Мода и нравы ХIX века. На картинах, гравюрах и фотографиях того времени. 1790-1914 - Оскар Фишель Страница 7

Модная иллюстрация

Париж, конец XVIII века

Из Англии, откуда пришло спасение детям, пришло избавление и для взрослых: менее придворный образ жизни англичан, которые предпочитали жить в сельской местности, требовал другого, более простого и удобного стиля одежды, отличного от придворных нарядов континентальных салонов. Врачи того времени поддерживали английскую моду, организуя регулярные кампании против вредного старого стиля одежды.

Знаменитый анатом Зёммеринг в 1788 году обратился к немецким женщинам с призывом отказаться от корсетов. Другие крайне не одобряли узкие брюки, которые носили мужчины. Бертух[45] еще в 1786 году поставил вопрос: «Необходимо ли и возможно ли ввести национальный немецкий костюм?» – но безрезультатно, в то время практично настроенный редактор Frauenzimmer-Almanach Франц Эренберг из Лейпцига и Даниэль Ходовецкий в 1785 году начали разрабатывать дизайн «обновленного платья для немецких женщин».

Результатом для нас стало то, что все разнообразие и великолепие мужской одежды до 1789 года полностью исчезли как признак ненавистного класса, и все усилия Наполеона по ее возрождению не смогли остановить повсеместное введение черного цвета. Набиравшие тогда силу демократические тенденции, чувство равенства так далеко продвинулись вперед, что теперь, когда прошло еще одно столетие, не только мужская одежда достигла бескомпромиссного единообразия, но и женская была вынуждена отказаться от каких-либо особенностей, указывающих на ранг или положение.

В Англии смена одежды произошла естественно и без суеты, во Франции это было сделано с настоящим сценическим эффектом. Континент, пораженный блеском и шумом, воображал, что подражает Франции, хотя на самом деле он просто следовал примеру Англии. Как доктрины английских деистов были распространены Вольтером, так и английские моды стали широко известны только после того, как они получили признание в Париже. По сей день считается, что длинные брюки, главная особенность современной одежды, были новинкой, введенной во Франции, тогда как это было не что иное, как английские матросские бриджи, а название «панталоны» было заимствовано у персонажа из итальянской комедии, которого Калло[46] изображал еще в начале XVII века. Французы, несомненно, способствовали принятию иностранных идей и умело использовали их, но позже мы увидим, что даже так называемая греческая одежда революции первоначально была привезена из Англии.

Женщины отказались от обруча в нижней юбке и высокой прически, но мода не удовлетворила бы любовь к преувеличениям, если бы не подчеркнула другую часть фигуры, чтобы компенсировать уменьшение ширины бедер, создаваемой обширным обручем, поверх которого были туго натянуты пышные платья. Мода выбрала грудь. Платья по-прежнему были пышными и длинными, но теперь свисали облегающими складками, как мы видим их на картинах Рейнольдса и Гейнсборо.

Рукава были длиной до локтя, шея открыта, а талия высокой, что придавало фигуре значительность, открытый вырез был заполнен каким-нибудь легким материалом, сначала только вставленным в затяжки, но затем подтянутым выше почти до подбородка, и не должен был поддерживаться вставками из атласа.

Гигантские прически, которые наконец достигли такой высоты, что о модной даме говорили, что ее лицо находится посередине тела, больше не встречались. Теперь густые локоны свисали до талии, но дамы продолжали использовать ленты, кружева, цветы, перья, эгретки и т. п. Чтобы компенсировать потери, все эти великолепные атрибуты были перенесены на шляпы, которые по размеру и отделке сравнялись по экстравагантности с прежними прическами. Чем проще становилось платье, тем причудливее – головной убор.

Платья постепенно сужались. Самое поразительное различие заключалось в используемых материалах. Из-за того что шелк и атлас были теперь слишком дороги для людей, ограниченных в средствах, их заменили набивным ситцем и хлопком. Французской моде в какой-то степени следовали другие страны, и шелковая промышленность во Франции была полностью разрушена.

И теперь, казалось, на какое-то время мода остановилась, потому что дамы, задававшие моду в Париже, были либо слишком заняты политикой, либо эмигрировали и остались без денег и возможностей. В июне 1790 года кто-то написал из Парижа, что произошла неслыханная вещь – не появилось никакой новой моды за последние шесть месяцев! Даже любимая модистка Марии Антуанетты Роза Бертен уехала в Майнц в 1792 году, а потом в Англию, где и осталась. Таким образом, установление моды перешло к демократии, первым результатом которой стало введение готовой одежды на любой вкус.

Мода теперь установила свой трон в Англии. В этой стране, такой откровенно консервативной, впервые появилась новая мода на классику. История ее происхождения чрезвычайно комична. Когда в 1793 году всеми любимая герцогиня Йоркская находилась в интересном положении, как девочки, так и взрослые модницы ходили с маленькими подушечками под поясом. Эта своеобразная мода положила начало короткой талии, которая после 1794 года стала общепринятым стилем в Англии и быстро распространилась по всему миру: лиф заканчивался непосредственно под грудью спереди и под лопатками сзади. Впервые известная как «английская» мода, она была охотно принята в Париже, откуда быстро распространилась за границу после падения лидеров террора в 1795 году, когда прекрасная мадам Тальен[47] взошла на вакантный трон моды.

Парижские дамы, так долго вынужденные отказывать себе в удовольствии одеваться, теперь довели новую моду до экстравагантности: «английское» платье вскоре правильнее было бы назвать «обнаженное». Исчезли не только корсеты и нижние юбки, но и другие предметы одежды. Светская дама носила обувь на босу ногу, а шелковые колготки и прозрачная сорочка до колен составляли остальную часть ее костюма. Более модные из этих женщин пытались выяснить, кто из них сможет надеть как можно меньше одежды. Теперь говорили не «хорошо одета», а «хорошо раздета», и в обществе стало забавой взвешивать одежду леди: в 1800 году вся одежда, включая обувь и украшения, должна была весить не более восьми унций[48]. Красавица жена одного богатого швейцарского банкира прогуливалась по саду Тюильри, одетая лишь в газовую вуаль, пока назойливое внимание публики не вынудило ее вернуться домой. Мадам Солнье, однако, побила рекорд, появившись обнаженной в роли Венеры на балет «Суд Парижа».

Когда «английское» платье с рукавами и высоким воротом переправилось через Ла-Манш в Париж и вернулось на родину как «греческое» без рукавов и с декольте невозможной степени, это не встретило желанного приема. Когда миссис Джордан[49] появилась в нем на сцене театра Drury Lane, зрители в партере бросали носовые платки, чтобы она могла ими прикрыться, и ей пришлось удалиться и переодеться. Одна дама из Лондона заметила, что того, что в Англии считалось бы полным отсутствием одежды,