Забытые бастарды Восточного фронта. Американские летчики в СССР и распад антигитлеровской коалиции - Сергей Николаевич Плохий Страница 74

Подход Фишера-младшего понравился американцам и немцам из левого крыла социал-демократической партии Германии, многие из которых были узниками нацистских концлагерей, но заключение и лишения не поколебали их убеждений. Получив свободу благодаря союзникам, немцы занялись тем же, что делали до войны, – организовывали немецких рабочих, чтобы противостоять и американскому капитализму, и советскому коммунизму. Фишер всячески помогал социал-демократам – даже сбывал на черном рынке сигареты и другие товары, которые мог приобрести в американском штабе, а всю выручку передавал активистам. В конце концов у него возникли проблемы с сослуживцами: те заподозрили его в спекуляциях. Даже мать перестала присылать ему часы американского производства – он продавал их советским военным, чтобы финансировать дело, которое считал правым9.

В Берлине Фишер встретил двух старых московских знакомых. Это были друзья его младшего брата Виктора: Конрад Вольф, для друзей просто Конни, и Лотар Влох, сын немецкого коммуниста, жившего в Москве. Кони и Лотар сражались на разных сторонах: Конни – в советской армии, Лотар – в вермахте. В 1943 году, в возрасте 17 лет, Конни вступил в Красную армию и служил в подразделении, занимавшемся заграничной пропагандой в политуправлении одной из армий. Когда закончилась война, близкий друг Конни – переводчик с немецкого Владимир Галл – пригласил его на работу в отдел культуры советской военной администрации в городе Галле. Лотар вернулся в родную Германию после того, как его отца-коммуниста казнили в 1937-м во время Большого террора. Он стал пилотом люфтваффе, сражался на Восточном фронте против бывших друзей-коммунистов10.

Полтавские впечатления способствовали изменениям в мировоззрении Джорджа Фишера – он отказался от коммунистических убеждений юности. Ярче всего это проявилось в тот день, когда Фишер встретился в Берлине с Маркусом Вольфом, или просто Мишей, старшим братом Конни. “Он был моим близким другом в Москве тридцатых, моим лучшим другом среди «красных» немецких изгнанников”, – вспоминал Фишер. Они встретились в 1945 году впервые с 1939 года, когда Джордж, его брат Виктор и их мать покинули Советский Союз. Вольф приехал в Берлин работать на радио “Свободная Германия” и писать для Berliner Zeitung, просоветской немецкой газеты, первый номер которой вышел 21 мая 1945 года. Как репортер он будет присутствовать на Нюрнбергском процессе над нацистскими военными преступниками. Джордж и Миша часто встречались в Берлине, но уже без прежней теплоты. “Мы не говорили ни о чем личном, только о высокой политике, – вспоминал Фишер. – Для Германии, нашей общей родины, Миша желал, по его словам, «ограниченной демократии». Я не соглашался и выступал как минимум за демократию капиталистическую”11.

Позже Вольф писал, что они с Фишером были “рады снова видеть друг друга, но было трудно не обращать внимания на колючее недоверие, возникшее в отношениях”. Вольф критиковал старого друга за общение с антисоветчиками и антикоммунистами (“раскольниками” рабочем движении) и за то, что тот чувствовал себя свободно среди давних мятежников – социал-демократов. Спустя годы Вольф решил, что Фишер связан с американской разведкой. В 1949 году Маркус Вольф поступил на дипломатическую службу в Восточной Германии, а в 1952 году стал одним из основателей Главного управления разведки Министерства государственной безопасности ГДР (Штази) и одним из самых хитрых и успешных шпионов холодной войны.

Но и без Вольфа советские спецслужбы знали, что Фишер в Берлине, с началом нового противостояния они без устали рыли землю в поисках американских шпионов. Они знали, что, покинув полтавскую авиабазу в начале мая 1945 года, Фишер уехал в Каир. В июле того же года он был замечен в Берлине, где бывший советский переводчик полтавской базы младший лейтенант Андрей Сачков виделся с ним в его квартире в американском секторе города. По словам советских агентов, после возвращения из Полтавы Фишер хвастался “в кругу американских троцкистов, что подружился с советским генералом, когда был в СССР”. Советской разведке не удалось установить личность этого генерала, который якобы провел некоторое время в Лондоне, а затем взял с собой Фишера на Ялтинскую конференцию12.

Военная контрразведка расследовала дело Сачкова в 1953 году, после его возвращения из Германии в СССР. На родине Сачков служил на востоке Украины, в Ворошиловграде (современный Луганск), и особисты, желая проверить его благонадежность, проявляли исключительный интерес к его отношениям с Фишером. Видимо, ничего подозрительного они не нашли, и Сачков успешно прошел испытание. Как выпускник престижного Военного института иностранных языков, он впоследствии сделал хорошую карьеру: устроился в международный отдел московского ЦК КПСС. Но Фишер еще долгие годы возглавлял список неблагонадежных американцев, служивших на полтавских базах13.

* * *

Охота на американских шпионов, связанных с полтавскими базами, началась сразу, как появились признаки похолодания в отношениях между СССР и западными союзниками. Первые приказы сфокусироваться на “полтавских” американцах поступили от руководства МГБ СССР в феврале 1947 года. Именно тогда бывшие смершевцы, работавшие в министерстве, составили список американских офицеров и советских граждан, подозревавшихся в шпионаже в пользу США. Помимо Джорджа Фишера, в него вошли Элберт Жаров, Уильям Калюта, Петр Николаев, Филипп Танде, Игорь Ревердитто и Александр Бебенин. Важное место в списке занимал Сэмюэль Чавкин14.

Поскольку Фишер и другие американские офицеры оказались вне досягаемости, советская контрразведка обратила свой взор на советских офицеров, которые поддерживали связь с американцами и, следовательно, могли быть завербованы как шпионы. Первым среди них стал знакомый лейтенанта Калюты Даниил Бабич, заместитель главного штурмана 4-й воздушной армии СССР. Калюта числился в списках американцев в Полтаве как инженер-строитель. Хотя сотрудники Смерша считали, что тот почти не участвовал в каких-либо инженерных работах, однако свободное владение русским и украинским языками вкупе с общительным характером позволили ему установить многочисленные контакты с военнослужащими и местными жителями, что делало его главным подозреваемым в шпионской деятельности.

В августе 1944 года Смерш добрался до записной книжки Калюты. Там они нашли адрес и рабочий телефон Бабича, с которым Калюта впервые встретился в Великобритании. Согласно данным Смерша, Бабич находился там со специальной миссией – осматривал и принимал самолеты американского производства, поставляемые в СССР по ленд-лизу. После его возвращения из Великобритании агенты военной контрразведки отметили, что отношение Бабича к советскому режиму изменилось. Им казалось, что его излишне впечатлил уровень жизни в Британии военного времени по сравнению с тем, что он видел дома:

Бабич проявлял недовольство службой, дисциплиной, а также условиями жизни и обеспечения офицерского состава Красной армии, возводя клевету на советский