Забытые бастарды Восточного фронта. Американские летчики в СССР и распад антигитлеровской коалиции - Сергей Николаевич Плохий Страница 65

Был и другой потенциальный компромат на Ковалева – его информационная справка о праздновании на американской базе Дня святого Валентина. Вечеринка, которая, по мнению сотрудников Смерша, порочила честь офицеров Красной армии, состоялась 14 февраля, а Ковалев, как мы видели ранее, подал справку о своем участии в ней 1 марта. Докладная записка Смерша по документу Ковалева появилась 27 марта, всего за несколько дней до того, как генерал приказал подготовить план нападения на американскую базу. Смерш выяснил, что Ковалев то слишком много позволял американцам, то излишне яростно рвался с ними в бой. По-видимому, для начальства Ковалева ни то, ни другое преступления не составляло, да и более того – одно исключало другое. Высокая комиссия из Москвы поставила Ковалеву в вину чрезмерное усердие, но оставила его командовать базой. Его политическая лояльность режиму не подвергалась сомнению. И все же генерал понял, что открытых столкновений с американцами следует избегать любой ценой.

В Военной миссии США в Москве Джон Дин и его заместитель генерал Хилл тоже искали, как сгладить ситуацию в Полтаве, и решили сменить командование базы. В то время как Советы сделали выговор Ковалеву, но оставили его, американцы решили отправить Томаса Хэмптона домой – если не с честью, то с миром.

Седьмого апреля, в разгар запрета на полеты в Полтаву и из нее, Хилл сообщил Хэмптону, что переводит его из Полтавы в штаб ВВС США, ныне размещенный в Париже. Его собирались освободить от должности без мотивов, вредящих его репутации. То же самое произошло с его заместителем на базе, подполковником Марвином Александером. Десятого апреля Хилл издал приказ о назначении обоих офицеров на другие должности. На базе считали, что Дин отослал Хэмптона не только для того, чтобы ослабить напряженность, но и потому, что именно полковника он винил в кризисе, приведшем к прекращению полетов. Да, в письмах, которые Дин получал от генералов Антонова и Славина в конце марта, не упоминалось ни о каких нарушениях дисциплины. Но стоило прекратиться полетам из Полтавы, и американское командование баз стало легкой мишенью для гнева своего начальства. Устранение офицеров подавало сигнал советской стороне: американцы прислушиваются и готовы действовать иначе21.

Одиннадцатого апреля американцы уведомили генерала Ковалева о скором отбытии Хэмптона. Но полеты еще не начались, и Хэмптон провел на базе еще несколько дней, ожидая, когда представится возможность покинуть Советский Союз. Его обязанности немедленно принял новый американский командующий, майор Коваль, бывший главный оперативный офицер штаба и близкий друг Джорджа Фишера. Коваль пробыл в своей новой должности менее суток: 12 апреля Хэмптон получил новый приказ от Хилла. Оказалось, назначение Коваля вызвало протест генерала Славина. Генерал считал, что Коваль “показал себя недружелюбным, нередко враждебным по отношению к офицерам ВВС РККА и послужил причиной ухудшения отношений”. Коваль, свободно владевший русским, как мы уже видели, не раз оказывался в эпицентре многих конфликтов с советской стороной, и Смерш неоднократно упоминал его среди американских офицеров, подозреваемых в шпионаже. Славин потребовал его уволить. Дин и Хилл подчинились. Хилл назначил Коваля в штаб в Париже и в телеграмме приказал Хэмптону взять Коваля с собой при отбытии. Командование базой перешло к капитану Тримблу, прибывшему менее двух месяцев назад и работавшему во Львове с американцами, освобожденными из немецкого плена22.

Американские военные дипломаты в Москве делали все возможное, чтобы умиротворить Советский Союз и преодолеть кризис. Они устранили командиров полтавской базы, неугодных Советам, и наказали американских офицеров, виновных в проступках. Военный трибунал судил первого лейтенанта Майрона Кинга, который пытался тайно переправить гражданина Польши в Великобританию, и капитана Дональда Бриджа, доставившего советского майора Морриса Шандерова из Венгрии в Италию.

Двенадцатого апреля, когда Хилл назначил Коваля на новую должность, а Тримбла – командиром базы, на аэродроме полтавской базы совершил посадку B-24 – один из немногих самолетов, которым разрешили приземлиться в Полтаве с конца марта, когда полеты прекратились официально. Самолет выполнял сверхсекретную миссию и летел в Москву. Его охраняли вооруженные советские офицеры, не позволяя американцам даже приблизиться, исключение сделали только для обслуживающей бригады, помогавшей с заправкой. В самолете под охраной американской военной полиции находился Шандеров: его везли из Италии в Москву, и казалось на верную смерть. Куда летит самолет, кто его пассажиры – об этом не сказали даже капитану Тримблу. Он узнал правду только после того, как отказался разрешить вылет. Но потом, пусть и неохотно, дал согласие. Приказ шел сверху, и капитан не мог ничего поделать.

В тот же день Тримбл встречал другой американский самолет: на нем летели из Москвы в США генералы Дин и Хилл на встречу с высшим командованием. Хилл отвел Тримбла в сторону и приказал сделать все возможное для сотрудничества с Советским Союзом. Поэтому Шандеровым нужно было пожертвовать23.

* * *

В Соединенных Штатах, куда направлялись Дин и Хилл, президент Рузвельт 12 апреля с утра обсудил с Дьюи Лонгом, офицером, служившим в Белом доме и отвечавшим за перемещения и путешествия, наилучший маршрут до Сан-Франциско. Там вскоре должна была пройти учредительная конференция ООН. Президент был в Джорджии, в Ворм-Спрингс, и все еще поправлял здоровье после поездки в Ялту. Он хотел лично посетить конференцию, насладиться славой своего величайшего внешнеполитического достижения и убедиться в том, что все пройдет без проблем.

Советско-американские отношения переживали непростое время, и договоренности, достигнутые в Ялте, оказались под угрозой. Сталин всеми силами пытался не допустить формирования представительного правительства в Польше. После кризиса с американскими военнопленными и “бернского инцидента” он решил не посылать Молотова на конференцию, тем самым снизив уровень советского представительства на открытии организации, которая была приоритетом Рузвельта в Ялте. Впрочем, Советский Союз не отказался от участия, и это было важно.

В 10:50, когда Рузвельт работал над бумагами, Уильям Леги, начальник личного штаба президента, передал по телеграфу из Вашингтона в Ворм-Спрингс черновик послания Авереллу Гарриману в Москву. Накануне Леги направил послу текст письма президента, адресованного Сталину, и Гарриман должен был доставить его в Кремль. Рузвельт хотел положить конец спорам вокруг инцидента в Берне. Его послание гласило: “Так или иначе, не должно быть взаимного недоверия, и незначительным недоразумениям такого характера не следует возникать в будущем”. Гарриман не стал доставлять послание сразу, предложив применительно к бернскому инциденту отказаться от слова “незначительный”. Но Рузвельт написал именно то, что хотел написать, и Леги, который лучше всех понимал мысли президента, набросал быстрый ответ: “Я не желаю удалять слово «незначительный», поскольку мое желание