Михаэль Дорфман - Башевис-Зингер: Портрет, который ни в какие рамки не укладывается Страница 5

Израильский национальный театр «Габима» действительно не способен заплатить за постановку Башевис–Зингера. Театр «Габима», один из ранних символов сионизма, начинал когда–то в Москве с благословения Вахтангова. Символично, что первой и наиболее известной постановкой стал созвучный произведениям Башевис–Зингера «Диббук» («Одержимая духом» — евр.) Анского. Многолетний директор театра, выдающийся знаток культуры и умница, но из рук вон плохой администратор Яков Агмон рассказывал нам, как трудно было представить, чтоб лет тридцать, даже двадцать назад в «Габиме» захотели бы играть что–то «местечковое», из Башевиса. Сегодня, да и уже в течение последних пятнадцати лет театр находится в состоянии перманентного банкротства. Зато созданный труппой из Москвы под руководством Евгения Арье театр «Гешер» («мост» — ивр.), по мнению одних, «самый профессиональный израильский театр», по мнению других — «единственный не местечковый», с успехом ставит пьесы по мотивам Башевис–Зингера.

— Отец не любил постановок и экранизации своих произведений, считая, что они уводят от смысла, — замечает Исраэль Замир в интервью, — но я рад, что Евгений (Арье) сделал это хорошо, придерживаясь оригинала.

Постановки «Гешера» прошли в конце июля 2004 года в престижном нью–йоркском «Линкольн–Сентер» в рамках празднования 100–летней годовщины со дня рождения писателя с аншлагом. Влиятельный критик Лоренс Лопейт (в своем ток–шоу на нью–йоркском общественном радио WNYC) назвал «Гешер» самым еврейским театром в мире еще и за то, что там не ограничивают себя выдуманными идеологическими и языковыми рамками, а играют на всех наиболее распространенных сегодня языках еврейского народа — английском, иврите и русском.

* * *

Разумеется, во всем, что касается жизни и творчества Башевис–Зингера, субъективное тесно связано с извечными еврейскими конфликтами и архетипами. Символично, что современный стопроцентный израильтянин, профессиональный литератор Исраэль Замир не может согласиться, что он мог что–то унаследовать от идишиста Башевис–Зингера. «Все, что выучил, это из книг», — уверено замечал Замир. Так и современный Израиль до сих не готов к синтезу, не готов признать творчество Башевис–Зингера, как и всю культуру восточноевропейских евреев, своей интегральной частью. После получения Нобелевской премии повесть Башевис–Зингера «Раб» вошла в израильскую школьную программу. Но лишь по разделу «иностранная литература». Когда уже писалось это эссе, пришло сообщение, что Еврейский университет в Иерусалиме из–за недостатка средств вынужден закрыть академические программы на идише. Выяснилось, что идиш у них тоже в Департаменте иностранных языков.

Сионизм создавался на отрицании «галута» («изгнание» — ивр.), прежде всего языка идиш, еврейского быта в диаспоре. Всякое еврейское преуспеяние в диаспоре рассматривается сионистской идеологией как ненужное, а то и вредное. Тем более когда речь идет о культуре, которую сионизм взялся заменить. Еще сегодня фраза на идише в говорящей на иврите израильской компании вызывает приступ какого–то нездорового смеха. Нетрудно понять, почему именно историческая повесть «Раб», где есть мотив возвращение в Сион, включена в израильские хрестоматии. Она входит в обязательную школьную программу, и ее скучный разбор надолго отбивает у израильского школьника желание читать что–либо из Башевис–Зингера. Кстати, полные восточноевропейской мифологической и религиозной еврейской символики романы единственного израильского лауреата Нобелевской премии Шмуэля–Йосефа Агнона, писавшего на иврите, израильские школьники тоже читают с трудом. Скажем еще, что скверный русский перевод повести «Раб», выполненный в общем–то хорошим израильским издательством «Алия», надолго отбил у нас вкус к творчеству Башевис–Зингера.

Впрочем, Замир, сам писатель, переводчик, бывший заместитель главного редактора органа кибуцного движения «Ал–Амишмар» («На посту» — ивр.), с горечью говорит об отношении к творчеству и личности Башевис–Зингера в Израиле: «В Нью–Йорке есть улица его имени, в районе, где он жил. У меня же нет достаточного количества денег, чтоб в Израиле назвали его именем улицу».

