Александр Хинштейн - Кризис Страница 64

Лессепс настоял на четвертом варианте: рыть на уровне моря. Так же, как и Суэцкий!

Пока они судили-рядили, истинные организаторы компании времени даром не теряли — печатали и печатали новые акции (или, как их тогда называли — займы). Чтобы получить разрешение на выпуск, в громадных масштабах «подмазывали» политических деятелей. Будущего премьера Жоржа Клемансо и добрую половину депутатов парламента активно «поддерживали», «раскручивая» их в прессе, давая деньги на избирательные кампании.

Клемансо Жорж (1841–1929) — французский политик.

В молодости был радикалом, «критиком прогнившего режима» и яростным демократом. В зрелые годы — сам неоднократно становился и министром, и премьером. Оказался замешан в «Панаме». При этом будучи при власти, замечательно душил демократические завоевания французов.

Но главной страстью его жизни, похоже, была ненависть к Германии. Тут он не лукавил. Националистическая риторика и реваншизм Клемансо оказались востребованы во время Первой мировой. С самого начала войны он требовал ее продолжения до полного разгрома Германии, не считаясь ни с какими жертвами. Совмещал посты премьера и военного министра и хотел стать диктатором.

Между прочим, по образованию — врач, а зарабатывал в молодости тем, что преподавал французский язык и верховую езду в американской женской школе

Количество привлеченных денег росло, а конца края проекту не было видно. Бесчисленные технические ошибки накладывались на банальное воровство.

В 1887 году грянул гром: оказалось, что за 6 лет стройки она почти не сдвинулась с места. Другой, не менее знаменитый инженер Эйфель — тот, что построит одноименную башню — проведя экспертизу, заявил, что для завершения проекта нужно еще 1,6 миллиардов франков. Таких денег ни у кого уже не было.

Акции Панамской компании рухнули с треском и грохотом, за них не давали теперь и сантима. 800 тысяч вкладчиков безвозвратно потеряли свои деньги — всех их накрыла одна большая панама. Против 510 (!) депутатов выдвинули обвинения в коррупции. Правительство ушло в отставку.

Что же до главных жуликов, они улизнули в Брита-нию — традиционный приют финансовых махинаторов. Так что и на этом кризисе самые хитрые из олигархов погрели ручонки: деньги остались при них.

Скандал длился несколько лет. Трибунал признал виновными не только управляющих компании, но и Лессепса, его сына Шарля, и даже бедолагу Эйфеля (он отвечал за инженерные решения на Панаме). Впрочем, Эйфеля вскоре помиловали, а отправить Лессепса за решетку оказалось совершенно невозможно: на нервной почве бедняга впал в полный маразм. Знаменитого, заслуженного старика отпустили тихо умирать.

А слово «панама» на долгие годы стало нарицательным обозначением особо крупной аферы; вплоть до середины XX века так именовали любую пирамиду…

Глава 7. «НЕ ВПИСАЛИСЬ В РЫНОК»

Бояться надо только одного — своего собственного страха.

Города — призраки

Нынешний кризис часто сравнивают с Великой депрессией. На самом деле, аналогия сильно притянута за уши.

Между этим и тем кризисами общего не много; разве что страна происхождения — Made in USA.

По масштабам же своим и размаху даже ставить их на одну доску нельзя. Нет, и то, и другое, конечно, кризис. Но ведь и Великая Отечественная и драчка за Фолклендские острова — тоже одинаково считаются войнами…

Хотя начиналась Великая депрессия так же, как и сегодня — у Америки стало чересчур много денег.

Послевоенная экономика перла, как на дрожжах; еще бы — столько золота перекачали за Первую мировую в закрома Форт-Нокса.

Семимильными шагами развивалось массовое производство. Товары, еще вчера считавшиеся непомерной роскошью, стали, благодаря конвейеру, доступны каждому. Теперь миллионы американцев звонили по телефонам, заводили граммофоны, включали радиоприемники; словом — самый настоящий потребительский бум. Все ждали только роста, больше денег, больше товаров — хороших и разных!

Вот так же и «мобильник» являлся когда-то у нас признаком богатства; «Моторола» с выдвижной антенной и захлопывающейся крышкой стала символом целой эпохи наряду с «Шестисотым», «Бумером» и малиновыми пиджаками.

Сотовый телефон в России начала 1990-х — это удел богачей. Аппарат с контрактом стоил 5 тысяч долларов (в пересчете на золото — 15 тысяч сегодня); любой звонок — доллар минута.

Теперь «мобильники» в кармане у каждого, включая дворни-ков-таджиков и первоклассников. Микроволновки, домашние кинотеатры и ноутбуки до самого последнего момента раскупались, как горячие пирожки. Все ждали только роста… Стоп. Пошел явный повтор. Другая эпоха, другая страна…

Теперь это звучит, как издевка, а ведь накануне биржевого краха американцы просто-таки захлебывались от восторга. До такой степени все были убеждены, что эпоха т. н. «просперити» (процветания) будет вечной. Рост всеобщего благополучия фиксировался индексом Доу-Джонса. Кстати, докризисного уровня он достигнет только в… 1954 году!

Всего за 14 лет — с 1913 по 1927 год — ВВП США не просто удвоился. (Помнится, аналогичную задачу Путин ставил сразу после своего прихода к власти.) Он утроился!

Американцы охотно покупали акции, надеясь получить по ним высокую прибыль. Нет денег? Под акции брались кредиты: банкиры тоже ждали роста. Особенно активно вкладывали деньги в недвижимость… опять что-то знакомое, правда?

В России в начале XXI века «перегрет», в основном, был рынок жилья в мегаполисах и курортных зонах типа Сочи. В США земля тоже особенно быстро дорожала во Флориде. Но и по всей стране шел бум торговли недвижимостью и рост цен на нее. Продавались — в том числе и котировались на биржах — даже такие бумаги, как право на покупку земли…

Коммунисты знали совершенно точно: обвал 1929 гада — это кризис перепроизводства! (В Большой советской энциклопедии указывалось, что он «резко обострил все основные противоречия американского капитализма».) Почему? Да потому, что у Карла Маркса только про этот кризис написано; про другие — ни слова. В громадном томе экономического талмуда — в «Капитале» — нет и малейшего упоминания о кризисах финансовых.

Маркс Карл (1818–1883) — немецкий экономист и революционер-теоретик.

Его экономическое учение так истово изучали, а потом так старательно забывали, что трудно сказать о нем что-то новое. Разве что анекдот… «Скажи-ка мне, кто был Карл Маркс?» — «Экономист, папа». — «Это как наш дядя Боря?» — «Нет, дядя Боря — старший экономист». Анекдот, правда, тоже старый, еще антисоветский. То есть относящийся к тому историческому периоду и той экономической формации, когда здание, в котором мы оба работаем, стояло на Проспекте Маркса (а не на Охотном ряду), и находился в нем Госплан, а не Госдума

Однако ж причина Великой депрессии крылась, разумеется, совсем в другом. Если совсем просто: в том, что денег было чересчур много, а потом оказалось вдруг чересчур мало.

Финансовый рынок элементарно «перегрели», слишком много туда закачав. В свою очередь, незаработанные миллионы подняли ценовую планку абсолютно на все: ту же неблаговидную роль в эпоху великих географических открытий сыграло в Испании индейское золото. Правда, испанцам, чтобы разрушить свою экономику, пришлось добывать деньги в Потоси и везти через океан на галеонах. Американцы практично печатали их, не выходя из дома…

До того, как рухнуть, перегретая финансовая пирамида искала нового эквивалента. В Голландии это были тюльпаны, в США — недвижимость и акции. Теперь пирамида обрушилась. Пирамида?! Да, Великая депрессия имела и такой параметр. Кто успел — много чего купил. Сын будущего президента Джозеф Кеннеди-старший, к примеру, прекратил игру на бирже за считанные недели до краха. И заработал по разным оценкам, от 400 до 600 миллионов долларов. Тех довоенных долларов… Сколько это сегодня? Попробуйте умножить на 50.

Кризис, наверное, можно было затормозить, но для этого правительству требовалось реально оценить ситуацию. А оно даже не пыталось в ней разобраться. Рынок отрегулирует сам себя — и точка!. Типичный кризис потери управления.

Прозрение пришло слишком поздно. 24–25 октября 1929 года на Нью-Йоркской фондовой бирже началось стремительное падение всех без разбора акций. Пытаясь выручить хоть что-то, инвесторы продали за один день миллионы ценных бумаг. «Черный четверг» и «Черная пятница» разорили множество людей. Но это было только начало.

«29 октября, во вторник, падение приняло совершенно неудержимый характер. В целом за неделю биржевой паники рынок потерял в стоимости около 30 миллиардов долларов — больше, чем правительство США потратило за все время Первой мировой войны. И больше чем "стоил" весь сектор реальной экономики»[49].