Леонид Жуховицкий - Ни дня без мысли Страница 58

А мой собрат из сатирических стихов Леонида Мартынова пусть жрет свое мороженое килограммами. Детство, к сожалению, набело не перепишет, но на душе полегчает.

ФАБРИКА ДЕБИЛОВ

Я человек лояльный, и очень люблю, когда мои взгляды на жизнь вдруг совпадают со взглядами высшей власти. Например, правительства в лице его лучших представителей.

Недавно именно так и произошло. В последние годы я не раз писал, что через посредство говорящего ящика происходит массовая дебилизация населения. А потом прочитал, что приблизительно то же самое на заседании правительства заявил Сергей Иванов. Мало того, он даже предложил удалить с экрана убогую программу «Аншлаг». На что другой член правительства, демократичный Герман Греф, возразил, что не министерское это дело запрещать телепрограммы, что кому—то может не нравиться футбол – но не отменять же из—за этого репортажи.

Проще всего было бы сказать обоим уважаемым государственным деятелям, что этот вопрос, вообще, не входит в сферу их компетенции. И пусть один занимается обороной, другой экономикой, а у СМИ свои специалисты и свои вожди. Но я готов наших ведущих политиков защищать. К сожалению, дебилизация народа прямо касается их прямых обязанностей. Потому что дебилы органически не способны ни удвоить ВВП, ни победить в хотя бы маленькой войне. Дебилы способны только терпеть поражения во всех сферах и на всех фронтах.

Правда, на одном фронте дебилы в уходящем году энергично наступали – я имею в виду телевизионный фронт. Если так пойдет и дальше, они одержат тут полную победу, и телевизор снова, как при коммунистах, станет фабрикой дебилов или, как тогда говорили, «ящиком для дураков». Видимо, руководители каналов так хотели угодить власти, удаляя с гладкой поверхности экрана все неровности, что пересуетились: власти стало тошно.

Тем не менее, я против оздоровления ТВ административным путем. Слишком хорошо знаю, чем кончаются благие порывы начальства: в процессе борьбы с дебилизацией уберут с экрана Познера и Задорнова, а «Аншлаг» останется.

Однако, что же все—таки делать с телевидением? И – почему оно так заметно деградирует?

Самое забавное, что оно абсолютно никому не нравится, включая самих телевизионщиков – и, тем не менее, работает так, как работает. Если это можно назвать работой.

Влияние ящика на народ у нас не слишком исследовано. В Европе и США этим занимаются давно. И, прежде всего, очень тревожатся за детей. Например, в Швеции выросло уже два или три глухонемых поколения. С ушами у этих славных ребят все в порядке, и слова знают, какие надо. Но общаться практически не способны – телевизор с детства приучал их только слушать. И с мышлением слабовато: привыкли, что за них думает ящик. А ящик во имя рейтинга излагает свои выводы из происходящего на планете в предельно доступной форме, на уровне «хорошо» – «плохо». Без оттенков.

Впрочем, в странах развитой демократии у агрессивной дебилизации есть противовес: у разных каналов разные хозяева, разные политические пристрастия, и, соответственно, разные точки зрения. Что бы там ни было, у западного телезрителя все же есть выбор. А выбирать – уже интеллектуальный процесс, худо—бедно развивающий мозги.

У нас сегодня с телевыбором слабовато. Даже острейшие события последних лет или месяцев обсуждала одна и та же депутатская тусовка, на три четверти серая, как валенок, а четвертая четверть могла лишь слегка разбавить этот войлок. Что уж говорить о рутинных передачах, оживить которые способна лишь неожиданная мысль – но мысль лучше искать не в ящике.

Мне кажется, основная беда в том, что пока ни общество, ни власть не определились с основным вопросом: чем должно быть в нашей жизни телевидение, прежде всего, центральное телевидение? В чем его роль? Информировать? Конечно. Забавлять? Допустим. И это все? Или – что—то еще?

Наверное, все—таки, что—то еще.

Наша общественная жизнь сложилась так, что в стране при сильной центральной власти практически нет оппозиции. Не только потому, что у партии власти в Думе решающее большинство, но, прежде всего, потому, что остальные прошедшие в парламент партии просто по качеству не годятся для генерации мало—мальски свежих идей. Справедливо говорят, что истина рождается в споре. Но с кем спорить правительству и партии власти? В такой ситуации у истины слишком мало шансов появиться на свет.

