Джеффри Робинсон - Всемирная прачечная: Террор, преступления и грязные деньги в офшорном мире Страница 6

Одна из ярчайших личностей в истории преступной экономики, Ротстайн очень рано понял, что жизнь преступника связана с огромным риском. Поэтому, чтобы уменьшить для себя этот риск, он стал закулисным игроком. Начав с героина, он затем занялся крадеными бриллиантами и различными черными рынками, пока, наконец, не стал крупнейшим в Америке букмекером. Он также написал «учебник по разведению и кормлению» политиков и судей, превратив взятки и коррупцию в своего рода науку. Он познакомился с Лански сразу после введения «сухого закона». Тот ему понравился, и Ротстайн взял его под свое крыло. Зигель был принят за компанию. Ротстайн руководил их первыми шагами и преподал Лански урок, который тот запомнил на всю жизнь: держись в тени, не лезь вперед и стань незаменимым для всех остальных, заняв собственную нишу в системе поставок. Нишей Ротстайна было финансирование контрабанды. Нишей Лански стали операции с грязными деньгами.

Однако настоящим «вкладом» Ротстайна в преступность XX столетия стало употребление применительно к ней эпитета «организованная». Он был не таким, как многие из его коллег — отщепенцы, совершавшие преступления. Он был преступником, однако подавал себя как бизнесмена. В то время, когда существовали жесткие межнациональные границы, он пересекал эти границы, чтобы сводить вместе самых разных людей.

Солидный бизнес также был всего лишь хитрым трюком, потому что у местных общин существовали вполне определенные границы, и большинство людей всегда оставались в их рамках. Это правило распространялось на школы, клубы, работу, особенно в Нью-Йорке, где иммигранты, варившиеся в общем котле на протяжении жизни целого поколения, а то и двух, тем не менее игнорировали интеграционные процессы. Точно так же обстояли дела и в преступном мире. Итальянцы держались итальянцев, евреи — евреев. Ротстайн же был евреем, которого принимали повсюду. Он пользовался доверием у итальянцев, особенно Аль Капоне. Он свободно общался с ирландскими гангстерами, такими как Оуни Мэдден, который заправлял на «адской кухне» Манхэттена, и с ирландскими миллионерами, жившими в роскошных поместьях бостонского Бэк-Бэя, такими как отец Джона Ф. Кеннеди, известный бутлегер Джо. Он принял Лучиано как друга Лански и ввел его в свою группировку. Он позаботился о том, чтобы друг Лучиано Фрэнк Костелло, настоящее имя которого было Франческо Кастильо и который, в конце концов, стал известен как премьер-министр мафии, принял Лански и Зигеля как своих друзей. Он показал всем, как можно укреплять связи в условиях существования межнациональных границ и как создавать «синдикаты», которые затем превратились в «организованную преступность», сделавшую Лучиано, Лански и других людьми, с которыми невозможно не считаться.

В ноябре 1928 года Ротстайн был убит партнерами по игре, которым задолжал крупную сумму. Но к тому времени его бизнес-модель «синдиката» уже четко оформилась. Лански и Зигель управляли несколькими спиртозаводами, поставляя виски итальянским, ирландским и еврейским дистрибьюторам и продавцам. А Лучиано, имевший долю в их бизнесе, стал теперь членом преступной семьи Джо Массериа.

Никто из этих парней не стал еще бизнесменом такого класса, как Ротстайн. Все это было впереди. А пока они были просто ворами, игравшими в бизнесменов. Но с уходом Ротстайна образовалась огромная пустота, и им хватило ума, чтобы ее заполнить. В апреле 1931 года Лучиано перетасовал колоду, договорившись с врагом Массериа Сальваторе Маранцано убить своего босса. Если Лански и Зигель и не участвовали в этом сами — хотя есть основания утверждать обратное, — они определенно знали об этом и помогали Лучиано организовать убийство. Маранцано затем поделил Нью-Йорк между пятью семьями и наградил Лучиано, сделав его главой одной из них. В свою очередь, Лучиано назначил Костелло своим заместителем и повысил Вито Дженовезе, дав ему ответственную должность. Четыре месяца спустя Лучиано — и, весьма вероятно, Лански и Зигель — нанесли новый удар, на этот раз уничтожив Маранцано.

Лучиано, Лански и Зигель были теперь крупнейшими игроками Востока. Совместно и по отдельности они управляли предприятиями, которые давали работу десяткам тысяч людей и приносили десятки миллионов долларов. Но долго это продлиться не могло, потому что уж очень многое было основано на риске. Крах наступил, когда конгресс вновь легализовал спиртное. Некоторые бандиты остались в алкогольном бизнесе. Но теперь спиртное стало рядовым товаром, повсюду были конкуренты, а прибыль и отдаленно не напоминала то, что было раньше. Для таких людей, как Лучиано, Лански и Зигель, их соратники Костелло, Дженовезе, Джо Бонанно, Карло Гамбино, Джонни Торрио, Лонджи Цвильман, братья Фишетти, Сантос Трафиканте, Тони Аккардо, Сэм Джанкан, Джо Адонис, Карлос Марчелло, и всех остальных — тех, чьи имена войдут в историю преступности XX столетия, товаром снова стал героин.

