Газета Завтра Газета - Газета Завтра 508 (33 2003) Страница 5

И на обратной стороне социальной лестницы в тот невозможный год действовали не массы. Распаду государственности, крену земной оси не смогли сопротивляться ни дивизии ВДВ, ни партийные съезды, ни органы госбезопасности, ни, тем более, разорванный в клочья народ. В тот год плывшая по реке истории огромная льдина России, напоровшись на узкую стремнину, раскололась на бессчетное множество мельчайших осколков — и только так смогла проскользнуть дальше, выжить в стремнине. Лишь одиночки сопротивлялись до последнего, бросали вызов истории, стойко держались на плаву — вокруг них-то и объединялось впоследствии русское национальное сопротивление.

Парадоксально, но в прохановском романе "Последний солдат Империи" — самом конспирологическом, заговорщицком, социальном — лучше всего показан не заговор, а великое одиночество облеченных властью людей, от поступков которых зависела судьба страны и которые в решающий момент оказались не способны принять одно-единственное решение. Весь социум, населяющий роман, распадется на одиночек. Там нет ни партий, ни групп, ни сект — лишь вселенски одинокие люди живут в атомарном, распавшемся бытии, противостоят друг другу, бьются насмерть, наощупь проталкиваясь друг к другу сквозь мириады разъединенных молекул и галактик. Цепь случайностей, череда одиночных капризов, ошибок, решительных шагов слагают август 91-го. Чекист, Меченый, Истукан, Мутант, полковник Птица и главный герой — все мироздание сосредоточено в шести человеках, творящих историю.

И точно так же сопротивление великого государства против собственного уничтожения состоит не из яростных движений тектонических народных масс, не из организованного отпора государственных институтов, но заключено в стоицизме одиночек. Это физик Андрей Ермаков, жрец Русской цивилизации, каждую ночь сражающийся с ордами потомков Чингисхана, защищающий советский город-сад посреди мертвой пустыни. Это инженер Митяев, запускающий "Буран", видящий будущее Советского Союза в расселении воскресенного человечества по галактикам, в своем сердце сберегающий идею Русского Рая среди тараканных полчищ. Это писатель Парамонов, обороняющий с друзьями здание Союза писателей СССР от победивших демонических толп либералов. Это сам главный герой, прозревший, когда все уже кончилось, мужественно решившийся на свой последний парад по Красной площади.

Все они в одиночестве своем были "последними солдатами Империи", не бросившими красные знамена, вокруг которых потом формировались полки и дивизии, зарождалось во тьме и ужасе 90-х начало русского патриотического движения. Не в великих стройках социализма, не в сражениях и победах Советской Армии, не в томах классиков марксизма-ленинизма, не в ветхих ныне баллистических ракетах и спутниках, но в одиноких сердцах этих героев, как в запаянных ретортах, сохранился, невредим, Красный смысл исчезнувшей цивилизации.

Аники-воины не гуляют толпами. Со своим подвигом и собственной смертью они встречаются наедине. Александр Проханов, писавший роман-фреску все эти двенадцать лет, сам является лучшим примером этого одинокого, безнадежного, героического стоицизма, когда весь мир против тебя, а ты идешь и идешь дальше, храня в себе бессмертное знание, и мир ничего не может поделать с тобой.

ДЕНЬ ЧЕРНОЙ ДЫРЫ

19 августа 2003 0

34(509)

Date: 20-08-2003

Author: Александр БРЕЖНЕВ

ДЕНЬ ЧЕРНОЙ ДЫРЫ

22 августа устанавливался в 1991 году как всенародный праздник. День флага, день торжества либеральных и демократических ценностей. День победы демократической общественности над советскими армиями, над КГБ, над компартией. Почему-то этот день так и не стал праздником как таковым. Тратились громадные финансовые средства. Большие толпы ходили по Москве с очень большим триколором. Много часов в телеэфире было занято под пропаганду праздника. 22 августа должен был чуть ли не затмить 9 Мая. Этого не случилось, как не вышло праздника из дурацкого Дня независимости 12 июня, в день вторжения в Россию Наполеона.

Какой-нибудь социальный психолог или психологический социолог быстро объяснит причину нежизнеспособности праздника. Летом такие массовые социально-психологические явления, как праздники, не удаются в принципе. Слишком слабый в августе психофизический фон. Настоящие массовые праздники удаются весной либо осенью. Но есть и другие, более адекватные объяснения неудавшейся затее ельцинистов праздновать свою победу над ГКЧП, как триумф народа.

