Н. Денисов - Огненный крест Страница 58

Потом, когда англичане выдавали большевикам русских казаков, поляки спасли часть казаков, прятали или переодевали их в польскую форму...

Мишка уцелел во всех мясорубках войны. Но война закончилась, и надо было где-то искать пристанище – в Польше разрушенной или в иных краях... Англичане предложили уцелевшим польским солдатам работать в угольных шахтах Англии. Но в этот раз добровольцев не объявилось. Тогда остатки польского войска Андерса посадили в аэропланы и «повезли» по странам Южной Америки...

Мишка мне сказал:

«Вас, русских белоэмигрантов, использовали и обманули немцы, а нас – англичане!..»

На строительстве завода у реки Ориноко заправляли, в основном, итальянские компании. И, конечно, старались побольше набрать своих рабочих-итальянцев. Венецуэльцев, которые были тогда не только ленивы, но ничего не умели, брать на работы было пустым делом, но итальянцы игнорировали рабочих и других национальностей. Инженеру Вишневскому, директору этого строительства, стоило большой борьбы и споров с итальянцами, чтобы принять венецуэльца, русского, поляка, югослава или испанца. Пришел к нему в канцелярию человек и сказал по-сербски, что он грек из южной Сербии. И начал разговор с Вишневским: «Господин инженер, вы русский православный, а я православный грек. На стройке требуются специалисты моей профессии, а итальянцы меня не приняли, потому что я не католик. Наверно, злятся, что греки много в минувшую войну итальянцев побили. Муссолини посылал десант в Грецию – своё отборное войско фашистов, потомков римлян, но войско это оказалось слабым. Греки в горах били итальянцев как мух, пока им не пришел на помощь Хитлер...»

Вишневский ответил греку: «Пойдите и скажите католикам итальянцам, что я приказал вас принять, потому что вы православный! Именно так и скажите!»

А потом...

Здесь моим скитаниям – выходит крутой поворот.

На строительстве возле Ориноко появился, как говорили знакомые, «странный» русский, он опять вернулся из знаменитой Гран Саваны, с приисков. Ничего не нашел. Но он сказал директору строительства Вишневскому, что «найдет в следующий раз, когда закончится сезон дождей». И попросил принять его на работу. Опять временно. Русского приняли. И он хорошо работал. Но когда прекратились дожди, у него «опять», по его признанию, «зачесались пятки». И стал он просить инженера отпустить его. Инженер Вишневский, выполнив все условия венецуэльского приема и увольнения, выплатив русскому рабочему все что полагается, с Богом отпустил.

Но ушел в соседнюю от наших строительных работ Гран Савану русский не сразу. Разглядев, видимо, во мне «родственную натуру», склонность если не к авантюрным приключениям, то к романтическим подвигам, пристал ко мне, уговаривая вдвоём пойти известными ему тропами в «неповторимо красивые места Венецуэлы»: «Если даже ничего не найдешь, ты как художник увидишь Гран Савану! Залезешь на скалу и будешь часами смотреть в бесконечную даль, на виды, которых больше нигде на земле нет!»

Да! Гран Савана...

Я слышал о ней, читал о ней. Кто там был один раз, его тянет туда опять. Есть об этих местах роман венецуэльского писателя под названием «Канайма». Роман тоже, как Гран Савана, потрясает пылкое воображение... Индейский бог Канайма очаровывает людей. И кто пошел в Гран Савану искать «диаманты» (то есть бриллианты) и ничего не нашел, и вернулся в город Боливар или в Каракас, чары Канаймы его не оставят, потянут опять туда, в горы Гран Саваны, пока не найдёт человек «диаманты» или не погибнет!

В Гран Савану идут и венецуэльцы, и иностранцы.

Не столь задолго до моего прихода туда североамериканский лётчик Джимми Ангель открыл там водопад – самый высокий в мире: 1000 метров падения. И водопад этот назван в честь лётчика – Сальто Ангель.

Джимми Ангель был летчик опытный, служил у одного престарелого богатого североамериканца. Возил его на маленьком самолёте в Гран Савану. Хозяин знал места залежей самородков золота, но не открывал своему лётчику секрета. Прилетал с ним на плоскогорье, шел куда-то в одиночестве и возвращался с глыбой золота величиной в человеческую голову.

Когда умер старик-хозяин, Джимми полетел искать те залежи золота, но испортился мотор его маленькой легкой авиэтки. Летчик сумел спланировать, удержать машину, опуститься на одно из плоскогорий Гран Саваны. Эти плоскогорья называются месэты, то есть столы. Джимми опустился на месэту с индейским названием Ауйан Тэпуй, что означает «гора злого духа».

