Юрий Хорошун - Вихри враждебные веют над нами… Страница 80

                  И, как я считаю, именно от выданных Солженицыным цифр, отдельные деятели Украины и России ведут речь о шести миллионах украинцев уничтоженных специально созданным Голодомором. Можно ли после наших расчетов верить Солженицынским писаниям и им подобным. Нормальный человек скажет, нет!

                  Почему я пишу жестко о его написании. Дело в том, что я также имею какую-то информацию из «первых рук» в том числе и о лагерной жизни тех времен. Так, в 1964 году я работал в Карабутакском отделении Госбанка Актюбинской обл. И в этом году в СССР был принят уникальный  «гуманный акт» по отношению к зэкам. Многих досрочно освободили, отправив на спецпоселения. В наш поселок  прибыло 150 человек, которых разместили, всех и женщин, в недостроенном здании СМУ. Я познакомился со многими зэками, а с тремя сдружился, и когда получил жилье (финский домик) взял этих ребят к себе. Это были очень серьезные зэки. Они были авторитетом для всех остальных, который они утвердили честностью и справедливость в решении различных зэковских проблем. Они были старше меня. Срока у них были серьезные, и сидели за дела тоже серьезные и на серьезной зоне «усиленного режима». Генка, мастер на все  руки, русский (фамилии не указываю) из Семипалатинска получил срок за драку с  милицией. Мишка  (Маутхан), казах из Алма-Аты, из солидной семьи (студент) – за поножовщину. Захар (Зультихан), уйгур из Астрахани – за какие-то аферы с авто «Волга». Как говорили, он и тюрьме ел икру (не заложил никого).

                  Так вот они, особенно Генка, мне много чего рассказали из лагерного бытия. Пользовался он и на зоне, хотя не по возрасту, но солидным авторитетом. Сужу по тому, что на зоне ему вставили зуб золотой («Парень в кепке и зуб золотой»). Он рассказывал мне про побег, который организовал Вор в законе Иса. Гена для побега готовил вороты для выемки грунта из подкопа. (Солженицыну подобное, не доверяли, или…?) Покуривали они планчик, называя его «божья травка», иногда напевали: «Есть в Ташкенте речушка Салара, она мутные воды несет, а на той стороне плановая, развлечение в ней всякий найдет…». А по случайному совпадению, находилась их зона в одном регионе с Экибастузом Солженицына, в Семипалатинске, и жизнь лагерная, о которой они мне рассказывали, во времени, недалеко ушла от Солженицынского «сидения».

                  А вообще-то, как я сужу,  жизнь их  в лагере была очень даже похожа на жизнь Солженицына. Ребята говорили – тяжелая, но не очень и имевшая свою специфику. И они на нее не обижались. Доля, судьба, и ведь было за что. Некоторые зеки, предпочитали жизнь тюремную жизни на воле, были такие и среди молодежи. Но Гена рассуждал по-другому. Он говорил: никогда больше не возьму нож в руки, пусть меня режут, лишь бы снова не попасть на зону.

                  Но, как говорили судьба. Миша и Генка получили добавку к старому сроку. Но жизнь продолжается. И Мишка, после отсидки, поступил в один из Ленинградских вузов, успешно его закончил. По истечении времени вступил КПСС, по истечении еще времени занял  пост руководителя солидного производства. С ним я встретился  ровно через 25 лет.

                  Более того, я сам прекрасно знаю советскую правоохранительную систему. Лично я сам находился под «колпаком» следователя 3 года. 3 месяца просидел на скамье подсудимых в Самаркандском областном суде. Обвинителем был помощник прокурора республики Кадыров, а не какой-то следак, перед которым у Солженицына язык немел. И предъявили  лично мне  обвинение, как впоследствии мне рассказал  следователь по особо важным делам республиканской прокуратуры Мирсабиров, по указанию второго секретарь ЦК КП Узбекистана Ломоносова. Но ведь я не оказался за решеткой, а возраст мой был, когда был оглашен приговор,  такой же, как и у Солженицына. Я сопротивлялся, доказывал, доходило до тог, что прокурор орал на меня в процессе суда, на котором присутствовало много народу, так как процесс был громкий – 12 человек (руководителей) находилось на скамейке, а «паровоз» (Сулейманов Надыр) проходил по ст. 119 прим. УК УзССР (до вышки, или исключительная мера). «Фирма веников не вяжет» – это от нас.. Была и статья в газете – «Операция веник». И не одну КПЗ я «освоил» по молодости, эх! – молодость.

                  Как я подчеркивал, меня не посадили (у меня были и общественные защитники), и, тем не менее, при тех обстоятельствах, меня из партии не исключили. А при назначении на должность Заместитель Председателя Правления Госбанка СССР Трифонов Григорий Андреевич, с иронией и сожалением отметил это обстоятельство, но в должности утвердили.