По-прежнему приносила доход проституция, но риски здесь были слишком высокими, а прибыль, как довелось узнать Лучиано, — слишком маленькой. Вымогательство, мошенничество и подпольная лотерея были гораздо менее рискованными, но это отражалось на прибыли. Торговля спиртным была совсем другим делом, поскольку не укладывалась в общую схему: там был низкий риск и очень высокая прибыль. Впору было жаловаться: «Хорошо бы виски опять объявили вне закона».

Хоть и не сразу, однако до некоторых из этих людей стало доходить, что алкоголь, в конце концов, быть может, и не столь уникальный продукт. Он был незаконным, а следовательно, прибыльным, но только потому, что достаточно большая часть населения нуждалась в нем настолько, чтобы открыто игнорировать закон ради его приобретения. Именно это увеличивало прибыль и снижало риск. Т.е. причина была не в виски, а в спросе на виски. Чем выше общественная потребность в продукте, поняли они, тем легче заставить местных политиков и полицейских смотреть в другую сторону, что, в свою очередь, снижало риск. Именно тогда некоторые из них, и в первую очередь, естественно, Мейер Лански, задумались о том, чего еще публика хочет настолько сильно, чтобы нарушить ради этого закон. Ответом было: азартные игры.

Они были незаконны везде, кроме Невады. Однако любой, кто хотел сыграть в кости или рулетку, всегда мог найти какую-нибудь придорожную забегаловку, в которой имелись столы. И любой, кто хотел сделать ставку на бегах или в бейсболе, мог обратиться в ближайшую парикмахерскую, потому что все парикмахерские страны были включены в букмекерскую сеть. В 1932 году национальная букмекерская сеть контролировалась Моу Анненбергом. Он был отцом Уолтера, владельца Triangle Publications, выпускавшего TV Guide, Philadelphia Inquirer, Seventeen Magazine, радио- и телевизионных станций, попечителя факультета связи университета Пенсильвании и главной библиотеки Темпльского университета, носящих его имя, а в президентство Никсона — посла США при Сент-Джеймсском дворе.

Анненберг-старший в конце концов договорился с мафией о совместном контроле над национальной букмекерской сетью. Он уже контролировал ежедневные игры на ипподромах, что вместе с деньгами и боевиками мафии фактически давало ему монополию на всю информацию, поступавшую с беговых дорожек страны. Нет доказательств тому, что Моу или Уолтер Анненберги когда-либо позволяли этой информации использоваться не по назначению. В то же время предположить, что преступники, имеющие доступ к такой информации, не воспользуются ею с выгодой для себя, просто смешно.

Поскольку все уже было подготовлено, мафии оставалось лишь улучшить продукт. В пивных были установлены столы для крэпса и рулетки. Придорожные забегаловки стали «ковровыми притонами» — опилки уже не были излюбленным покрытием для полов, — и в следующие 20 лет этот бизнес процветал. Со времени отмены «сухого закона» и до 1940-х годов публика хотела играть, и мафия делала то, что она умеет делать лучше всего, — удовлетворяла незаконный спрос.

Появилось огромное количество притонов, в которых обычно имелась дюжина столов для игры в рулетку и по полдюжины — для крэпса и карт. Наиболее известными из них стали: Piping Rock и Arrowhead Inn рядом с ипподромом в Саратоге, штат Нью-Йорк; Agua Caliente в Тихуане, Мексика, в полудне езды от Лос-Анджелеса; Beverly Club в штате Луизиана; Riviera, в который можно было попасть из Манхэттена, перейдя мост через Гудзон. Имелись игорные баржи в южной Калифорнии, вывозившие игроков за пределы трехмильной зоны, туда, где законы против азартных игр не действовали, и огромные «ковровые притоны» в Хот-Спрингс, штат Арканзас, и Галвестоне, штат Техас, а также Кливленде, штат Огайо. Игорный бизнес изменил облик целых городов, подобно тому, как сегодня Брэнсон, штат Миссури, превратился в город суперклубов и дворцов для проведения шоу. С ростом конкуренции совершенствовался и сам продукт. В «ковровых притонах» теперь можно было поужинать, потанцевать и послушать выступления известных артистов, таких как Джимми Дюранте, Софи Такер, Джо И. Льюис и восходящая звезда по имени Синатра из Хобокена, штат Нью-Джерси. «Ковровые притоны» открывались везде, где только можно. Но именно в Холлэндейле, штат Флорида, оставил свой след Лански.