* * *

Особый накал страстей приобрела полемика вокруг творчества и личности писателя, когда стало известно о присуждении ему Нобелевской премии в 1978 году. Не единожды Нобелевская премия по литературе, по уставу присуждаемая лично, символизировала всемирное признание не писателя, а литературного явления, направления, а то целой национальной литературы. Похожая ситуация произошла и с Пабло Нерудой, и с Александром Солженицыным, и с Иваном Буниным. Многие считали, что премия присуждена не самому Башевис–Зингеру, а всей еврейской литературе.

Газеты же писали, что есть более достойные и даровитые таланты, например талантливейший прозаик, старший брат писателя Исроэль–Йегошуа Зингер или поэт Яков Глатстейн. Речь действительно идет о талантливой литературе. Глатстейн — проникновенный лирик, мастер и новатор еврейской поэзии. Возможно, лишь «вундеркинд еврейской поэзии» Ицик Фефер может сравниться с ним в виртуозном владении еврейским стихом. И. — Й. Зингер действительно великолепный стилист, много лучше своего младшего брата. Башевис–Зингер, как и Шолом–Алейхем до него, действительно силен не стилистикой, не хорошо скроенной фабулой. Оба они приобрели всемирную известность не повестями и романами, а особым еврейским умением создавать и рассказывать короткие истории. Хотя даже самые средние роман Башевис–Зингера — это все же хорошие романы. Вызывает сожаление, что внимание русских переводчиков и издателей больше привлекали романы писателя, чем короткие рассказы.

Еврейские критики всегда находили в богатом талантами, зато бедном средствами еврейском литературном мире Америки много кандидатов на Нобелевскую премию. Некоторые и вовсе писали, что идиш для Башевис–Зингера не более чем прикрытие, рекламный трюк конъюнктурщика, проходной билет, позволяющий проталкивать порнографические рассказы, эксплуатируя ностальгию американских евреев–заправил литературного мира.

«Я глубоко презираю его, — заявила в июне 2004 года 75–летняя Инна Градэ, вдова еврейского писателя Хаима Градэ. — И очень сожалею, что Америка отмечает юбилей этого богохульного клоуна… Я презираю его именно за то, что он попытался затащить еврейскую литературу и иудаизм, американскую культуру и литературу обратно в Моав».

Инна Градэ, в течение 25 лет борющаяся против несправедливого, по ее мнению, восхваления Башевис–Зингера, намекает на библейскую страну, где дочери соблазнили библейского патриарха Лота совершить инцест. Хаим Градэ — великолепный писатель, лауреат Пулитцеровской премии 1983 года за состоящий из трех романов сборник «Раввины и женщины», безвременно скончался через год после ее получения. В новом издании сборник называется «Святой и простак», что подчеркивает лейтмотив творчества Градэ — конфликт между верой и традицией, скептическое исследование базисных конфликтов религиозной жизни.

В 1980 году, во время получения Инной Градэ почетной докторской степени в наиболее престижном в мире американском религиозном еврейском университете Йешива–юниверсити, критику творчества Башевис–Зингера аудитория встретила аплодисментами. В ответ президент университета, известный исследователь талмудического права профессор Норманн Ламм с пониманием заявил: «Были времена, когда литература, даже наша еврейская литература, захлебывалась в грязи греха цинизма и легкомыслия, затоплялись зловонными потоками аморальности (в оригинале — потоками дерьма: scatological swamp. — Авт.), воспевая очарование демонического и сексуальной распущенности»

В академических и религиозных еврейских кругах до сих пор продолжают считать, что Нобелевская премия по праву должна была достаться Хаиму Градэ. Во 2001 году ректор религиозного израильского университета «Бар–Илан» раввин Эммануэль Рекман и известный манхэттенский адвокат Стивэн Вагнер опубликовали эссе, где настаивали: «Факт, что не Хаим Градэ получил Нобелевскую премию, … а ее получил наихудший из возможных, наименее приемлемый с еврейской точки зрения автор».

* * *

Инна Градэ далеко не одинока. Противники творчества почившего тринадцать лет назад нобелевского лауреата и сегодня не оставляют своей критики. «Каждую строчку в поэзии Хаима Градэ, каждый отрывок его прозы одушевляет ответственность за евреев, за их историю, за культуру, за народ боль и забота, — пишет в «Нью–Йорк Таймс» раввин и профессор Аллен Нейдлер. — Ничего подобного я не нахожу, читая Зингера». Рабби Нейдлер, к слову сказать, профессор, руководитель Отделения еврейских исследований Университета Дреу, бывший Директор исследовательского отдела нью–йоркского еврейского института YIVO и декан Еврейского академического центра им. Макса Вейнреха. Как в старой поговорке «два еврея — три мнения», причем каждый претендует на обладание некоей универсальной и единственной «еврейской правдой».