Виктор Топоров - Жёсткая ротация Страница 72

Взяток он давать не умеет, а Маша-Мария умеет! Но откуда взять деньги? А от верблюда! Какое-то время Маша-Мария работала в БАНе и обнаружила там редкие еврейские книги. Еврейские — поэтому их никому не выдают! А раз не выдают, то не хватятся, так чего ж им пылиться попусту? И Маша-Мария, подделав пропуск и собственноручно пошив себе робу со множеством крупных карманов (руки у неё тоже золотые), проникает в хранилище, похищает книги и, кое-как затерев номера и штампы, за 500 рублей сбывает будущему жениху. Которого зовут Юлием, в честь родного деда, вот только звали деда на самом деле Иудой. Вот и Маша-Мария зовёт жениха Иудой — и тоже в хорошем смысле. И вот взятка вручена бешеной суке из ЖЭКа, а золотым людям в обмен вручён ключ от заветной каморки. Маша-Мария тщательно обыскивает старушечью комнату: обе бешеные суки получали хорошие пенсии, а жили как нищенки, от них непременно должны остаться «гробовые»! Но, увы, ничего не находит: скаредные, как все бешеные суки, скопить эти ротозейки ничего не сумели. Или припрятали так надёжно, что Маше-Марии при всех её разносторонних способностях не найти. Получается, что золотых людей, в прямое опровержение Булгакова (сильно их недолюбливавшего), не смог испортить даже квартирный вопрос. Но разве только квартирные неприятности обрушиваются на золотые головы, как из помойного ведра, опрокинутого бешеными суками? Вы будете смеяться, но нет! Вот главный инженер — бешеные суки не дают ему стать кандидатом наук. Вот гениальный кузен Иосиф — он как раз кандидат, но бешеные суки не дают ему стать доктором. Самуил Юльевич (Иудович), правда, доктор, но его не пускают в академики и вдобавок оскверняют могилу. А с Иосифом разбираются ещё круче: у него доступ первой степени, он из тех, кто «делает ракеты» (автор намекает, что он единственный их и делает, тогда как бешеные суки всего лишь срывают лавры), — и поэтому в Израиль его не отпустят ни при каких обстоятельствах. А Машу-Марию бешеные суки не берут в университет. Срезают на любимом предмете. И приходится ей поступать в Финэк. Но не взяли бы и туда, не сумей она обмануть бешеных сук по совету гениального Иосифа. Суть обмана вот в чём. Главного инженера зовут Михаилом (звали когда-то Мойшей, но жалостливая бешеная сука в гомельском паспортном столе подсказала: от тезоименитства с вероучителем иудеев лучше избавиться). Фамилия тоже более или менее нейтральная: Арго; весь кагал золотых людей шутливо именует себя аргонавтами. Подкачало отчество: Шендерович. А Маша-Мария по матери (и по паспорту) русская. В приёмную комиссию метрику предоставлять не требуют (на моей памяти требовали, но Елена Чижова, кажется, лет на десять моложе). И вот Иосиф советует указать в анкете не Михаил Шендерович Арго, а Михаил Тоомасович Арго, выдав тем самым золотого человека за эстонца. И всё тип-топ! Маша-Мария поступает в Финэк и тут же начинает в научном смысле блистать — и на неё кладёт глаз выдающийся учёный Успенский (из бешеных сук, но пострадавший в 1950 году вместе с «безродными космополитами» — и поэтому тоже изрядно зазолотевший), и она навязывает ему телесную близость, а он посылает её на студенческие конференции и прочит в заветную аспирантуру. Но, как вещий Олег, золотая Маша гибнет из-за собственного животного.

