Сергей Беляк - Адвокат дьяволов Страница 58

Тогда эти «властные структуры» не вмешивались в ход судебных процессов. В те годы не вмешивались в них и чекисты. Впрочем, чекисты тогда вообще ни во что не вмешивались, боясь дразнить гусей.

И уже тогда Ельцин представлял собой «колосса на глиняных ногах», что прекрасно понимал не только Жириновский, но и многие другие: политики, судьи, чиновники.

Однако прошло время, и власть изменилась. Она постепенно налилась силой, стала жилистой, злобной, коварной тварью, пытающейся контролировать из своего угла всех вокруг и больно кусающей непокорных или слишком смелых. Поэтому чуть-чуть изменился и Вольфович.

А вот с Лимоновым Жириновский не судился. Хотя и хотел однажды подать на него в суд за книжку «Лимонов против Жириновского». Но я уговорил Вольфовича не делать этого, объяснив, что эта книга, как и любые, пусть и отрицательные, высказывания о нем такого большого писателя, как Лимонов, пойдут в итоге только на пользу. И пообещал сам написать статью, в которой мог бы указать на фактологические неточности и ошибки автора в изложении тех или иных событий.

Такую статью я вскоре написал, и летом 1995 года ее опубликовала популярная тогда оппозиционная газета «Аль-Кодс» под редакцией Юрия Мухина. Мухин выделил для нее целую полосу, проиллюстрировал и озаглавил «Дуэль: Жириновский против Лимонова». При этом он решил пошутить (дуэль так дуэль!), представив меня не в качестве адвоката Жириновского, но его… «секундантом».

Вольфовичу статья понравилась. Он позвонил мне на следующий же день после ее опубликования и, пожелав доброго утра, рассыпался в комплиментах. А Лимонов на предложение Мухина ответить на мою статью своей остроумно заметил: «С секундантами я не стреляюсь».

Мысленно я аплодировал Лимонову. И был благодарен Вольфовичу за его признание моей работы. Но главное — я был доволен тем, что оба эти человека, к которым я относился с симпатией, не стали устраивать разборки между собой в суде.

Да, может показаться странным, но признаюсь: я не люблю суды. И по возможности стараюсь их избегать, если есть возможность разрешить дело мирным путем. В судах, помимо страданий и боли, постоянно витает еще и аура лжи. И каким бы дорогим мрамором ни украшали суд, в какие бы красивые мантии ни наряжали судей, это, на мой взгляд, одно из самых худших мест на земле.

Жириновский против Гайдара

Процесс «Жириновский против Гайдара» проходил в три этапа: в сентябре 1994 года дело слушалось в Тверском межмуниципальном (районном) суде Москвы, в ноябре — в Московском городском суде по жалобе Гайдара, а затем, в январе следующего, 1995 года — уже в Верховном суде по протесту и. о. генерального прокурора РФ.

В тот момент им был Алексей Ильюшенко — здоровенный, косая сажень в плечах, 37-летний детина, уроженец Кемеровской области, бывший морской пехотинец, вылезший в генпрокуроры всея России в мгновение ока из простых, никому не известных клерков.

Как могло такое произойти? А в те смутные годы в России могло произойти (и происходило) все, что угодно. Ильюшенко, генерал Дима Якубовский, Гусинский, Березовский, Смоленский, Ходорковский, их взлеты и падения — тому подтверждение. Проходимцы, жулики и махинаторы всех мастей надувались и лопались, как мыльные пузыри; с экранов телевизоров не сходили целители Кашпировский и Чумак; из музыкальных ларьков у станций метро орала как оглашенная Маша Распутина и воспевал путану Олег Газманов (кстати, именно этой песней изводили менты окруженных защитников Белого дома в октябре 1993 года). На нечищеных улицах, среди грязи и снежных сугробов, обнищавший, но получивший свободу народ продавал с рук свою поношенную одежду, домашние соленья, варенье, пирожки, предметы мебели, посуду, детские игрушки и прочее барахло. Тут же на всех углах стояли скупщики ваучеров, предлагавшие за каждый из них стандартный набор из трех предметов: бутылка водки, банка тушенки и банка сгущенного молока.

«Ваучер — ваша личная доля в народном хозяйстве страны, — объяснял с экрана телевизора Анатолий Чубайс. — И теперь вы вправе сами распорядиться ею, как своей собственностью. А для этого есть масса вариантов».

Вариантов было действительно много.

Например, вместо уже названного стандартного набора гражданин России мог получить за свою долю в народном хозяйстве страны (недавно величественно именовавшейся Союзом Советских Социалистических Республик) набор рыбных консервов или набор, состоящий из китайской тушенки и болгарских голубцов. Бутылка русской водки (или польского спирта) в любом случае присутствовала.

