Станислав Белковский - Новейший Путин. Что ждёт Россию? Страница 7

…В действительности нация никогда не бывает «готовой», законченной. Она всегда или созидается, или распадается. Tertium non datur. Она либо приобретает приверженцев, либо теряет их, в зависимости от того, есть ли у неё в данный момент жизненное задание.

Борьба с одиночеством — главное занятие затерянного в безразмерных снегах русского человека. Наш человек и пьёт, собственно, чтобы в данном ему гигантском пространстве избежать одиночества.

И мучительная схватка Путина с его президентским одиночеством — это, я вам скажу, reality show, перед которым меркнет любое суперрейтинговое «За стеклом»!

Повторю, спасти Путина может только новая элита. Элита первой трети нового тысячелетия. Её протоструктура уже существует. Но без внешнего импульса в виде явленной властной воли протоэлитарные структуры никогда не станут собственно элитой. Здесь роль президента исключительно велика, больше того — эксклюзивна.

Для кристаллизации же элиты нужны идеи. Простые, как всё великое. Идей таких наберётся не более двух.

Во-первых, идея нации.

Одна из ключевых проблем современной России состоит в следующем: после распада СССР мы не прошли стадию национальной самоидентификации. Оставшись лишь большей частью погибшей общности — советского народа. А в такой ситуации никакое поступательное национальное развитие невозможно, ибо отсутствует субъект развития. Чем кончается подобная бессубъектность, мы видим на примере некоторых стран бывшего СССР, скажем, Молдавии, которая через несколько лет так или иначе окажется румынской провинцией. К слову сказать, критикуемый ныне за авторитаризм казахстанский правитель Назарбаев сразу понял, чем ему грозит отсутствие нации. Потому и столицу на север перенёс, и имя Л. Н. Гумилёва университету в новой столице присвоил, и Чингисхана казахом объявил. Ибо несть нации без героев, без истории ярких побед и великих завоеваний.

Что есть нация? Определений — сотни. Приведу лишь два, которые кажутся мне наиболее точными и ёмкими.

Отто Бауэр, австрийский социал-демократ начала XX века, один из идеологов II Интернационала: Нация — это вся совокупность людей, связанных в общность характера на почве общности судьбы.

Теодор Герцль, идеолог сионизма: Нация — это группа людей общего исторического прошлого и общепризнанной принадлежности в настоящем, сплочённая из-за существования общего врага.

У элиты девяностых и остального народа нет ни общей судьбы, ни единого — национального — интереса. Всё, что хорошо для чукотско-лондонского олигарха Абрамовича, плохо для слесаря Пупкина из Верхнего Старгорода, и наоборот. Нет у них и общего врага. Для олигархов и иже с ними враг — российский народ-иждивенец (а также обалдевшая от внезапной независимости Генпрокуратура). Для русского народа враг — олигархи и, по традиции, США. (Впрочем, возможно, место Соединённых Штатов вскорости займёт братский Китай). Характерный пример отчуждения: олигарх никогда добровольно не поделится с народом природной рентой, ибо искренне не понимает, как такое возможно: поступиться своим материальным интересом ради относительного благополучия 145 миллионов бессловесных люмпенов, заслуживающих разве что смерти. Какая уж тут нация!

В то же время, народ алчет единой судьбы — об этом говорят социологические исследования. Дорогие (и недорогие) россияне живут ожиданием национального проекта, в горниле которого и найдёт оформление русская нация. А чтобы приступить к национальному строительству, нужно всё то же — национально ориентированная элита. Которая, в отличие от элиты девяностых, не хохочет в голос и не кривится мерзостно при упоминании «нерыночного» национального интереса.

Депрессия, в которой погряз народ наш, великий и ужасный, может быть преодолена только на путях реализации проекта, возвращающего в русскую жизнь позитивное целеполагание а значит, заветный смысл.

Во-вторых — идея государства.

Что бывает без государства, когда всё управляется скрещеньями и переплетеньями невидимых рук, — демонстрирует нам Грузия.

В России же государство, подаренное Византией, всегда было залогом оформления и укрощения необъятной, недисциплинированной души нашей. А значит, больше чем аппаратом насилия — мудрым отцом, суровым старшим братом, всепонимающей матерью.

