Сергей Кремлёв - Берия. Лучший менеджер XX века. Страница 53

Поскольку пограничные войска — это тоже НКВД, то по сей день приходится встречать намеки на то, что, мол, без провокаций Берии здесь не обошлось. Не развивая эту тему, скажу, что стреляли финны. Они тогда вообще вели себя просто-таки безрассудно! А конфигурация границы была такова, что тяжелая артиллерия с финской границы могла обстреливать Ленинград. О полетном времени бомбардировщиков до северной столицы я уже не говорю.

«Благодарить» нам за это надо было царя Александра I, установившего в 1811 году границу между автономным Великим княжеством Финляндским и Россией с передачей в Великое княжество части русской территории. Теперь его ошибку надо было исправлять Сталину. И поскольку финны были абсолютно (читатель может мне поверить) глухи к призывам и разума, и удивительно терпеливого русского вождя, у СССР не было нужды в неких провокациях, дающих casus belli (повод к войне).

Хотя инциденты происходили. И уже после обстрела в Майниле Берия подписал информационное сообщение, начало которого я приведу:

«№ 5278/Б 28 ноября 1939 г.

Сегодня, 28 ноября 1939 г., в 17.10 пограничный наряд заставы № 17 — Озерко 35-го Мурманского пограничного отряда… на перешейке между полуостровами Средний и Рыбачий был внезапно обстрелян засадой финских пограничников, находившихся на нашей территории…»

Наряд принял бой, а застава выбросила к месту перестрелки группу поддержки из 10 человек во главе с начальником штаба погранвойск НКВД Мурманского округа майором Прусским. В результате 3 финна были взяты в плен, два ушли на территорию Финляндии.

В тот же день финны углублялись на нашу территорию в зоне Рестикентского погранотряда.

Советско-финские переговоры давно зашли в тупик, а точнее, их завели туда сами финны (я писал об этом в своей книге «Кремлевский визит фюрера»). И последующее развитие ситуации было с нашей стороны не просто логичным, но единственно оправданным с любой точки зрения. 30 ноября начались полномасштабные боевые действия. И «зимняя» — как ее назвали в Финляндии — война затянулась до весны.

21 декабря нарком обороны Ворошилов писал Сталину и Молотову:

«Коба и Вячеслав!

Дело дрянь! Дороги в завалах, пехота действует на фронте не как организованная сила, а болтается туда-сюда как почти никем не управляемая масса, которая при первом раздавшемся выстреле разбегается в беспорядке по укрытиям в лес…»

Однако по итогам войны военный обозреватель «Таймс» оценил РККА в целом высоко, мудро заметив, что русские за войну сильно прибавили. Так оно и было — «линия Маннергейма» с ее дотами-«миллионниками» была в начале 1940 года прорвана, а 12 марта 1940 года был подписан мир. Но в ту пору, когда Ворошилов писал горькое письмо Сталину и Молотову, армейцам крепко помогли пограничники Берии.

Я об этом еще расскажу.

В ЕВРОПЕ же по-прежнему шла война — до мая 1940 года «странная», без боев. Однако 10 мая для немцев наступил «день Икс». Началось наступление на Северную Францию, и вскоре вся оборона союзников рухнула. Немцы вошли в Париж, англичане спаслись бегством через Дюнкерк.

А СССР решил «прибалтийскую» проблему… Еще осенью 1939 года мы заключили договоры о взаимопомощи с Литвой, Латвией и Эстонией. На их территорию были введены советские войска, но ни о какой «советизации» не могло быть и речи. Однако успехи немцев ситуацию изменяли кардинально. Германия усиливалась по всем позициям, и отдавать ей балтийский «фланг» не стоило. А прибалтийская элита была не прочь отвильнуть от русских и уйти «под крыло» немцев и финнов.

Или — англичан! С апреля 1940 года Англия вместо одного посланника на весь регион назначила в Литву, Латвию и Эстонию отдельных посланников в каждую республику. При этом они же были консультантами в «национальных» МИДах. Полпред СССР в Литве В.Г. Поздняков сообщал в шифровке наркому Литвинову, что в Риге находится 40–50 английских агентов, которых Англия забросила в Прибалтику, в том числе рассчитывая «протолкнуть» их в Германию. Кончилось, однако, тем, что в начале августа 1940 года в состав СССР вошли Литовская, Латвийская и Эстонская ССР. Еще ранее мы возвратили себе Бессарабию и присоединили Северную Буковину…

Я не буду останавливаться на этих сюжетах и на анализе проблемы репрессий и депортации из новых союзных республик, хотя в следующей главе кое-что об этом расскажу. Могу, впрочем, привести несколько деталей и сразу.

