Что было бы, если бы смерть была - Николай Иванович Бизин Страница 50

– Всё это суета, – сказала женщина. – Мне надо жить, чтобы была жизнь. А ты ли будешь молим оплодотворителем, ублажателем и кормильцем, другой ли самец-Украинец либо самец-ватник – не всё ли равно? Одна ли родина, другая или третья – не всё ли тебе равно, если каждой будешь предан до смерти? Или не будешь предан. Ведь всё равно родина тебя предаст. Она – женщина, так что предаст – во имя жизни.

– Ну да, – согласился он.

И тогда она (наконец) – спохватилась:

– Кто бы подумал, что колорад Перельман может так запудрить мозги гарной ди’вчине? Теряем время.

Последние слова – прозвучали, как фраза Баталова из «Москва слезам не верит» (и он в который раз понял, что и Украина вокруг него – виртуальна, и готовая его предать женщина – виртуальна, и его будущая погибель – виртуальна, и он решил (вспомнив себя прошлого), что возражать этому глупо.

Ведь глупо (согласитесь) – возражать всему мирозданию.

А потом он вспомнил изгиб реальности…

А потом он вспомнил себя прошлого: вспомнил, что он глуп и неумел…

И решил он…

Что из всей этой будущей мозаики тел…

Может составиться недурственный калейдоскоп: уж очень созвучна сейчас была Роксолана с совершенно чужим ей Максимом Карловичем Кантором. Но Максим Кантор вот-вот (там, в ресторане на Невском) придёт к выводу, что Россия сама лишила себя будущего в цивилизованном человечестве, а Виктор Леонидович Топоров (там, в ресторане на Невском) будет год как мертв и участвует в этом собеседовании лишь благодаря тому, что смерти нет.

– Эй, кто-нибудь! Ко мне, у меня беглец! – подвела итог всей этой истории Роксолана (одна из роксолан)…

А вместе с ней и Дульсинея (одна из дульсиней)…

А вместе с ней Хельга (одна из хельг)…

И Перельман позволил украинским хероям её услышать: пора было прекращать эту клоунаду.

Хероев – вывалила из тьмы ночной целая толпа. Они не были в балаклавах, но – лиц у них не было: зачем хероям лица? Поэтому то, что находило себя (на месте греческих масок данной трагедии) – имело только лишь «свои» глаза и рты (точнее, прорези в реальности); саму Роксолану их облики ничуть не удивили: это были её херои; чего ещё?

Удивление только отвлекает хероев от их функции: хероизма.

Перельман (где-то у монитора) – решил им сразу помочь. Он сдвинул реальность с места. Опять возникли античные «то ли Афины, то ли Дельфы», то есть…

повесть о рабе Эзопе продолжилась…

мне (автору всех версификаций истории) захотелось увидеть, как поступят с Эзопом херои моей Украины (те, кто полагает жизнь на полях и в сносках – своей и совсем не всеобщей): вестимо, их вывалила из тьмы ночной целая толпа!

– Сколько можно вас звать? – спросила Роксолана.

– Но вот же мы! – хором ответили ей.

– А вот вам беглый ватник, – сказала она.

А вот и они – мне, – в ответ ей подумал он, и она услышала.

– Ну-ну, вольно’ ж нашему теляти волка зъисти, – чисто по русски усмехнулась женщина.

Она его провоцировала. Чисто по женски: провоцируя на провокацию. Тогда он опять перешагнул через её голову: мир виртуальный (любая из его версификаций) всегда подчинЯестсЯ, – выстраивает твоё Я по чину, по ранжиру, по петровской Табели о Рангах (чай, мы из Санкт-Лениграда, обязывает).

Тогда он опять перешагнул через её голову, позволив себе на провокацию поддаться.

Он – бросился на хероев, и первый же из них умелым ударов отправил Перельмана в нокаут. Так что никакой битвы не состоялось, до Иловайского котла и позорного разгрома украинских карателей ещё оставалось время.

Ему оставалось его время, и (потеряв сознание здесь), он очнулся то ли в античных Афинах, то ли в Дельфах, где граждане, патриоты своего полиса пришли к Эзопу и сказали:

«– Сегодня ты будешь сброшен со скалы – так порешили мы тебя казнить за святотатство и злоязычие, ибо погребения ты не достоин. Приготовься к смерти.

Эзоп слышит эти угрозы и говорит:

– Послушайте-ка басню.

Они разрешили ему говорить, и он начал:

– Когда животные ещё умели разговаривать, одна мышь подружилась с лягушкой и пригласила её на угощение. Привела она её в большую кладовую, где были и хлеб, и сыр, и оливки, и фиги, и говорит: «Ешь на здоровье!» Угостившись хорошенько, лягушка и говорит: «Приходи и ты ко мне на угощение, я тебя приму не хуже». Вот привела она мышку к пруду и говорит: «Плывём!» – «А я не умею плавать», – говорит ей мышь. «Ничего, я тебя научу», – говорит лягушка. Привязала она ниткой мышиную лапку к своей и прыгнула в пруд, а мышку потянула за собой. Захлёбываясь, сказала мышь: «Я умираю, но и мёртвая отомщу тебе!» Тут лягушка нырнула, и мышь утонула. Но когда тело её всплыло и лежало на волнах, налетел ворон и схватил мышь, а вместе с ней и привязанную лягушку: сперва сожрал мышь, а потом добрался и до лягушки. Так отомстила мышь лягушке. Вот и я, граждане, если вы меня убьёте. Стану вашей злой судьбой: и иллийцы, и вавилоняне, и едва ли не вся Эллада пожнет плоды моей смерти.»

– И едва ли не вся Украина пожнёт плоды моей смерти. – сказал убийцам Перельман.

– Что? Удивилась Роксолана.

Он пожал плечами.

– Так что? – спросил кто-то из безликих хероев.

– Берите его, – сказала женщина.

Перельман улыбнулся:

«Так сказал Эзоп, но дельфийцы его не послушали и потащили его на скалу. Эзоп вырвался и убежал в святилище Муз, но и тут над ним никто не сжалился. Тогда он сказад тем, кто вёл его силой:

– Граждане дельфийцы, не надо презирать это святилище! Так вот однажды заяц, спасаясь от орла, прибежал к навозному жуку и попросил заступиться за него…»

Но Роксолана не стала слушать, а безликие херои уверенно подошли к Перельману и взяли его, и он не смог пройти меж них, дабы не наложили на него своих рук (согласитесь, Перельман