Александр Горбачев - Песни в пустоту Страница 56

Константин Мишин

У барабанщика “Резервации”, наркомана Вани Помидорова, с Усовым были постоянные драки. Он считал, что Усов ебнутый, больной на всю голову, и не может такой человек быть директором группы. Усов постоянно, в свою очередь, ссал Сантиму в уши, что Ваня пидарас, наркоман и надо от него избавляться, он типа всех подставит. В конце концов Усов во время какой-то очередной пьянки, переросшей в драку, попытался сдать Помидорова ментам – а у Помидорова был на кармане стакан травы. Сантим сказал – извините, мы не можем с таким директором дальше существовать, Борис Анатольевич, вы уволены. Потом Ник Рок-н-ролл узнал, что Боря хотел Помидорова вломить ментам, и сказал – ну извини, Боря, я не хочу, чтобы ты у меня был директором. И обратился ко мне. Я сделал Коле несколько концертов. На какой-то квартирник он приехал один, без музыкантов, и мы с гитаристом “Резервации” Димой Дауном взялись ему аккомпанировать. Я научился тыркать на басу, а поскольку там все песни были на три или четыре аккорда, уже можно было смело играть. Так и у меня группа появилась.

Борис “Рудкин” Гришин

Когда мы сделали второй и третий номер “ШумелаЪ мышь”, вписались в тусовку и познакомились с музыкантами, нам стало тесно в журналистике и рок-самиздате. К тому же у нас с Усовым начались конфликты, мы стали спорить, ругаться. Нам хотелось друг другу сильно досадить, одновременно стало возникать понимание, что в мире рок-андеграунда есть иерархия. Круто быть музыкантом (если ты музыкант, то можешь на всех срать и чувствовать себя наилучшим образом). Вторая каста – это журналисты, которых презирают все, но все-таки музыканты относятся к ним получше, чем к третьей группе – организаторам концертов. Это самые несчастные люди. В общем, я решил перейти из второй в первую и придумал группу “Брешь Безопасности”. Усов говорил: “Ты никогда не сможешь ничего сделать без меня”. Я, естественно, был с этим не согласен. И тут мне подворачивается Кульганек, и мы делаем эту группу. Самый первый концерт нам делал Усов на фестивале “Тапиры”. Я играть не умел, играл чесом костяшками пальцев. Сточил себе их до крови. Это был полный идиотизм, и видимо, это произвело на Усова такое впечатление, что он решил делать собственную группу. До этого он ничего такого не сочинял.

Виктор Кульганек

Мы с Рудкиным общались, общались, общались и в какой-то момент решили, что неплохо бы сделать группу. У меня к тому времени уже был какой-то набор песен – уж совсем юношеские максимализмы. На гитаре я играть не умел, как и сейчас не умею – знаю десяток аккордов и нехитро их подкладываю под тексты. Ну а Рудкин не умел играть вовсе ни на чем, поэтому он решил играть на шумовой гитаре. У меня была акустика, еще какая-то девочка, однокурсница наша с Борькой, подарила мне гитару “Урал”, которая осталась от ее брата где-то в гараже. Мы этот “Урал” подключали к магнитофону “Электроника”, выкручивали на полную тембр, получался прекраснейший фузз. Соло на гитаре Рудкин играл не аккордами и мелодиями, а перебирая руками просто гриф. Или ножом по нему елозил.

Константин Мишин

Фестиваль “Тапиры” был двухдневным. Это знаковый, я считаю, фестиваль, который эстетику журнала “ШумелаЪ мышь” и всего этого дела репрезентативно отобразил. Там как раз “Резервация здесь” выступила впервые на широкой публике, причем это было записано и издано – можно было понять, что это серьезный проект, что это интересно. Там были Вадим Зуев и Димон Колоколов, участники группы “Мертвый ты”. Анахата из Владивостока, такая исполнительница, очень по духу близкая к Янке. “Брешь Безопасности” там дебютировала. Был поставлен какой-то примитивный аппарат с микрофоном, усилителями, колонками. Можно было подзвучить акустические гитары, бас и вокал. Набился народ, два дня там активно все гужевались. К концу второго дня пришли менты – на первый мы еще отбрехивались, что у нас день рождения. Но это было неважно, потому что фестиваль состоялся.

Борис “Рудкин” Гришин

Усов, поскольку не дурак, понимал, что гораздо круче быть музыкантом, а еще лучше – рок-идолом, чем организатором концертов или журналистом. Как-то он мне звонит и говорит: “У меня куча текстов, давай делать песни”. А у меня от Кульганека была гитара “Урал”, у Усова был магнитофон “Электроника-302”, с помощью которого можно было сделать самопальный дисторшн. Я тогда был на него страшно обижен, и у меня была такая мысль: “Да-да-да, сейчас-сейчас, ты попоешь песни, я запишу эту нашу репетицию, а потом, через много лет, это будет страшный для тебя позор”.

Александр “Леший” Ионов

Однажды я совершенно случайно на одной свадьбе познакомился с Костей Мишиным, мы с ним заперлись в ванной, и по пьяни я пел ему свои песни. Костя как “опытный” продюсер сказал: “Все, надо делать группу”. Так возник “Огонь”.

