Петр Болотников - Последний круг Страница 9

Позднее он уехал в Барселону. Мы с ним виделись в Риме, на Олимпиаде. Юля, так мы звали Хулио, рассказывал, что, приехав в Испанию, побил там все рекорды, стал чемпионом. Включили его в олимпийскую сборную, но в Риме он многого не добился. В Москве он получил высшее образование, окончил инженерно-строительный институт, но работы в Испании довольно долго не мог найти. В конце концов все у него уладилось. Но вспоминать мне эту римскую встречу тяжело. Тяжело, потому что плакал Юля тогда. Все у него хорошо вроде, а плакал. Молодой крепкий мужчина плачет — это, знаете…

В апреле я выиграл отборочные соревнования армейцев к эстафете «Вечерней Москвы». Бежали 3 километра по мокрому асфальту около стадиона «Динамо». 400 метров в одну сторону, оббегали стул с судьей и мчались обратно. Кроме Куца, были все сильнейшие — Никифор Попов, Иван Семенов, Дмитрий Пятайкин, Сергей Слугин.

И вот любимая моя «Вечерка». На мой взгляд, нет соревнований более демократичных, чем эстафета по городу. Человек вышел из дома или просто выглянул в окно — перед ним панорама красивых и волнующих состязаний бегунов. В мае во всех городах страны проходят эстафеты по улицам на призы местных газет. Пресса не жалеет места на рассказы об этих соревнованиях. Для спортсменов младших разрядов — это главная, а зачастую и единственная возможность выступить в ответственных стартах. К тому же не где-нибудь в лесу или на пустом стадионе, а прямо под собственными окнами, на виду у друзей и родителей.

Прекрасная традиция. Жаль только, эти эстафеты затерялись как-то во всесоюзном легкоатлетическом календаре. Я понимаю, Олимпийские игры, чемпионаты и кубки Европы, официальные международные матчи, первенства страны — все это очень важно и нужно. Но Всесоюзной легкоатлетической федерации следовало бы, по-моему, побольше внимания уделить этим эстафетам, хотя они и не сулят всяких почетных медалей. Просто это соревнования для всех, для народа.

Первое мое участие в «Вечерке» было очень спокойным. У Крымского моста я получил палочку от Зои Петровой. Она принесла отрыв метров в 150. Кажется, я его немного увеличил, закончив свой этап у Зубовской площади.

Позднее мне доверяли самый почетный этап, где разыгрывались призы братьев Знаменских. Но этот приз мне ни разу не достался. В 65-м году был очень близок к победе. Понимал, что участвую в последний раз, очень хотелось выиграть. Приехал на этап, размялся хорошенько. Только хотел было переодеться, как выяснилось, что форма моя в машине, а шофер куда-то ушел. Задергался, заволновался. Тут сынишка понял, в чем дело, стал плакать. Окружающие запаниковали: бегуны уже приближались, а в тренировочном костюме выступать запрещено. Я нашел щелочку в боковом стекле, пропустил в нее длинную проволоку, повозился, повозился и с третьего захода открыл машину. Успел переодеться. Но от волнения ноги стали ватными. Проиграл я тогда Юрию Тюрину.

Но это мы вперед заскочили. А в 55-м я неплохо выступил на Спартакиаде Вооруженных Сил во Львове. Я тогда впервые бежал с Куцем. Володя был блестяще подготовлен. Все мы это знали и думали лишь о втором месте. Никто даже не пытался тянуться за чемпионом Европы. И я в том числе. При всем честолюбии о соперничестве с Куцем я тогда и не помышлял. Володя бежал в своем сумасшедшем темпе и установил рекорд СССР — 29.06,2. Вторым был Иван Семенов (31.00,8), а я занял почетное для себя третье место (31.01,0).

Пришло время увольнения в запас. Я стал работать инструктором по легкой атлетике Московского городского совета ДСО «Спартак», занимался проведением соревнований и прочей оргработой. Естественно, и сам тренировался в «Спартаке». Условия для занятий были похуже, чем в армии. Зимой спартаковские стайеры бегали в узком и длинном стрелковом тире на Баумановской. Температура там никогда не опускалась ниже плюс 30 градусов. Но времени у меня было побольше, чем прежде, и, готовясь к сезону 1956 года, набегал в день по 12–15 километров.

Весь 1956 спортивный год проходил под знаком предстоявших Олимпийских игр в Мельбурне и I Спартакиады народов СССР. Я не строил далеко идущих планов, но предполагал, что смогу бороться за поездку в Мельбурн. Первые старты меня не разочаровали. Я довольно легко стал чемпионом московского «Спартака» в беге на «полуторку» и «пятерку», а потом выиграл профсоюзную спартакиаду Москвы на 5-километровой дистанции. Меня включили в сборную Москвы для выступления на Спартакиаде народов СССР.