Впрочем, отсутствие реальной политической оппозиции может и не привести к идейному склерозу – но лишь в том случае, если интеллектуальной оппозицией действующей власти станет часть СМИ и, прежде всего, самое массовое из них, телевидение. Есть у телевидения такие возможности? Есть – если вспомнит, что, кроме правительства и парламента, в России существует очень плохо организованное, но очень ярко мыслящее общество. Сегодня, пожалуй, это главная обязанность ТВ перед страной: за неимением иных претендентов выполнить роль второй стороны в необходимом споре – интеллектуальной оппозиции.

Но это я могу понимать. Это могут понимать еще пятьдесят россиян, или пятьдесят тысяч, или пятьдесят миллионов. Но ведь не эти миллионы определяют репертуарную политику электронных СМИ. И не они назначают руководителей каналов. И не они дают им установки.

Понятно, что оппозиционное телевидение нередко мешает власти выполнять свои обязанности. Но отсутствие оппозиции мешает еще больше. Может, имеет смысл во имя конечного результата привыкнуть к укусам домашнего экрана? Ведь в конечном счете дилемма достаточно проста: либо оппозиция, либо дебилизация.

Прекрасно понимаю власть предержащих: критический анализ деятельности любят только дураки, и то лишь потому, что не способны отличить хулу от хвалы. Противно, когда тебя хают не по делу, втройне противно, когда при этом еще и привирают – а оппозиция, увы, и на это горазда. Но что делать, выбор—то скуден! И уж коли приходится его делать…

Оппозиция, даже среднего уровня, даже не слишком приятная, все же дает России шанс на рывок вперед. Дебилизация никакого шанса не дает.

ЭТО – СУДЬБА!

Популярнейший драматург и порядочный человек Виктор Сергеевич Розов, царство ему небесное, всегда хорошо ко мне относился. Мои пьесы тогда без конца запрещали, и я время от времени спрашивал Розова, как поступить. Он давал разумные советы, но я от лени и бестолковости пользовался ими слишком вяло, и, естественно, ничего не менялось. Я был тем самым лежачим камнем, под который вода не течет. Когда я в очередной раз случайно встретился с Виктором Сергеевичем, он спросил, как дела. Я виновато ответил, что как всегда. Розов подумал немного и со вздохом сказал: «Леня, это – судьба». И мне вдруг стало так легко! Не надо никуда ходить, не надо просить или скандалить – ничего не надо делать: ведь против судьбы не попрешь.

Может показаться странным, но моя жизнь после этого стала гораздо спокойней и, вообще, лучше. Я писал прозу, писал пьесы, писал статьи – все, что хотелось. Когда печатали, был рад. Не печатали – давал почитать друзьям и, если хвалили, клал рукопись в стол и считал, что я свою задачу выполнил. Ну, а дальнейшим пускай уж занимается судьба, это ее работа. И почти всегда судьба свои обязанности выполняла, порой, правда, лет через двадцать. Но даже неторопливость судьбы пошла мне на пользу: я понял, что прочность написанного мною надо рассчитывать, как минимум, на эти двадцать лет, а еще лучше на тридцать или на восемьдесят. Иногда получалось: повести о любви, написанные давным—давно, охотно публикуют сегодняшние журналы, пьесы, которым четверть века, не только идут до сих пор, но и ставятся заново в разных странах.

Я искренне уважаю людей, которые умеют за себя бороться, даже восхищаюсь ими. И своим студентам говорю, что бороться за себя – надо. Эдик Радзинский рассказывал мне, как он воевал с чиновниками, и вполне успешно: видя жесткое сопротивление, они отступали. Он говорил, что пьесы как дети, автор обязан о них заботиться. Сегодня Радзинский вполне заслуженно стал не только одним из самых известных писателей страны, но и одним из самых известных людей страны. Замечательный поэт Григорий Поженян, герой войны, боксер, моряк, диверсионный разведчик, однажды, разозлившись на мою бесхребетность, почти крикнул: «Посмотри на меня – я же всю жизнь борюсь только за себя»! «Только» он сказал для убедительности, на самом деле Гриша помог очень многим, но в главном он был прав: чтобы помогать другим, надо состояться самому. Характернейший пример – Женя Евтушенко. Он боролся за себя весело и авантюрно. Как—то рассказал мне, что в столичном журнале из его поэмы хотели выкинуть десяток строк, очень смелых по тем временам. Женя с угрозой сказал: «Товарищу Суслову эти стихи понравились, а вы их вычеркиваете»?! Строчки оставили, хотя в реальности никакой Суслов их в глаза не видал, а если бы увидел, со сладострастием запретил бы всю поэму.