Борис “Борян” Покидько

Наша музыкальная деятельность началась в начале осени 92-го года и была связана с тем, что Дима Модель привез из белгородской области раздолбанную гитару “Урал”. Мы создали группу “Лисичкин хлеб”. Усов сделал “Соломенных енотов” незадолго до нас.

Алексей “Экзич” Слезов

Костя Мишин и Борис Усов потихоньку сплачивали интересных им людей. Усов свой журнал не забрасывал, но параллельно стал делать свой музыкальный проект, который в первой реинкарнации назывался, кажется, “Крошка Енот и те, кто сидит в тюрьме”.

Борис “Рудкин” Гришин

“Брешь Безопасности” мгновенно переросла в “Соломенных енотов”. То есть сначала играла “Брешь”, потом выходил Усов, и с тем же составом игралось еще четыре песни. На “Индюках златоглавых” был страшный скандал. На концерте все набухались, я в основном. Там был космический аппарат даже по нынешним временам, огромная сцена. Я у себя рядом с примочкой поставил три бутылки водки, к которым от страха все время прикладывался: это же был наш первый концерт. И вот я играю на гитаре, ору в микрофон страшные матерные слова, Усов тоже что-то орет, а из-за кулис выбегают музыканты “Резервации здесь” Плешь и Помидоров, которые отпивают из моих бутылок водку. Они таким образом сорвали нам концерт, началась драка.

Константин Мишин

В какой-то момент меня пригласили на бас-гитару в “Резервацию” играть. А потом уже и Витя Кульганек говорит – давай к нам в “Брешь Безопасности” на бас-гитару. Соответственно, я автоматически и в “Енотах” оказался снова. И мы начали репетировать. Но я уже пытался это как-то структурировать, к какому-то порядку призвать. Старался, чтобы гитары хотя бы настроены были. Пытался поток революции направить в русло эволюции, что называется.

Борис “Рудкин” Гришин

К тому времени мы уже успели стать пьющими людьми, а в какой-то момент алкоголь взял и пропал. И гораздо проще оказалось накуриться. У нас всего этого было навалом, друзья приносили, на это даже денег не надо было тратить. И самая первая запись “Соломенных енотов” была сделана на траве. Мы накурились нереально. “Зеленого младенца посадили на цепочку”, знаете эти песни? Уже тогда меня торкнуло, что это может достичь уровня тогдашнего Гребенщикова или Летова. Это ощущение мне показалось смешным и абсолютно нелепым. На тот момент я не мог представить, что мой одноклассник на такое способен.

Константин Мишин

Была такая девица, Эвелина Шмелева, которая позиционировала себя как последовательница Андрея Тропилло. Она решила, что хочет такую же студию, и лихо взялась за дело. У нее была огромная коммуналка на Остоженке, и фактически она в восьмикомнатной квартире оказалась вдвоем со своей мамой. И решила две комнаты отвести под студию. Тропилло ей дал, в общем, мощный пульт, какую-то часть аппаратуры, что-то она докупила сама и стала пытаться записывать группы. У нее была подруга Лена Шевченко, которая работала в “Московских новостях”, дико популярной демократической газете. Она там получала какие-то огромные деньги для двадцатидвухлетней журналистки. На эти деньги регулярно вся наша компания напивалась. И она познакомила нас с какими-то друзьями-музыкантами – “Третьим почесом”. Панки какие-то а-ля “Пурген”, “Наив”, три вагона тогда таких было. И вот мы что-то там попробовали после нескольких репетиций с ними записать. Какое-то время Усов держал себя в руках, я пытался его убедить, что надо какое-то время потерпеть. Записали пять песен, на этом его терпение лопнуло, и все закончилось очередными взаимными оскорблениями и дракой Усова с этими “трехпочесовцами”.

Если делать журнал – то еще более наглый и радикальный, чем “Контркультура”. Если организовывать квартирник – то большой фестиваль на несколько дней. Борис Усов и его соратники во всем старались поднять планку, заданную предшественниками, – неудивительно, что, собрав группу, они начали вести себя предельно оголтело. Вчерашние тихони-книгочеи и интеллигентные рок-журналисты моментально снискали славу опасных людей, с которыми не стоит иметь никаких дел, потому как их концерты имеют свойство превращаться в кровавое побоище. Притом что и концертов-то этих толком еще не было, и записей “Соломенные еноты” еще толком не делали, а если и делали, то их было не сыскать, – их миф уже начал жить отдельной жизнью и в некотором смысле предопределил дальнейший модус существования группы. Впрочем, и в этом была своя логика: в конце концов, вынужденное мифотворчество было сложившейся традицией рок-самиздата, создатели которого за неимением достоверной информации (или просто смеху ради) нередко публиковали про своих героев несусветные байки, становившиеся потом подпольным фольклором. Да и вообще, превратить себя в литературного персонажа – более чем естественная и заманчивая стратегия для вчерашних подростков, прочитавших вагон романтических книг.