Животное зовут Валей. Валя, понятно, из бешеных сук, причём из провинциалок, и поступает поэтому в Финэк легко и безболезненно. Девушки в хорошем смысле сближаются на вступительных экзаменах, но в дальнейшем их стёжки-дорожки расходятся. Маша блещет, а Валя зубами скрежещет: куда, мол, мне до неё — коренной и потомственной ленинградки! Пока не вступает в случайную половую связь с гениальным Иосифом. Иосиф человек не только золотой, но и глубоко порядочный. Он забирает бесстыжую Валю из общаги и держит полгода у себя — на правах домрабыни с интимными услугами. А когда эта бешеная сука наскучивает ему, со всей деликатностью выдворяет её обратно в общагу. Некоторое время Валя ждёт: а вдруг одумается? Потом решает отомстить, но не знает как. Подруги по общежитию подсказывают: он же еврей. А надменная Маша-Мария не общается с несостоявшейся родственницей и продолжает делать успехи на академическом поприще. И тут до Вали доходит: Иосиф, золотой человек, в минуту посткоитальной болтливости («Все животные после соития печальны, и лишь петух принимается кукарекать», — гласит в неусеченной форме антисемитская пословица Древнего Рима) поведал ей о Маши-Мариином трюке с подменой отцовского отчества и, соответственно, национальности. И бешеная сука строчит донос в деканат. Декан на факультете не бешеная сука, а как бы ещё не хуже — татарин. Он требует у Маши-Марии в обмен на послабление неизбежных санкций дать разоблачительные показания на профессора Успенского. А у профессора Успенского — в обмен на послабление Маши-Марииной участи — уступить в собственную пользу пост завкафедрой. Злобный татарин забывает при этом, что не по Сеньке шапка и становиться завкафедрой ему — хоть и декану, но всего лишь кандидату наук — не с руки, да и не по чину. Профессор Успенский (слабы всё-таки бешеные суки, хоть и пострадавшие за компанию с миллионами «безродных космополитов») поддаётся шантажу, золотой человек Маша — ни в какую. На вечерний она не переведётся — там и без неё золотых людей минимум через одного; бешеные суки это дозволяют. Перед ней теперь две дороги — либо в Израиль об руку с золотым человеком Юлием (Иудой), либо в подпольное вооружённое сопротивление гитлеровско-сталинскому режиму бешеных брежневских сук толстиково-романовского розлива. Благо, скальпелем она кое-кого из них уже поучила (больничного врача, вздумавшего было без должного рвения лечить Самуила Иудовича), а в финале романа — на символической территории еврейского кладбища — берётся и за топор. И всё же окончательный выбор Преступницы остаётся за рамками повествования. Уничтожать бешеных сук в их собственном логове или, вернувшись на Землю Обетованную, «мочить» арабов? Чувствуется, что она способна и на то, и на другое, но как совместить одно с другим, ей пока не ясно. Это уже третий роман Елены Чижовой, напечатанный в «Звезде», и второй номинированный на Букера. Первые два были написаны в диапазоне от плохого (первый) до чудовищного (второй), причём чудовищно написанный даже вошёл в шорт-лист. А вот роман «Преступница» написан как раз недурно, местами — очень недурно. Чувствуется, что искренне. А главное, чувствуется, что и сама писательница — золотой души человек.

2005

Ибанько на энерджайзере, или картавый фонтан

Прогноз, сделанный мною несколько ранее, разумеется, сбылся: учреждённая РАО «ЕЭС» национальная (не путать с интернациональной) литературная премия «Поэт» оказалась присуждена петербургскому стихотворцу Александру Соломоновичу Кушнеру, который из врождённой осторожности (а не исключено — и затем, чтобы ещё сильнее походить на Александра Сергеевича) упорно именует себя Александром Семёновичем. $ 50 000, диплом и нагрудный знак (!) — золотая лира, по-видимому, на пальчиковых батарейках — были вручены Первому Поэту России (или, может быть, ещё категоричнее — Последнему Поэту России) в обстановке торжественного застолья — и свежеиспечённый лауреат поблагодарил донаторов прочувствованной сорокапятиминутной речью, посвящённой образу лампочки в отечественной поэзии, начав, понятно, с её (русской поэзии) закатившегося солнца. «Был в лампочке естественный накал, убийственный для мебели истёртой» (Иосиф Бродский), и так далее. Вообще-то, русские поэты чаще пишут о другом источнике света — «И солнце ангелы потушат, как утром — лишнюю свечу» (Ходасевич) или «Свеча горела на столе» (сами знаете кто), — но директора государственных свечных заводиков многомиллиардными суммами не ворочают и отстёгивать на Соломоновича, может, и рады бы, но по определению бессильны — им бы самим концы с концами свести. ДЕбет с крЕдитом, пока не грянула налоговая проверка. Ну и политических партий карманного типа они не содержат тоже. Два факта, однако же, оказались непредугаданными: одного не смог предвидеть я, а другого — учредители премии. Совершенно оборзев, поклонники Соломоновича и его шестидесятидевятилетней Музы назначили вручение на 25 мая — а накануне, 24-го, исполнилось ровно шестьдесят пять лет со дня рождения Бродского — и таким образом имена нобелевского лауреата и нашего «Поэта» оказались парадоксально и пародийно сближены. Такой наглости не ожидал даже я (рассказывают, правда, что те же плешивцы попробовали было, подсуетившись, выдвинуть Кушнера аж на Нобелевскую премию, но получили уже в Москве самый решительный отлуп — и развели Чубайса с Гозманом на премию «Поэт» как бы в порядке утешительного приза). Ну а организаторы не предвидели того, что именно 25 мая в Москве случится светопреставление, оно же электрошок, и вслед за каскадным отключением ума, вкуса и совести ту же пляску святого Витта затеют кое-как залатанные подстанции, и чуть ли не вся страна потребует чубайсовой крови. И, таким образом, слова главного распорядителя премии, произнесённые на её вручении, — Премия «Поэт» будет существовать до тех пор, пока мы не выпустим из рук всероссийскую энергетику, — послужат подтверждением ещё одного пророчества: премия «Поэт», скорее всего, окажется одноразовой. Что ж, тем почётнее получить её из натруженных рук ещё не посаженного и даже пока ещё не уволенного зампреда РАО «ЕЭС» и серого кардинала СПС Леонида Гозмана. И ответить на неё — разумеется, стихами! Или по меньшей мере тем, что получается у Александра, допустим, Семёновича, когда ему кажется, будто он сочиняет стихи.