В 90-е годы и государство российское утратило свою субъектность, превратившись в придаток бизнеса. С его вполне видимыми руками, то и дело копошащимися в закромах Родины. Если Путину не удастся отделить государство от бизнеса, обособить его от частных интересов — о спасении страны и говорить не приходится.

Теперь, наконец, главный вопрос. На кого может опереться национальный лидер при решении своих задач? Таких групп видится примерно пять.

1. Региональные элиты.

Российский олигархический капитализм отбросил регионы на периферию политико-экономической жизни. Сформировавшись, ельцинская элита сдала лестницу вертикальной социальной мобильности на безответственное хранение в первый отдел РСПП. В итоге между олигархической столицей и субъектами Российской Федерации закрепился великий разрыв (почти по Фукуяме) — социальный, ценностный и ментальный.

Региональные элиты уже поняли, что «вертикаль власти» образца 2000 года была нужна, в первую очередь, олигархам, чтобы отстранить регионы от завершающей стадии раздела и дальнейшего передела крупной собственности. Унификация законов — лишь побочное следствие этого олигархического проекта.

Кроме того, региональные элиты объективно заинтересованы в культивировании своих территорий, в развитии регионов, каковое невозможно без сильной центральной власти и, соответственно, единого государства. Ибо ни экономически, ни политически российские регионы (покуда они, к счастью, не укрупнены) не могут претендовать на государственную самостоятельность. А вытеснение русских китайцами с фактическим расчленением страны регионалов никак не устраивает — тогда эти элиты будут повержены, сброшены с игорного стола новейшей русской истории.

Потому региональные элиты — объективные сторонники Путина в борьбе с правящим слоем девяностых. И — строительный материал для новой элиты. И Кремлю следовало бы ныне больше думать не об удушении губернаторов, а об интеграции широких масс талантливых регионалов в федеральную власть, федеральную политику, медиа-среду.

2. Церковь.

Иудеохристианская традиция — даже с поправкой на глубинное русское язычество — сильнее скороспелого культа Молоха. Этим почти всё сказано. Страна нуждается в религиозном и церковном (институциональном) возрождении.

Православие в X веке помогло скандинавско-византийскому совместному предприятию стать целенаправленной Русью. В XVII веке — предотвратило польское завоевание (вспомним патриарха Гермогена). В XIX веке — объединило народ во время наполеоновского нашествия (К. Леонтьев писал, что именно французские бесчинства в православных храмах стали последней каплей, вовлёкшей народ в войну, сделавшей войну Отечественной). Да и генералиссимус Сталин не случайно возродил в разгар Великой Отечественной войны патриаршество и пошёл навстречу Церкви.

Православная паства — сырьё для новой элиты. Проекты по восстановлению единства Православной Церкви, сближению христианских конфессий, в которых Путин уже участвует, гораздо важнее, чем это может показаться на первый взгляд.

3. Интеллигенция.

ЦК интеллигенции самоликвидировался. Но сама интеллигенция — не уничтожена. И всё так же глядит окрест себя, поражаясь цинизму и безответственности олигархического капитализма. Миллионы провинциальных учёных, врачей, учителей, библиотекарей, актёров и т. д. — объективные противники логики и философии девяностых годов. Они, как никто другой, важны для вытеснения старой элиты и институтов религии золота.

4. Государевы люди.

Во взаимоотношениях государства и человека в России во все времена присутствовала особая мистика. «Государев человек» — знак почёта и сопричастности некоему таинству. В 90-е годы, когда государство обесценило себя, объявило самое себя явлением временным и уродливым, смысл «государевых людей» почти пропал. Бюрократия превратилась в придаток крупного бизнеса, весь смысл которого — юридически оформить некие процессы разложения и распада. Но потребность в таинстве у миллионов (гражданских и военных) никуда не пропала. Им кажется, что государство просто вышло покурить или, смертельно усталое от русских веков, поехало отдохнуть к морю. И когда оно вернётся, и напомнит о себе, когда «государевы люди» будут отделены от источников больших денег, опорой национального проекта станет ещё один мощный социальный пласт.