Юрий Селезнев - В мире Достоевского. Слово живое и мертвое Страница 93

писал Николай Рубцов, уже наш современник, все творчество которого – ощущение чуда самой жизни, чуда, непонятного и недоступного «олимпийскому цинизму» неверия в «печаль и стыд», в «святыни»… Это уже из стихотворения Брюсова «Психея»; поэт спрашивает, что чувствовала Психея (душа), когда попала на пир богов Олимпа? Была ли счастлива, получив их бессмертие, попав в их круг?

И на пиру богов под их бесстыдный смех,Где выше власти все, все – боги да богини,Не вспоминала ль ты о днях земных утех,Где есть печаль и стыд, где вера есть в святыни!..

Повести Тургенева воспитывают душу в уважении к этим земным, но вечным ценностям.

Вместе с тем эти же повести наглядно раскрывают перед нами и другую сторону истины: одних этих ценностей – мало.

В 1857–1859 годах Тургенев пишет одну из лучших своих статей, предназначенную для публичного чтения, – «Гамлет и Дон Кихот». Конечно же, рассуждая о вечных образах, писатель думал прежде всего о современности, и не столько о самой по себе литературе, сколько о действительной жизни. «Нам показалось, – говорил Тургенев, – что в этих двух типах воплощены две коренные противоположные особенности человеческой природы – оба конца той оси, на которой она вертится. Нам показалось, что все люди принадлежат более или менее к одному из этих двух типов; что почти каждый из нас сбивается либо на Дон-Кихота, либо на Гамлета. Правда, в наше время Гамлетов стало гораздо более, чем Дон-Кихотов; но и Дон-Кихоты не перевелись».

Гамлет воплощает в себе, в наиболее концентрированной форме, чисто личностное, эгоистическое начало, «он весь живет для самого себя, он эгоист». Я – это исходная точка, к которой он возвращается беспрестанно, потому что не находит «ничего в целом мире, к чему бы мог прилепиться душою; он скептик – и вечно возится и носится с самим собою…»

В наше время «Гамлетов» стало гораздо более… Тургенев, как мы видели, неоднократно подвергал художественному исследованию тип современного ему «Гамлета» во всем многообразии его проявлений. Чтобы не повторяться, заметим, что для Тургенева «Гамлет тот же Мефистофель». Не нужно думать, что писатель отрицает этот тип личности как ненужный или даже враждебный жизни. Нисколько, ибо «без этой центростремительной силы (силы эгоизма) природа существовать не может, точно так же как и без другой, центробежной силы, по закону которой все существующее существует только для другого».

Нет, не дух анализа, размышления, познания или даже сомнения отрицал в современных ему гамлетах Тургенев. Он видел их слабость, называл их «лишними людьми», потому что они замыкались в сферу личных чувств и переживаний. Им не хватало второго начала природы человеческой личности – энтузиазма и веры Дон-Кихота.

«Что выражает собой Дон-Кихот?» – спрашивал писатель и отвечал: «Веру прежде всего; веру в нечто вечное, незыблемое, в истину, одним словом, в истину, находящуюся вне отдельного человека, не легко ему дающуюся, требующую служения и жертв…» Дон-Кихот, в отличие от Гамлета, «самую жизнь свою… ценит настолько, насколько она может служить средством к воплощению идеала, водворению истины, справедливости на земле… В нем нет и следа эгоизма».

Тургенев надеялся найти и в самой реальной действительности тип Дон-Кихота – и не комического идеалиста, но человека сильного, целеустремленного характера, ясно представляющего, за что и против чего бороться. Человека идеи и дела. Потому что сама по себе «сильная личность», но лишенная возвышающей идеи, за которую она могла бы жизнь положить, нередко на поверку оказывается бессильной и перед ударами судьбы, и перед силами распада, грозящего обществу с водворением в нем буржуазной морали.

В 1870 году Тургенев закончил повесть «Степной король Лир». Мартын Петрович Харлов, с которым его дочери разыграли ту же «вечную» историю, о которой поведал нам в «Короле Лире» Шекспир, – настоящий русский богатырь: однажды он удержал «карету на краю глубокого оврага, куда лошади уже свалились»; этот «исполин… решительно никого не боялся» – словом, «русский был человек». В Отечественную войну 1812 года он ушел в народное ополчение и до сих пор почитал за награду шрам, оставшийся от раны, полученной в Бородинском сражении. И впрямь – читаешь о нем и видишь перед собой живое подобие Святогора, которому смерть на роду не написана. Защитник Отечества в прошлом, сегодня он и свой собственный дом зовет не иначе как «державой».