А гора эта несет – смерть...

Конечно, история с североамериканцами тоже несет на себе «налет» легенды, этакой фантастичности, как все, что связано с уникальным на земной планете местом, куда человек не успел пока проложить надежных дорог, куда, как сказано, можно добраться только трудными каменистыми тропинками, прошитыми узлами корней и корневищ джунглевых кустов и деревьев, одолеть путь на лодке или самолетом, вертолетом.

Пусть живет эта «нереальность», как и вполне реальный водопад Сальто Ангель.

«Канайма» же по-индейски – дьявольский дух, отрицательное, опасное место. Но оно, это место, с фантастическими красками и единственной в мире высотой падения природных вод, проникает в тебя, чарует, захватывает восторгом дух твой, дух каждого, кто старателем или туристом пришел в Гран Савану.

Позднее, по прошествии лет, узнаю еще одну историю с «пленником Гран Саваны», поразившую своей необычностью, неожиданностью и романтичностью всю русскую колонию на венесуэльской земле, поскольку эта история принадлежит русскому, такому же, как и я, донскому казаку.

А звали этого человека Анатолий Почепцов. С семьей, родителями и сестрой он так же прибыл на тропическую землю с одним из транспортов, перевозивших переселенцев из Европы. Поселились в городе Валенсия. Как-то обустроились, но, видимо, не столь удачно. Больше повезло сестре. Она вышла замуж, уехала на жительство в Канаду. Родители же засобирались с отъездом на Родину. И говорили потом, что они оказались единственными из приехавших русских, которые вернулись в Россию, то есть в Советский Союз.

Анатолий же, плененный чарами Канаймы, достиг Гран Саваны, поселился в шалаше на речном островке – вблизи этого самого высокого в мире водопада Чурум Меру, как называет его тамошнее племя индейцев – немоны. Индейцы же научили Анатолия своим премудростям – управлять лодкой-курьярой, выдолбленной из цельного ствола дерева, ловить рыбу, не опасаясь хищных рыб – пираний, отпугивать огромных черных пауков, жить в соседстве с леопардами, со множеством ядовитых змей, населяющих джунгли. Ложась спать в шалаше, он выставлял в блюдцах молоко для змей, а вокруг шалаша – для отпугивания ползающих гадов – клал косу из сплетенных трав, густо пропитанную чесноком.

Вскоре Анатолий построил небольшой домик, обзавелся семьёй, то есть взял себе в жены местную женщину из индейского племени, стал поживать как и все аборигены Гран Саваны. Ему повезло: он получил место наблюдателя за уровнем воды в реке, имел небольшое государственное жалованье.

У индейцев Почепцов научился их языку. К тому ж, зная испанский и отчасти английский языки, которыми гиды-индейцы, сопровождающие туристов, владеют идеально, русский Почепцов тоже стал экскурсоводом, подрабатывая на жизнь, показывая прилетевшим сюда на маленьких самолетах или вертолетах богатым людям все достопримечательности дикого края.

И все же, все же! Основными, неафишируемыми занятиями Почепцова было – промывка золотоносного песка и поиск диамантов. Раз в полгода он появлялся в Каракасе, привозил завязанные в тряпичке (носовом платке) «камушки», за бесценок продавал ювелирам-евреям, искусно занимавшимся огранкой бриллиантов, имевшим от своей перекупки и ювелирного мастерства немалые деньги.

В Каракасе Почепцов бывал в домах знакомых соотечественников, рассказывал о жизни в джунглях среди диковинных цветов- орхидей, среди зверей, невиданных в обычном мире птиц, бабочек, насекомых, поражая воображение городских русских, которые с радостью откликались на его просьбу – сварить «хорошего наваристого борща», по нему столь тосковал он среди диковинных камней и водопадов...

Никто точно не скажет теперь, как погиб Анатолий Почепцов. Тело его, покусанное пираньями, нашли прибитым быстрой водой горной реки к берегу. Возможно, он возвращался на своей пироге ночью домой, но напоролся на камни-пороги, ведь сама по себе индейская лодка-курьяра перевернуться не может.

Индейцы похоронили Почепцова на островке, где он прожил несколько лет. И сам островок с той поры аборигены и туристы стали называть Анатоль. Потом приезжала из Канады сестра Почепцова, заказывала панихиду в русской церкви, посетила место погребения брата, поставила на могиле православный крест.

Еще одна русская судьба, печально закончившаяся вдали от родины, среди джунглей и молчаливых камней, что, как сказано уже, называются по-индейски – месэты...