В дни спартакиады я близко познакомился с Владимиром Казанцевым, первым нашим рекордсменом мира в беге на 3 тысячи метров с препятствиями. Мы жили в одной комнате. Володя оказался очень милым и открытым человеком. Он уже заканчивал свою славную спортивную карьеру. За четыре года до того он завоевал серебряную олимпийскую медаль в Хельсинки, несколько раз был чемпионом и рекордсменом страны на разных дистанциях. И вот приходит время расставаться.

Но уходил из спорта Владимир Казанцев достойно. Несмотря на свои 34 года, он был в отличной форме. От сезона к сезону улучшал результаты. Однако Казанцева поджимал молодой Семен Ржищин, который в 1955 году стал чемпионом страны. Чем ближе был день старта, тем мрачнее становился Володя. Все чаше повторял он: «Нет, Семена мне не обыграть!» Как-то признался: «Ухожу из спорта, будто ухожу из жизни». Все это производило на меня тяжелое впечатление.

На спартакиаде я бежал в очень сильной компании, впервые вышел на старт, где собрались все сильнейшие стайеры страны. Помню, переодевались мы все в одной комнате под трибунами только что построенного стадиона имени В. И. Ленина. Ни обычных в таких случаях шуток, ни трепа. Я и подавно молчал, сознавая свою малость рядом с такими мастерами, как Куц, Ануфриев Протонин.

Да, был я в такой компании самым молодым и вообще перворазрядником. Тем не менее побежал весело. На Куца даже не смотрел, решал свои проблемы. Была у меня такая тихая задача — попасть в тройку призеров. Во-первых, почетно — медаль. Во-вторых, появляются шансы ехать на Олимпиаду.

Не стану долго рассказывать — я был третьим (14.12,6) после Куца (13.42,2) и Ивана Чернявского (14.05,0). Однако это еще не все. Устроили нам прикидку — Чернявскому, Александру Ануфриеву и мне. Двое первых едут в Мельбурн. Но должен признаться, что я, как самый молодой, был поставлен в более благоприятные условия, чем Ануфриев, хотя и проиграл ему на «десятке», где был четвертым. Саша, чтобы поехать в Мельбурн, должен был выиграть у нас с Иваном. Это сделать он не сумел, был третьим. А первым — Чернявский.

Об Ануфриеве я много слышал, прежде чем увидел его своими глазами. В газетах писали в 1952 году, что столяр-краснодеревщик из Дзержинска произвел сенсацию, завоевав бронзовую медаль в первом же состязании мужчин на Олимпийских играх в Хельсинки. Ануфриев был тогда третьим в беге на 10 тысяч метров. Мы еще не представляли толком, что такое Олимпиада, еще не научились оценивать себя мерками великих атлетов мира. Зато на каждом стадионе висел странный плакат: «Все мировые рекорды должны принадлежать советским спортсменам!» Серебряная медаль, а тем более бронзовая многими воспринималась как позор. Припоминаю разговоры наших ребят. Смысл их примерно был таким: «Если уж наш столяр-удалец улучил часок, чтобы оторваться от своего верстака, то он обязан был оправдать надежды земляков и стать чемпионом мира». Я утрирую, конечно, но это для наглядности. А суть примерно такой и была.

Но Ануфриев, конечно, был молодцом. Не имея серьезного соревновательного опыта, не зная соперников, не будучи искушенным в тактике, он опередил в Хельсинки едва ли не всех сильнейших стайеров мира.

Спортивная карьера Ануфриева оказалась недолгой. Он был чемпионом страны только в 1952 году, а потом все золото аккуратно отбирал у него Куц. Правда, Ануфриев несколько раз бил рекорды страны, но и они скоро переходили к Куцу. Ко времени нашего знакомства Ануфриеву было уже 30 лет. Его поджимали молодые ребята, да и тренеры не очень-то верили в него. Перед спартакиадным забегом Степанов сказал мне на разминке: «Вот этот человек и есть Ануфриев. Держись за ним всю дистанцию, а на финише выходи вперед, он плохо финиширует. Ануфриев тебе сейчас по силам».

Потом на предолимпийской прикидке Ануфриев очень понравился мне своей скромностью. И тогда, и на следующий год на прикидке перед кроссом «Юманите». Он выходил на старт тепло одетым, в лыжной шапочке с помпоном, в варежках.

«Как, Саша, готов на рекорд?» — спрашивали его. «Куда там, — отвечал Ануфриев, — мне, старику, только бы добежать!» Это казалось мне очень симпатичным. Как-то до этого в Одессе, на Спартакиаде Вооруженных Сил, один знаменитый бегун говорил в раздевалке, чтобы слышали все: «Сейчас я их всех понесу!»

Ануфриев появился в большом спорте, когда уже сходили знаменитые бегуны Ванин, Попов, Казанцев, Семенов. И как раз это время совпало с нашим олимпийским дебютом. Он успешно, я считаю, заполнил вакуум и был достойным предшественником Куца.