Что было бы, если бы смерть была - Николай Иванович Бизин Страница 49

совместимы, то незримо Находимся по обе стороны От этого литого горизонта… Ведь Богу мы видны, да не нужны! Поскольку в Боге – ничего святого! Поскольку он не более дороги, А мы с тобою – это его ноги. Здесь два изгиба: берег и гора. Поскольку эта женщина легла По обе стороны жестокого пути. И мне по ней идти, и ей по мне идти.

Так он вернул себе полный слух и вернул себе полный дух. Ведь прежде он, гений Перельман, был ослепительно неполон и не наполнен; и подумалось ему: а при чём тут женщина?

Здесь он улыбнулся и не стал ничего прозревать. Он просто пошёл умирать.

– Эй, есть здесь кто-нибудь? – тихонько (пока что всего лишь демонстративно – для него) вскричала Роксолана.

Он (вернувший себе полноту) – увидел и услышал, что «кто-нибудь» здесь был.

Он дал понять это женщине, и женщина это поняла:

– Если ты избавишься и от этих, ты предашь сам себя: ты проявишь себя как сила сильных, а не всеобщность слабых.

Она (всё равно) – пыталась его ограничить: поместить (переместить) Николая Перельмана из его в её мир. Не из мужского – в женский (это было бы легко), а из большего – в меньший (что было ещё легче).

Он (вернувший себе полноту) – понимал, что он – часть полноты, а она была стройна (скорей, ста’тна) и привлекательна, полагая себя не полнотой, но – смыслом полноты.

И кто из них кого перешагивал через голову? Поверх головы?

Всё это было бесконечно, потому – бессмысленно. Даже с её смыслом.

И она это прекратила:

– Эй, кто-нибудь! – громко сказала она.

А он вдруг решил, что умирать (ведь он пришёл умирать) – это больно. Он вдруг представил себе хруст, с которым его отдельное тело будет прорвано (вот как ухо давеча пробили, но это было просто восполнить) и весь этот мир (все это отдельное мироздание) перестанет отделять себя от другого мира.

– Не хочу, – сказал он.

– Что? – удивилась она, зная всю его обреченность.

– Я хочу, чтобы моя родина была, – сказал он.

– Ты о себе подумай, – сказала она. – Сейчас тебя – не будет.

– Будет какой-нибудь другой «я», – сказал он. – Главное: отделить себя от небытия и добавлять, добавлять, добавлять необходимую душу к достаточному телу.

– Это только слова, – сказала она.

Это только слова, Что согреют нас по ночам И ничего не значат, Когда нас оставит удача… Ведь она как посмертная слава! Это только слова, Когда ты окружён очами, Что пристально наблюдают: Насколько участь кровава? И насколько она поучительна? И насколько мучительно ты отступал до Волги, Пока о неё не опёрся лопатками и душой… И не распростёрся как небо! И стал, как небо, большой. И сам обернулся Словом И дуэлью на Черной речке! Ведь ты не о речку опёрся, Но сам обернулся речью: Ибо всё в этом мире речь. Это только слова. Это только их синева продолжает по жилам течь.

Она услышала и сказала:

– Украинская армия везде наступает. Вас уничтожат.

Напомню: это всё происходило (происходит, будет происходить) – ещё даже до иловайского котла.

Он сказал:

В который раз сначала нас побьют. Но прежде изощрённо предадут. А после просвещённо растолкуют, Что мы любили родину другую. Что правильную надобно создать И для того всё прошлое предать. И это колесо всебытия, Которое вращали ты и я, Всё возвращая на круги своя, Настолько правильно и несомненно, Что я противоречу всей вселенной, Когда не соглашаюсь предавать. И вот враги окружат города, Как волки обреченные стада… Но здесь я обращаюсь вспять, Внезапно начиная наступать И следовать простому чувству долга: Что долго был собой, а не другим! Что долго был любовь, а не измена! И есть такое чудо во вселенной, Что Бог всегда на стороне России. Я просто начинаю наступать, Словно ступает по крови мессия,