Петр Мультатули - Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II Страница 59

Но это сообщение не соответствовало действительности. В 1 ч 20 мин ночи от имени царя поступило согласие только на возвращение войск, якобы застрявших в Луге. Телеграммы о полном возращении войск поступят только в 12 ч дня 2 марта. Но получается, что в 3 часа ночи генерал Н. В. Рузский уже знал, что Император Николай II даст телеграммы о полном возвращении войск!

Таким образом, мы можем сделать вывод, что Император Николай II не был участником ни составления проекта манифеста об Ответственном министерстве, ни возвращения на фронт войск, двигающихся на Петроград. Всё это делалось заговорщиками из верховного командования от его имени и вопреки его воле. Именно заговорщиками-генералами был составлен проект манифеста, и именно они отсылали телеграммы о возвращении войск.

«Высочайшая воля», которой якобы руководствовались заговорщики, на самом деле была лишь прикрытием их замыслов.

«Манифест» Императора Николая II об отречении от престола в пользу своего сына Наследника Цесаревича Алексея Николаевича

Когда Н. В. Рузский сообщил М. В. Родзянко, что Государь согласился даровать манифест об Ответственном министерстве, то в ответ от председателя Думы услышал, что «Его Величество и вы не отдаёте себе отчёта в том, что здесь происходит; настала одна из страшнейших революций, побороть которую будет не так легко».

Далее последовали обычные высокопарные речи М. В. Родзянко: он предупреждал, а его не слушали; теперь народные страсти так разогрелись, что сдержать их невозможно, наступила анархия. Родзянко поругал императорское правительство, министров которого он «для их же безопасности» был вынужден арестовать, высказал опасение, что леворадикальные элементы могут захватить власть в стране и что ненависть к династии достигла небывалых размеров. Всё это говорилось, разумеется, с «болью в растерзанном сердце». Наконец М. В. Родзянко перешёл к главному: «Грозное требование отречения в пользу сына, при регентстве Михаила Александровича, становится определённым требованием»{891}.

Судя по всему, Н. В. Рузский был несколько удивлён таким резким изменением ситуации. Он попытался выяснить у М. В. Родзянко причину этого изменения, но в ответ получил лишь новые разглагольствования. Н. В. Рузский посетовал, что всякий насильственный переворот не может пройти бесследно. М. В. Родзянко заверил главкосева, что переворот может быть добровольным и вполне безболезненным для всех.

В конце переговоров Н. В. Рузский спросил: «Нужно ли выпускать манифест?» М. В. Родзянко дал, как всегда, уклончивый ответ: «Я, право, не знаю, как вам ответить. Всё зависит от событий, которые летят с головокружительной быстротой»{892}.

Несмотря на эту двусмысленность, Н. В. Рузский понял ответ однозначно: манифест посылать не надо. С этого момента начинается усиленная подготовка к составлению нового манифеста об отречении.

В разговоре с М. В. Родзянко Н. В. Рузский говорил, что получил указания, надо понимать, от Государя сообщить в Ставку о напечатании манифеста, и что он, Рузский, это и сделает, а там будь, что будет. Таким образом, Рузский дал понять, что распечатывать манифест не будет, а только сообщит об этом. В конце главкосев спросил, может ли он доложить Государю об этом разговоре, на что получил от М. В. Родзянко ответ, что тот ничего против этого не имеет.

Таким образом, для Рузского теперь Родзянко решал: сообщать что-либо Государю или нет. Мнение царя, его поручения и распоряжения совершенно не принимались в расчёт.

В 5 ч 48 мин утра 2 марта начальник штаба Северного фронта генерал Ю. Н. Данилов отправил телеграмму наштаверху М. В. Алексееву, в которой сообщал о состоявшемся разговоре Рузского с Родзянко. В конце телеграммы Ю. Н. Данилов сообщил, что «Председатель Государственной думы признал содержание манифеста запоздалым. […] Так как об изложенном разговоре главкосев сможет доложить Государю только в 10 час., то он полагает, что было бы более острожным не выпускать манифеста до дополнительного указания Его Величества»{893}.

