согласно Тихонову, финны ликовали перед лицом страданий Ленинграда во время голодной блокады, они хотели «стереть Ленинград с лица земли». Поскольку им это не удалось, они, мол, обратились к оккупированной ими части Карельского перешейка, где устроили такие бесчинства в отношении мирного русского населения, которые «по своей низости, своей жестокости и своему террору» затмили «даже самых жестоких гестаповцев».

Однако советская военная пропаганда, которая с самого начала войны обвиняла немцев и их союзников в совершении неслыханных зверств, на первых порах все же попадала в несколько затруднительное положение, когда нужно было приводить действительно убедительные примеры. Правда, о бесчинствах оперативных групп охранной полиции и СД против еврейского населения, похоже, стало известно, хотя скорее не о их системе, а в общих чертах. И сам Эренбург уже 18 декабря 1941 г. процитировал захваченный немецкий приказ по сухопутным войскам, показательный в том отношении, что солдатам в нем запрещается участвовать в мероприятиях оперативных групп, объявленных «необходимыми», даже в качестве свидетелей. Итак, сам Эренбург был вынужден против своей воли и, возможно, ненамеренно признать, что скашивание пулеметами «тысяч горожан» исходило не от Вермахта, а от оперативных групп, которые и должны были нести ответственность за это. «Этот приказ — победа гестапо над немецкими генералами, — отметил он. — Гиммлер получает монополию на виселицы, гестаповцы добились привилегии жечь деревни, расстреливать из пулеметов женщин и уничтожать русских детей.» Однако в целом обвинения оставались шаткими, и даже Эренбург не мог указать в первые годы действительно весомых случаев. Что касается зверств, то Советский Союз в первой половине войны в пропагандистском отношении на деле оказался в положении защищающейся стороны. И уже Львовское дело проясняет, что было не так просто обвинять противника в совершении зверств, поскольку массовые убийства начал сам Советский Союз.

В осуществление приказа Сталина не допускать, чтобы политзаключенные попадали в руки немцев, в дни накануне 30 июня 1941 г. во Львовских тюрьмах (например, в тюрьмах Бригидки, Замарстынов и в тюрьме НКВД) органами НКВД были планомерно расстреляны, а отчасти зверски убиты около 4000 украинских и польских политзаключенных и прочих гражданских лиц всякого возраста и пола, а также ряд немецких военнопленных, частично после страшных пыток. Эти случаи были использованы оперативной группой С охранной полиции и СД в качестве повода, чтобы теперь со своей стороны, в виде так называемого «возмездия за нечеловеческие зверства», расстрелять до 17 июля во Львове и окрестностях 7000 непричастных к этим событиям жителей еврейского происхождения. Тем не менее, именно Советы оставили во Львове 4000 частично изувеченных трупов убитых гражданских лиц — обстоятельство, которое было тотчас подхвачено немецкой пропагандой.