                  Случилась и анекдотическая ситуация. Пишу о ней чтобы поняли, какова была судебная система в СССР. Так, во время суда, кем-то было установлено, что один из руководителей торговой организации оказался депутатом кишлачного Совета. (Члена КПСС можно судить, но не депутата любого уровня). Процесс остановили и долго не могли начать, так как кишлачники (а они все его родственники и соседи) отказывали снять с него депутатские полномочия. Только получив полные гарантии, что его не посадят, жители кишлака приняли решение. И процесс возобновился.

                  Следует понять, что везде, как и в жизни, так и в правоохранительной системе, лагерной судьбы людей вершат люди. Если руководитель порядочный человек, то и все его окружение будет жить в таком же состоянии. А если он – исключительная личность, то и будет вести себя исключительно ради себя, карьеры, а то, просто из-за своих изуверских наклонностей. И пособниками, поощрителями этих изуверов являются такие «светочи правды», «исключительные личности», как Солженицын. Вот его диалог с майором НКВД описанный им: «Чтобы немного придать моменту значительность, я спросил его с трагизмом: –   Но ведь это ужасно! Восемь лет! За что? И сам услышал, что слова мои звучат фальшиво: ужасного не ощущал ни я, ни он.  Вот тут, –  еще раз показал мне майор, где расписаться. Я расписался. Я просто не находил – что б еще сделать? – Но тогда разрешите, я напишу здесь у вас обжалование. Ведь приговор несправедлив. – В установленном порядке, – механически подкивнул мне майор, кладя мою бумажку в левую стопку. – Пройдите! – приказал мне надзиратель. И я прошел».

                  А прошел, аж с самой до заграницы, с фигой в кармане и злобой на весь советский народ. И смело показал ее на Западе. И злобу выместил в своих писаниях.  Но вот интересная деталь первопроходцем в борьбе со сталинизмом был Хрущев. А из писательской среды, как мы выше отмечали, действительно замечательная женщина Елена Гинзбург, которая написала роман «Крутой маршрут» «Хроника времен культа личности», о чем мы писали,  в котором  она гордится ленинской гвардией, ленинскими нормами и принципами жизни. (До конца дней своих она была активной коммунисткой, платила взносы, и участвовала в выпуске стенгазеты).

                  Свой роман она написала в 60-е, а как мы говорил, в 67 он был издан  в Италии на двух языках. Как тут поступить человеку с неуемными амбициями. Женщина написала действительно серьезный роман, разоблачила куль личности Сталина, и ей за это ничего не сделали плохого. Наоброт, дали квартиру и отметили прочими  знаками уважения. А он же лучше, он же музцина! И  всего – рассказ про Ивана,  да  Матрену-едрену, следовало бы про Матрену-Ядрену – глядишь и, ядреней навар был бы.

                  Созвонившись оба писателя (Солженицын и Гинзбург) предварительно договорившись, встретились. Увидев друг друга, сразу отвернулись, подождали, затем повернулись и сказали почти одновременно: «Я вас совсем не так представлял себе». И вот как я понимаю, он после прочтения ее романа и после встречи с ней, поняв ущербность его творчества, решил превзойти ее. А так как в романе женщины многое изложено, даже излишнее, то свой он решил освежить ужастиками, свежатиной, трупами, смердятиной и прочими мерзостями и пакостями, до которой падок не народ, а «пипл». И «пипл» все «схавал».

                  В своем Гулаге, вернее в Гулаге Е.Гинзбург (Солженицын у нее сдул аббревиатуру) ссылается и на ее произведение. И для сравнения их талантов приведем только один момент из «Крутого маршрута», где описывается женский этап во Владивосток на поезде. На просьбу заменить баланду на простую воду, надзиратель (Соловей разбойник так зэчки его назвали) ответил: «Вот что, староста седьмого вагона, это нам с вами никто права такого не давал, чтобы самовольно режим менять. Положено – горячий харч, раз в сутки этапникам, ну и обеспечиваем. А вам дай заместо баланды воду, вы же сами потом жалобы строчить в ГУЛАГ (Главное управление лагерей) начнете. Дескать, нам воду, а наварку – себе…Тем более, что вы шибко грамотные, писать мастера. Так что режим меняться не будет».

                  А вот Солженицын находит злодеяние в том, что на этапе в эшелоне долгое время не давали горячей пиши, а заменяли сухим пайком. Очередное «злодеяние» совершили тогда, когда зеков  в Кенгирском лагере во время забастовок, а затем восстания, хотели лишить пайки, что «они решительно сорвали». Хоть и восставшие, а жрать, то хоцца. Это только пара примеров подтверждающих правоту выводов и суждений и много опровергающих стенания Солженицына.