Реакция на это сообщение со стороны М. В. Алексеева была на удивление молниеносной, а потому нет сомнений в том, что она была заранее предусмотрена. Уже в 9 ч утра, то есть через три часа после получения телеграммы от генерала Данилова, М. В. Алексеев передал Н. В. Рузскому, через того же начальника штаба Северного фронта, что «необходимо разбудить Государя и сейчас же доложить ему о разговоре генерала Рузского с Родзянко». Алексеев считал, что переживается серьёзный момент, «когда решается вопрос не одного Государя, а всего Царствующего Дома и России». Алексеев считал, что «всякие этикеты должны быть отброшены»{894}.

Далее М. В. Алексеев просил передать Н. В. Рузскому уже неофициально, что, по его глубокому убеждению, «выбора нет, и отречение должно состояться. Надо помнить, что вся Царская Семья находится в руках мятежных войск, ибо, по полученным сведениям, дворец в Царском Селе занят войсками. Если не согласятся, то, вероятно, произойдут дальнейшие эксцессы, которые будут угрожать царским детям, а затем начнётся междоусобная война, и Россия погибнет под ударами Германии, и погибнет Династия»{895}.

Наштаверх, «отбросив всякий этикет», властно требовал отречения царя, шантажируя жизнью государевой семьи и военным поражением России.

Генерал Ю. Н. Данилов ответил в Ставку по прямому проводу, что Н. В. Рузский только что уснул после бессонной ночи, и он не считает нужным его будить. (В отношении Рузского этикет соблюдался. Затем Данилов высказал мнение, что убедить Государя согласиться на новый манифест будет не легко{896}.

Решено было дождаться результатов разговора Н. В. Рузского с Государем. В ожидании этого разговора М. В. Алексеев начал готовить циркулярную телеграмму для главнокомандующих фронтами, в которой просил их выразить своё отношение к возможному отречению Государя. Однако в истории составления и отправки этой телеграммы, так же как и в ответах на неё, много неясного. Судя по официальным документам, первая телеграмма от М. В. Алексеева была передана главнокомандующему Западным фронтом генералу А. Е. Эверту и главнокомандующему Юго-Западным фронтом генералу А. А. Брусилову в 11 ч утра, а главнокомандующему Румынским фронтом генералу В. В. Сахарову в 11 ч 7 мин.{897}

Телеграмма была отправлена каждому командующему в отдельности.

Не успел М. В. Алексеев поинтересоваться мнением главнокомандующих по поводу отречения Императора, как они сразу же, не задумываясь, ответили, что отречение необходимо, и причём как можно скорее. В своём ответе генерал А. А. Брусилов писал: «Колебаться нельзя. Время не терпит. Совершенно с вами согласен. Немедленно телеграфирую через главкосева всеподданнейшую просьбу Государю Императору. Совершенно разделяю все ваши воззрения. Тут двух мнений быть не может»{898}.

Примерно такими же по смыслу были ответы всех командующих. Между тем речь шла не о будничном деле, а о решении колоссальной важности, о тяжелейшей ответственности, которая ложилась на плечи генералов. Независимо от личного отношения к Императору Николаю II, они не могли не понимать исключительную важность момента. Любой нормальный человек хотя бы на час должен был задуматься, попросить время собраться с мыслями. Ничего подобного с командующими фронтами не произошло. Генералы верховного командования не были людьми бездумными, легкомысленными. Вот уже четвёртый год, как они руководили операциями в тяжелейшей войне, продумывали комбинации, разрабатывали стратегические планы. И такая реакция с их стороны могла быть только в одном случае, если они заранее знали о предстоящей телеграмме Алексеева и его вопросе об от речении. Точно так же, как они знали заранее и ответы на этот вопрос.

Интересно, что телеграммы от главнокомандующих и от Великого Князя Николая Николаевича с «верноподданническими просьбами» об отречении известны по тому документу, который был передан от генерала М. В. Алексеева Государю 2 марта в 14 ч 30 мин{899}. Там рукописные копии всех телеграмм собраны воедино. Отдельные телеграммы главнокомандующих были посланы Н. В. Рузскому в Псков, но почемуто через Могилёв, через М. В. Алексеева.

В телеграмме В. В. Сахаров писал главкосеву, что М. В. Алексеев просил доложить о своём мнении «Его Величеству через вас»{900}.

Когда точно были составлены и переданы телеграммы от Эверта, Брусилова, Николая Николаевича и Сахарова — не известно.