Во-первых, разгром ГКЧП ознаменовал для русского народа одни лишь бедствия и унижения. Инфляция — лишь меньшее из зол на фоне развала СССР, сопряженного с войнами, ликвидацией промышленности и армии.

Во-вторых, мы слишком часто сталкивались в девяностые годы с чудовищной ложью вокруг политики. Поэтому вера в чистоту и святость баррикадных дней августа 91-го постепенно стерлась до "лажи", как старый матрац до железных пружин. Мало кто помнит тот минутный и нелепый мандраж, что охватил защитников "Белого дома" при виде не стреляющих танков и БМП. Помнят лишь халявную водку, бутерброды, колбасу и минералку.

Праздником победа Ельцина над ГКЧП не стала еще и потому, что эта победа обозначила разгром миллионов семейных бюджетов, биографий, карьер. Разгром СССР стал для сотен тысяч профессоров, полковников, специалистов началом безвременья, безделья, никчемности. Российский народ разочарован идеалами либерализма и демократии, нам опостылели и триколор, и воровская лыба младореформаторов, телевидение, мешающее этот триколор с "тайдом" вместо кипячения и тушью. Разочарование во всем. В зарплате полковников, которую обещали сделать, как в Америке. В бандитском и ментовском произволе, в спаде рождаемости, росте смертности. У всех сегодняшних российских бед один на всех корень — Победа Ельцина и крах ГКЧП. И нечего праздновать в борделях, тараканных казармах, пустых оружейных складах и безмедикаментозных больницах.

Поблек и обесцветился и героизм дней 19-22 августа. За двенадцать лет демократии слишком многие россияне успели получить милицейской дубинкой по морде за самые разные свободы. Маски-шоу спецназов, погромы в редакциях — все это уже девяностые годы, эпоха демократии.

Героизм и жертвенность 91-го года перекрыты героизмом и жертвенностью октября 1993 года. Тогда люди действительно противодействовали ментовскому произволу, армейскому бандитизму и снайперам иностранных спецслужб. Тогда в дулах танков не торчали проститутские астры, а цвели ярко-алые убойные георгины. Из Дома Советов выносили настоящих раненых и убитых, а генерал Грачев, в отличие от Варенникова, выглядел настоящим подонком, без актерства и подражаний. Омоновцы, избивавшие людей на демонстрациях на Садовом кольце и Арбате, расстреливавшие людей на Красной Пресне, были скотами без притворств, без сказок. После октября девяносто третьего не нужно других дат и дней, чтоб обозначить произвол, беспринципность и цинизм власти. Погром, устроенный Кремлем в октябре 1993-го года, затмил августовские дни.

В романе можно увидеть во многом неожиданную трактовку дней ГКЧП. Вышло так, что развал СССР нельзя напрямую связать с какими-то эпохальными событиями. Создание Советского Союза связано со штурмом Зимнего дворца, Путиловскими забастовками, походами Красных Армий на Волгу, на Кавказ, в Крым, в Среднюю Азию. Развал Советского Союза не связан ни с какими деяниями. Поэтому события августа 91-го года нельзя описать иначе, как при помощи психологических ассоциаций, образов и метафор, абстрактных аналогий. Попытка демократов сделать 22 августа праздником выписана в романе при помощи образа трех молодых идиотов, приговоренных в жертву, при помощи образов жрецов, недолеченных психопатов, участвовавших в человеконенавистнических ритуалах, призывавших на Русь всех демонов Зла. Торжество либералов освещено через череду предательств — нельзя праздновать взятку, как торжество общечеловеческих ценностей. Наконец, в романе демократы отождествлены с грызунами — белками, крысами и прочей грызущей падаль живностью. В советские времена мамы клали своим детям под подушку конфеты, говорили, что это принесла белочка. Белка в романе — главный предатель, наградивший нас вместо конфет отрезанными головами, оторванными трубами единой энергосистемы.

Случилось так, что я бывал в Актау, бывшем Шевченко, сразу после развала Советского Союза. Город, замышлявшийся как город-Солнце, как локомотив новой цивилизации в пустыне или на Марсе. Этот город превратился в черную дыру. Почти нет там ни одного молодого человека, не пристрастившегося к героину. Бывший город Солнца стал настоящей черной дырой, где пропадают русская молодежь, русская наука, мрет русское будущее. О крахе этого города говорится в романе.