И еще был вариант — самому отнести свой ваучер в какой-нибудь из инвестиционных фондов с красивым названием (их тоже перечислял Чубайс и постоянно рекламировало телевидение) и сдать его туда, минуя перекупщиков. В этом случае человек не получал уже никакого продуктового набора, но уходил домой с полной уверенностью в том, что он, наконец, скоро станет собственником кучи недвижимости, заводов, газет, пароходов, принадлежавших ранее государству, то есть превратится в капиталиста. В руках будущий капиталист гордо держал красивую бумажку с красивым названием фонда, на которой стояла внушительная печать и чья-то размашистая подпись.

«Как только это случится, мы вас тут же известим. Ждите сообщений» — эти слова и медоточивые голоса приветливых сотрудников фонда еще долго слышались потом человеку.

Но со временем голоса и лица позабылись, все фонды куда-то вдруг исчезли, и никаких сообщений от них подавляющее большинство людей так и не дождалось. «Бизнес — это всегда риск», — успокаивали и одновременно учили их правилам новой жизни Чубайс и Гайдар.

А по всей стране между тем шли ваучерные аукционы, на которых без особой помпы и шумихи в СМИ (газеты и телевидение взахлеб рассказывали тогда о собачьих свадьбах эстрадной «примадонны» или о повсеместных бандитских разборках) скупались за тысячи штук ваучеров, таким вот образом полученных, акции ведущих предприятий страны.

«Ничего личного — только бизнес, — любили в тот период говорить бывшим руководителям и работникам этих предприятий их новые владельцы. — Но вам еще тоже повезет»…

Невезучих, правда, оказалось слишком много — десятки миллионов, а тех, кому повезло, — несколько команд веселых и находчивых, капитаны которых впервые появились прилюдно (и все вместе) на приеме у президента Ельцина в Кремле перед выборами 1996 года.

«Наши олигархи!» — восхищалась ими демократическая общественность. «Семибанкирщина», — скрежетала зубами оппозиция.

Вот и мордоворот Ильюшенко, казалось бы и особым умом не отличавшийся, и талантами не блиставший, а надел вдруг в 1994 году мундир генерального прокурора — главного должностного лица, надзиравшего за соблюдением в стране законности! Правда, за год до этого он и известный адвокат Андрей Макаров были соавторами дела о трасте Руцкого в межведомственной комиссии по борьбе с коррупцией. И хотя в январе 1994 года Московская прокуратура прекратила уголовное дело в отношении бывшего вице-президента России Александра Руцкого, Макаров стал депутатом Госдумы, а Ильюшенко — исполняющим обязанности генерального прокурора.

Мало кто его знал, но кто знал, говорили, что услужлив был парень с первых дней, как попал в прокуратуру. Подхалимничал, не стесняясь, писал на коллег докладные начальству (этот — опоздал, тот — не выполнил). Но еще, как водится в таких случаях, обзавелся выгодными родственными связями — не пропадать же в одиночестве такому молодцу гренадерского роста!

А Борис Ельцин любил крупных людей. Аксененко, Сосковец, Шумейко, Коржаков, Бородин, Чубайс, Немцов… Ельцин и сам был не мал, и таких же привечал да жаловал. А преемником своим в итоге выбрал в спешке Путина — низкорослого, субтильного, с застенчивой улыбкой (как у Абрамовича) и преданным взглядом (как у Киндер-сюрприза Кириенко и Бурундучка Степашина, вместе взятых). О чем потом пожалел, конечно, да поздно было. Вот они — парадоксы судьбы и ельцинские загогулины!

А про ум, честь и совесть при подборе кадров первый президент России как-то и не думал, — наверное, сами эти слова неприятно напоминали ему его же лицемерное коммунистическое прошлое: «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи!» Да и о какой чести, о какой совести можно было говорить, глядя на физиономии этих чудо-молодцов из окружения Ельцина и более мелких перевертышей — бурбулисов, гайдаров, шахраев, рыбкиных?…

Вот и Ильюшенко чуть позднее оказался на тюремной шконке по обвинению в коррупции. А вскоре предал своего дряхлеющего хозяина, с рук которого много лет вкусно ел и сладко пил, холоп Коржаков. От других своих холопов, зная им истинную цену, Ельцин сам, без всякого сожаления, избавлялся. Но царь холопов не предает — не царское это дело. Царь просто гонит холопов прочь. Что Ельцин периодически и делал. Только они, зажравшиеся и заносчивые, считали, что становились жертвами его предательства. Но это, видимо, особенность всех холопов…