После того как в 1919 году литовские националисты получили наконец «свое» государство, литовскому крестьянину, пришедшему в государственное учреждение, нередко кричали: «Говори по-русски, литовского не понимаем». И кричали не русские, а… поляки.

В «национальной» же Латвии можно было наткнуться в подобной ситуации на немца, даром что русские цари в свое время подорвали немецкое помещичье землевладение и создали мощный слой латышских «серых баронов» — кулаков.

В «национальной» Эстонии в русских деревнях Печорского округа молодежь распевала коммунистические частушки, а крестьяне были готовы перейти в колхозы. И притесняли их за это эстонцы. Так что основания для «зачисток» в Прибалтике были.

ПРИСОЕДИНЕНИЕ Прибалтийских республик породило два встречных потока переселенцев из Мемельской и Сувалкской областей в Литовскую ССР и «германских граждан и лиц немецкой национальности» из трех республик в «фатерлянд». Все это не проходило мимо внимания Берии.

Из Германии была принята к концу марта 1941 года 5251 семья, или 21 343 человека, в том числе литовцев — 11 995, русских — 9223, белорусов — 55, украинцев — 20, поляков — 36. Между прочим, уж не знаю почему, но переселиться в СССР пожелал тогда всего 1 (один) еврей.

Зато среди 10 472 человек, выехавших в рейх из Латвии, кроме 9851 немца было и 436 латышей, 9 литовцев, 7 эстонцев.

Из Литвы переселилось 44 434 немца, 5091 литовец, 36 латышей, 14 эстонцев.

Из Эстонии — 5306 немцев, 514 эстонцев, 10 латышей.

Как видим, возможность уехать получили не только этнические немцы, но и другие (в том числе 1 грузин, 1 испанец, 1 татарин).

Выезжали некоторые немцы и из глубинных районов СССР, причем и в среде «политэмигрантов» имелось некоторое возвратное движение, которое доказывало, что репрессии против них не были результатом вымыслов НКВД. Так, еще 28 февраля 1939 года Председатель Исполкома Коминтерна Георгий Димитров направил в НКВД следующее сопроводительное письмо:

«Дорогой товарищ Берия!

Посылаю Вам приложенное письмо представительства Компартии Германии при ИККИ для ознакомления. Вам, конечно, виднее, какие меры по этому вопросу следовало бы предпринять со стороны органов НКВД.

С товарищеским приветом,

Г. Димитров».

К «сопроводиловке» Димитрова было приложено письмо Вальтера Ульбрихта, начинавшееся так:

«Дорогой товарищ Димитров!

В течение последних месяцев вернулись в Германию при помощи германского посольства несколько жен арестованных. Эти враги теперь шлют письма к тем из своих знакомых, о которых предполагают, что их можно завербовать для возвращения в Германию…»

Ульбрихт приводил ряд конкретных фамилий и фактов: «В жилом доме Электрозавода проживает некая Баумерт, которая в частных разговорах ведет антисоветскую пропаганду» и «имеет широкие связи в Москве»; чешка Кэте Рааб «пересылает арестованным немцам в лагерь под Саратов деньги, посылает их и в Хабаровск, а получает в германском посольстве» и т. д.

Заканчивал же Ульбрихт вполне определенно:

«Мы считаем, что необходимо решать в каждом отдельном случае, давать или не давать разрешение на выезд. Теперь же дело обстоит так, что такие враги имеют право жительства в Москве.

Просьба довести об этом до соответствующих органов, чтобы они могли принять те меры, которые считали бы необходимыми.

С коммунистическим приветом, Партпредставительство КПГ при ИККИ,

Репрессии в ненавистном им вообще-то Коминтерне «демократы» «вешают» на Ежова и Берию. Но что, Димитров и Ульбрихт тревожились зря? Они ведь были не пугливыми базарными бабами, а опытными подпольщиками и уже поэтому — людьми, опытными в делах как разведки, так и контрразведки.

А ОБСТАНОВКА в мире все более накалялась. 22 августа 1940 года «Правда» сообщила, что 20 августа Лев Троцкий на своей вилле в элитном районе Мехико Койокане получил смертельный удар ледорубом от некоего Жана Мортана Ван ден Райна. Однако это был 27-летний испанский коммунист и сотрудник НКВД Рамон Меркадер дель Рио.

Удар ледорубом поставил точку в затянувшейся истории подрывной работы Троцкого против СССР. После заключения Пакта 1939 года он писал в американском журнале «Либерти»: