Александр Хинштейн - Кризис Страница 65

«29 октября, во вторник, падение приняло совершенно неудержимый характер. В целом за неделю биржевой паники рынок потерял в стоимости около 30 миллиардов долларов — больше, чем правительство США потратило за все время Первой мировой войны. И больше чем "стоил" весь сектор реальной экономики»[49].

В начале 1920-х в США насчитывалось около 30 тысяч (!) банков. В первый же год Депрессии разорился каждый шестой, а вместе с ними и миллионы вкладчиков. К 1933 году банков осталось лишь примерно 14 тысяч; больше половины, получается, лопнули.

Ссуды не мог вернуть почти никто. Кто успевал — забирал деньги со счетов до последнего цента (уже в начале кризиса вкладов было изъято на 5–6 миллиардов долларов). Акции и векселя превращались в труху.

5 ноября падение цен распространилось и на товарные рынки. Никто не хотел покупать, все стали только продавать — хоть в убыток, лишь бы сбагрить товары с рук. Цены на пшеницу опустились почти до нуля. 13 ноября так же резко подешевел хлопок. Почти встал рынок машин и механизмов. Исчез спрос на одежду и ткани.

Вслед за тем рухнула промышленность. Предприятия закрывались, плодя все новых и новых безработных.

К 1932 году общий объем производства в США сократился более чем в два раза[50]. Выпуск автомобилей упал на 80 %, чугуна — на 79 %, стали — на 76 %, локомотивов и вагонов — почти на 100 %.

Америка была отброшена в XIX век.

Кто потерял и кто приобрел?

Подобно нашим Потаниным и Абрамовичам, Морганы и Рокфеллеры потоками лили крокодиловы слезы — оплакивали свою «нищету». Когда голодные безработные подступились на улице к миллиардеру Вандербильдту: «Помогите хоть чем-то!» — Вандербильдт — тот самый, прославившийся в СССР, благодаря своей дочери-моднице и Эллочке-людоедке, — внимательно выслушал раздирающие душу истории: у одного умерла с голоду бабушка, у другого — маленькая дочь, у третьего дети не ходят в школу — нет ни одежды, ни обуви, ни сил…

— Это никуда не годится! — заявил, наконец, расчувствовавшийся миллиардер, и полез в карманы за мелочью — с соотечественниками надо делиться.

На самом деле кому-кому, а олигархам-то мало что грозило. Ни одна из «шестидесяти правящих семей Америки» не разорилась. Более того — никто не обеднел настолько, чтобы перестать входить в число правящих. А вот свидетельств новых «приобретений» миллиардеров очень много.

Как всегда, за все расплачивался обычный народ.

Сегодня трудно себе представить, до какой степени кризис ударил по рядовым американцам.

Не работал каждый третий. Большинство перебивалось от случая к случаю; их называли корректно и осторожно — «частично занятые».

Вместе с фермерами, чиновниками, военными, предпринимателями, полноценно работающих было не более четверти трудоспособного населения США. Остальные оказались никому не нужны. Американцы к такому не привыкли.

До кризиса 1929-го, как и до кризиса 2008-го, банки легко ссужали деньги на строительство или покупку жилья. Большинство народу охотно этим пользовались. Теперь банки отнимали у людей дома за невозврат кредитов. Тех, кто жилье снимал, выгоняли за неуплату квартплаты.

Люди тысячами одномоментно оказывались на улице. Часть переселялись в ночлежки. Но и ночлежки не все были бесплатные: в Америке не полагалось никому помогать задаром. Платить за постой было нечем, а климат в США только на самом юге тропический, на севере особо на скамейке не поночуешь.

Бездомные скапливались на окраинах городов, где возводили себе хибары из ящиков и строительных отходов. Их называли «бидонвили» или «гувервилли» в честь тогдашнего хозяина Белого дома Герберта Гувера. (Были еще «гувер-шуз»/hооvег-shoes — пачки газет, которыми за неимением туфлей люди обматывали ноги, точно портянками.) Время от времени власти эти клоповники сносили, но тотчас рядом возникали новые; жить ведь где-то надо…

Не лучше обстояли дела и в знаменитой одноэтажной Америке. Фермеры поголовно разорялись. Закупочные цены на их продукцию падали, а горючее, напротив, росло. Доставить продукты на рынок обходилось дороже самого урожая. Собранным зерном фермеры топили дома, а молоко сливали в придорожные канавы.

За 4 года Великой депрессии разорилось, как напишут впоследствии, «около миллиона», из 6 миллионов ферм[51].

Потомки пионеров, первооткрывателей американской Целины, толпами бежали в мегаполисы. Америку испещрили обезлюдевшие города-призраки, все жители которых ушли искать работу и пропитание. Нечто вроде древнего города бандерлогов из Маугли. Только киплинговской романтики не было в них и в помине; ни кобр, ни сваленных в подземельях сокровищ… Пустынные улицы, заколоченные коттеджи, и только гордо развевается знамя над мэрией…

Американцам до сих пор видится в таких местах нечто жуткое. По крайней мере, Стивен Кинг регулярно населяет их нечистой силой разной степени зловредности[52]…

Но в светящихся неоном городах фермеров тоже никто особо не ждал. Кому-то, конечно, удача улыбалась, но большинство пополняли армию бездомных. В общей сложности на улицах и в «гувервиллях» оказалось порядка 2,5 миллионов семей. Если считать, что среднестатистическая семья состояла тогда из четырех человек, выходит, что бомжевало где-то 8 % населения…

Увы, забывчивость — типичное свойство человеческой памяти… Пожалуй, единственное, что мы помним сегодня о Великой депрессии — кадры черно-белой хроники, запечатлевшие бесконечные очереди на биржах труда.

Поверьте, это было далеко не самым страшным. Голод — вот, что оказалось намного хуже.

Почему-то у нас бытует представление, что голод в США — это то ли перебои в снабжении омарами, то ли отсутствие на столах свежезапеченной лапы гризли в калифорнийском винном соусе.

Нет же, голод в Америке 1930-х годов мало чем отличался от голода в Поволжье и на Украине.

Даже в относительно благополучном Нью-Йорке люди массово гибли от истощения. Поищите — есть в архивах и Интернете старые фотографии, на которых американцы лежат вдоль тротуаров и умирают на фоне ярких витрин с разнообразной едой. Мимо проезжают нарядные автомобили, кто-то спешит на работу или свидание… До этих несчастных никому нет дела…

А вот еще классические кадры фотохроники: очереди голодных за тарелкой бесплатного супа. У большинства вполне интеллигентные лица, приличная одежда; держатся за руки супруги, к матерям жмутся маленькие дети. Не бродяги, не алкоголики, не бичи. В очереди у полевой кухни стоят люди явно неглупые, образованные, еще вчера — хорошо обеспеченные…

Бесплатный суп — это в богатом Нью-Йорке. Далеко не у всех штатов и городов хватало средств даже на такую малость.

В наше время еще живы те, кто был детьми в «романтические тридцатые», в «эпоху джаза». Их рассказы звучат для нас дико и странно, как будто речь идет не об Америке, а о блокадном Ленинграде.

Американец Джек Гриффин вспоминает: «Мы заменяли нашу привычную любимую пищу на более доступную… вместо капусты использовали листья кустарников, ели лягушек… в течение месяца умерли моя мама и старшая сестра…»

Массовое бродяжничество, нищета, детская беспризорность стали типичными чертами Великой депрессии. Ну, и конечно, дикая преступность. Уличные банды натурально терроризировали население большинства городов.

И ведь нельзя сказать, что ужасы эти как-то замалчивались. Нет же! И литература, и кинематограф отражали их довольно подробно, с массой леденящих кровь деталей. Вот только мы об этом сегодня не помним.

Многие страницы «Гроздьев гнева» Стейнбека просто страшно читать. Вот описание умирающего с голоду бедолаги, который отдал последнюю еду сыну. Вот смерть деда Джоуда, которого так и закапывают возле дороги. Вот умирают дети, которым родители, работая на сборе фруктов, не могут купить этих самых фруктов. И посвящена книга «Тому, который испытал все это на себе».

Старый «Кинг-Конг» — отличный фильм. Он не случайно стал сверхпопулярным. Но за приключениями гигантской гориллы как-то забываются первые кадры. А на них — безработная девушка из Нью-Йорка, которая не ела три дня и пытается стащить с лотка яблоко.

Это не пропагандистская агитка и не «социальное» кино, обличающее язвы капитализма. Просто в приключенческой ленте режиссер мимоходом показал маленький кусочек Америки, в которой он жил и которую хорошо знал.

Даже у Марио Пьюзо в «Крестном отце» можно найти такой пассаж: «По всей стране миллионы американцев предлагали свои честные руки, готовые на любую работу или, смиряя гордость, униженно стояли в очередях за подачками благотворительных учреждений, чтобы не умереть с голоду».

«Гроздья гнева» и «Крестный отец» широко известны, но есть еще целые библиотеки книг на эти темы, в том числе мемуаров… Практически все они никогда у нас не переводились…