Мысль о том, что такого великана может хоть что-нибудь согнуть, – просто не укладывалась в сознании знавших его. Но – согнули, и «державу» его разрушили не враги, не «французики» – собственные дети, дочери. «Степной король Лир» – одна из немногих повестей Тургенева, рисующих перед нами страшную картину распада семьи под давлением растущего влияния на общество буржуазных отношений, капиталистической системы нравственных ценностей. Исключительна для Тургенева эта повесть и тем, что в ней мы встречаемся с редким для писателя типом «нетургеневской» женщины, женщины хищного, бескрылого мироотношения. Может быть, это еще и тургеневский упрек русским гамлетам, героям собственного «я», собственных ощущений, благородным, утонченным гамлетам, не способным указать русской женщине – самой жизни – куда и на что направить богатейшие, нерастраченные силы ее души. Может быть, «нетургеневские» женщины из «Степного короля Лира» должны были явить русскому обществу и тот результат, к которому может в конце концов прийти русская женщина – Ася, Наталья Ласунская, оставленная, отданная «благородным Гамлетом» в руки нового буржуазного «героя»?

И сильный человек, но человек без идеи, ничего не может противопоставить этому разрушительному влиянию.

Такого героя, о котором можно было бы сказать словами Елены Стаховой из романа Тургенева «Накануне»: «он не только говорит – он делал и будет делать», – давно уже ожидало русское общество. Тургенев, как известно, ответил на этот «общественный запрос» своим Дмитрием Инсаровым (роман «Накануне») еще в 1859 году.

Одну из самых прекрасных героинь Тургенева, истинно воплощающую в себе лучшие черты того характера русской женщины, который и вошел в историю под именем «тургеневской», – Елену Стахову так же, как и Асю, мучит тот же вопрос: как жить? что делать?

«О, если бы кто-нибудь мне сказал: вот что ты должна делать» – удивительная постановка вопроса, на который не может, не способен, как мы видели, дать ответ русский Гамлет, ибо тут уже начинается не его сфера сознания и мироотношения, но – область Дон-Кихотов. Заметьте, Елена Стахова, в которой, по точному определению Добролюбова, «так ярко отразились лучшие стремления нашей современной жизни», ставит вопрос не таким образом: как мне достичь того, чего я хочу! Нет– как мне понять, что я должна делать? Однако это не «роковой» разлад между чувством, собственными желаниями и сознанием долга. Нет – это гармоническое слияние: я хочу делать то, что я должна делать. Но – подскажите, что я должна. Гамлеты – не знают и не могут. На вопрос Елены Стаховой отвечает «Дон-Кихот» – Дмитрий Инсаров: есть только одно дело, которое выше нас, которому можно и должно посвятить, отдать всю свою жизнь, – дело освобождения Родины:

«…люблю ли я свою Родину? – говорит Елене Инсаров. – Что же другое можно любить на земле? Что одно неизменно, что выше всех сомнений, чему нельзя не верить после бога? И когда эта Родина нуждается в тебе… Заметьте: последний мужик, последний нищий… и я – мы желаем одного и того же. У всех у нас одна цель. Поймите, какую это дает уверенность и крепость!»

И «лишние люди», и «фаусты», и «гамлеты» оказались на поверку лишь «самокопателями» перед лицом «Дон-Кихота» – Инсарова. Один из героев «Накануне» так объясняет причины, которые побудили русскую девушку Елену Стахову отдать себя служению идее, делу болгарина Инсарова:

«Нет еще у нас ничего, нет людей, куда ни посмотри. Все – либо мелюзга, грызуны, самоеды, либо темнота и глушь подземная, либо толкачи, из пустого в порожнее переливатели да палки барабанные! А то вот еще какие бывают: до позорной тонкости самих себя изучили, щупают беспрестанно пульс каждому своему ощущению и докладывают о самом себе: вот что я. мол, чувствую, вот что я думаю. Полезное, дельное занятие! Нет, кабы были между нами путные люди, не ушла бы от нас эта чуткая душа… Когда же наша придет пора? Когда у нас народятся люди?»

Опыт творчества Тургенева, опыт всей великой русской литературы – наше сегодняшнее духовное достояние. Во все времена Родина нуждается в своих Инсаровых, людях великой идеи, великой готовности служения ей делом всей жизни, ибо, как писал Тургенев в романе «Рудин», «никто из нас без нее (России, Родины. – Ю. С.) не может обойтись. Горе тому, кто это думает, двойное горе тому, кто действительно без нее обходится. Космополитизм – чепуха, космополит – нуль, хуже нуля, вне народности ни художества, ни истины, ни жизни, ничего нет».